Страница 15 из 22
Самое интересное (с испанской точки зрения), как шведы определяют, что такое в контакте с матерью и что – в разлуке с матерью. Младенцев из первой группы в первые же секунды жизни, не обмывая, не закапывая им ничего в глаза и так далее, клали нагишом на голую кожу матери и оставляли там на два часа. Тех же, которых отнесли к группе разлученных, в первые секунды жизни, не купая, не взвешивая и не закапывая им капель, тоже клали нагишом на голую кожу матери. Но двадцать минут спустя их у матерей забирали, мыли, взвешивали и еще через двадцать минут возвращали обратно, для такого же контакта кожа к коже, и так оставляли часа на два. И вот эта-то разлука на двадцать минут, даже не на самые первые двадцать минут в жизни, уже влияла на то, как дети брали грудь. Что же тогда сказать о новорожденных, которые не прикасаются к матери, а порой и не видят ее по три, шесть, двенадцать или даже больше часов? Всем бы детям, родившимся в Испании, столько контакта с матерью, сколько получают «разлученные с матерью» шведские новорожденные!
Только не думайте, что контакт кожа к коже – какая-то церемония из арсенала нью-эйдж или из области натуропатии. Дело не в том, что так передаются правильные вибрации или тонкие энергии. Дело в передаче тепла в самом что ни на есть буквальном смысле слова. Множество исследований (в том числе испанских, проводившихся в мадридской больнице имени Двенадцатого октября и в таррагонской больнице имени Иоанна XXIII – первопроходцах в отношении подобных тем в нашей стране) демонстрируют, что младенец, находясь в контакте кожа к коже с матерью, сохраняет нормальную температуру или же согревается до нее, если перед этим охладился.
Мы, млекопитающие – животные теплокровные, нам необходимо поддерживать постоянную температуру тела. Чтобы бороться с холодом, мы должны сжигать больше сахара, мобилизуя свои резервы и используя больше кислорода, что заставляет наши легкие, сердце и печень работать быстрее. Для новорожденных все это гораздо сложнее, чем для взрослого, так что они рискуют пострадать от опасной для них гипотермии.
Мы, взрослые, одеваемся, чтобы не мерзнуть. Но одежда сама по себе не греет, она только изолирует. Наш организм легко производит тепло сам, а одежда не дает этому теплу улетучиться. То же пальто, под которым вы не мерзнете, помогло бы куску льда не растаять. Но проблема новорожденного именно в том, что ему сложно производить достаточно тепла, ему необходим внешний обогреватель. В утробе он, понятно, принимает температуру матери, примерно 37 °C. Если его голеньким положить на голую кожу матери, он, согласно законам физики, сохранит одну с ней температуру. Мать – лучший источник тепла, эффективный и надежный, не подверженный колебаниям температуры; она продолжит греть младенца, даже если отключат свет и газ, и в ее руках он точно не обожжется. Но если между ним и матерью находятся один или несколько слоев изолирующего материала в виде одежды, младенцу уже не достанется все необходимое ему тепло.
Christensson K, Siles C, Moreno L, Belaustequi A, De La Fuente P, Lagercrantz H et al. Temperature, metabolic adaptation and crying in healthy full-term newborns cared for skin-to-skin or in a cot. Acta Paediatr 1992; 81: 488.493.
Gómez Papí A, Baiges Nogues MT, Batiste Fernández MT, Marca Gutiérrez MM, Nieto Jurado A, Closa Monasterolo R. Método canguro en sala de partos en recién nacidos a término. An Esp Pediatr 1998; 48: 631-3.
Figueras Aloy J, García Alix A, Alomar Ribes A, Blanco Bravo D, Esqué Ruiz MT, Fernández Lorenzo JR. Recomendaciones de mínimos para la asistencia al recién nacido sano. Anal Pediatr 2001; 55: 141-5.
Путаница сосков
Всем известно, что, если ребенок привыкает к бутылочке, он может из-за этого бросить грудь. Многие матери говорят: «Грудь ему разонравилась». Самое распространенное объяснение звучит примерно так: из соски-де добывать молоко проще, так что дети ленятся и уже не хотят трудиться с грудью.
