Страница 5 из 9
А теперь предлагаю объединить полученные данные, добавить к ним известную на настоящий момент антропометрическую информацию и представить себе самую обаятельную и привлекательную из майя образца года эдак 300-го нашей эры. Невысокая – не более 140 см. Темнокожая, с длинными иссиня-чёрными волосами; если из богатой семьи – то со сложносочинённой причёской и украшениями в ней. Татуированная, с огромными серьгами в ушах, носу и губах. Слегка косоглазая. Лицо выкрашено красным. На нём выступает здоровенный нос. Лоб скошен назад. По нашим представлениям – страх и ужас. Для древних майя – идеальная красавица.
Таких примеров можно привести ещё добрую дюжину. Вытягивание шеи с помощью металлических колец у женщин племени падаунг в Юго-Восточной Азии и племени ама-ндебеле в Южной Африке (традиция жива до сих пор у обоих народностей). Татуировка на подбородке у маори в Новой Зеландии. Шрамирование тела в Австралии – процедура не изменилась за последние несколько тысяч лет. Косы из коровьего навоза у племени мвила (Африка). Тарелка в нижней губе как предельный признак красоты в африканском племени мурси. Многое из этого появлялось как ответ на случайное событие из внешнего мира, но, как уверены учёные, благодаря патриархату закреплялось в традиции и часто оставалось на многие века вопреки естественной природе женщины.
Глава 2. Научный подход к красоте
Сейчас появляется много исследований на тему, почему именно европейская цивилизация в XVI–XVII веках сумела извлечь максимальную выгоду из научных открытий и на долгие 500 лет встала во главе всепланетного научно-технического прогресса. Очевидно, что дело в специфическом устройстве общества, которое сложилось на западе Европейского материка к тому времени. Но вот как это получилось? Одни историки полагают – дело в географии и климате: высокая для того времени плотность населения вкупе с условно благоприятными погодными условиями помогли развиться изобретательности и конкуренции, не только деловой, но и научной. Другие ищут ответа в генетике – здесь, как говорили в старину, «темна вода во облацех». Потому что, с одной стороны, отдельных генов, отвечающих за особую креативность европейцев, найти до сих пор так и не удалось, а с другой – судите сами. Цивилизации Западной Европы и Китая находятся примерно на одной широте, плотность населения была в своё время сравнимой. По климату Поднебесная может старушке Европе и фору дать, как и по изобретениям: порох, печатный станок, бумага и компас – китайские разработки. Но промышленная и научная революции произошли всё равно в Европе, и уже к XIX веку Китай ничего не смог противопоставить завоевателям из европейских государств с их новейшей военной техникой.
Лидерство в науке и технологиях позволило Европе и примкнувшей Северной Америке диктовать новые тенденции и в женской красоте. Её понимание при этом всё дальше уходило от традиционных ценностей, хотя начинали европейцы и американцы оттуда же, откуда и все остальные: из глубокого патриархата с его палеолитическими предпочтениями. До деформации черепов, по счастью, дело не дошло, но свои процедуры, травмирующие женщин во имя идеала красоты, за время развития общества случились.
Самая известная – утягивающий корсет, главное средство достичь фигуры «песочные часы», с большой грудью и бёдрами, но тонкой талией, с окружностью не более 40 см (рекордом считается талия в 33 см). Впервые эти устройства появились в XV веке и больше напоминали орудия пыток. Их делали из кожи, вшивали туда деревянные или металлические пластины, степень сжатия регулировали с помощью шнуровки. В корсете делали отверстия, чтобы дать воздуху доступ к телу под ним – но их края болезненно врезались в кожу. С появлением моделей из китового уса (вторая половина XVII века) эту проблему удалось решить, но осталась другая – главная: использование корсета, особенно с юного возраста, деформировало грудную клетку, смещало внутренние органы, нарушало кровообращение и пищеварительный цикл. Падение дам в обморок из-за слишком тугого корсета было абсолютно привычным явлением, на которое было не принято обращать лишнего внимания. По мнению большинства современных медиков, 4 из 5 женщин, которые пользовались корсетами, испытывали серьёзные проблемы со здоровьем – и чаще умирали молодыми.
Немногим лучше идея, поселившаяся в Испании в XVI веке. Там мужчины высшего света, диктовавшие всеобщую моду, невзлюбили женскую грудь любого размера, кроме самого незаметного. Чтобы