Однако это неправда. Из соски сосать не проще. Множество исследований, в том числе на недоношенных детях или на детях с серьезными пороками сердца, выявили, что частота сердечных сокращений, частота дыхательных движений и уровень кислорода в крови более стабильны при сосании груди, чем при сосании из бутылочки. Младенцы рождаются приспособленными для сосания, их мускулы и рефлексы особым образом на него настроены, в то время как сосанию из бутылочки им надо научиться.
Проблема не в том, что проще или сложнее, а в том, что процессы эти – разные. Для извлечения молока из груди (не считая тех нескольких капель, что вытекают сами) надо ритмично давить языком назад. Этим движением малыш не только высасывает молоко, но еще и удерживает грудь глубоко во рту, что помогает сосать лучше. А вот из бутылки молоко вытекает само, задача же ребенка – добиться, чтобы оно прекратило течь, пока он глотает. Для этого язык движется вперед, выталкивая соску изо рта наружу. Чтобы она не выпала совсем, у всех сосок и пустышек на конце утолщение, вроде шарика. Ниже шарика соска сужается, чтобы ребенок мог сосать ее с почти закрытым ртом; если бы он широко раскрыл его, как это необходимо для сосания груди, шарик бы не помог, соска неизбежно выскользнула бы у него изо рта.
Некоторые подросшие младенцы без малейших проблем переключаются с груди на бутылочку (или пустышку) и обратно, всякий раз двигая языком и губами именно так, как надо. В первые недели жизни, однако, многие дети сильно путаются; если им хорошо удается один вариант сосания, то с другим они упорно не могут справиться. В первые дни жизни ребенка матери зачастую рассказывают: «Грудь он просит постоянно, но пустышку ему никакими силами не впихнешь!» (отметим попутно: «постоянно» означает здесь «чаще, чем раз в три часа»), а многие другие при этом восклицают: «Грудь не берет, и не пойму, почему, соску-то сосет постоянно!» (понятно, что здесь не работает стандартное объяснение: «Грудь не хочет, потому что не высасывает из нее ничего», – ведь из пустышки никогда ничего не высосешь, а эти дети ее сосут).
Когда новорожденного впервые пытаются покормить из бутылочки (например, чтобы не будить маму посреди ночи), часто бывает так, что пить из нее он не хочет. Молоко на вкус странное, сосок тоже какой-то странный, жесткий и непривычной формы, а кроме того, когда он пробует сосать так, как сосал бы грудь, молоко вытекает так быстро, что малыш давится. Он отпускает соску, плюясь и плача. Но медсестра настаивает. Добрая скажет примерно так: «Ну-ну, ты же хорошая девочка, все хорошо, пей молочко, пей!» Если медсестра в плохом настроении, то говорить будет иначе: «Хватит уже капризничать, нечего тут!» Но в любом случае настаивать будут обе. Через несколько секунд малышка заметит, что если двигать язычком вот так – то не давишься. «Умничка! Видишь, как просто?» – скажет первая медсестра. «Ну и было бы из-за чего орать!» – скажет другая.
Несколько часов спустя, когда новорожденного возвращают маме, он думает то же, что потом будет произносить тысячи раз: «Мамочка, смотри, как я могу!» Он пытается обращаться с грудью так же, как только что научился обращаться с соской, – толкает ее языком. Как ни удивительно – и как ни грустно, – грудь при этом выскальзывает изо рта. Ведь на кончике материнского соска нет шарика, все груди мира к концу сужаются.
«Он не хочет брать грудь и плачет», – говорит растерянная мать. Она устала от родов, в ней бушует гормональная буря, у нее, может быть, бэби-блюз (это легче, чем настоящая послеродовая депрессия, но встречается куда чаще). На самом деле она имеет в виду вот что: «Он меня не хочет, не берет грудь и плачет». Чувствовать, что родной ребенок тебя отверг, – что может быть хуже? «Не переживай, потом возьмет», – отвечает добрая медсестра. «Ну конечно, молока-то нет у тебя», – отвечает медсестра ворчливая. В любом случае ребенка уносят и снова дают ему бутылочку. Все, это начало конца.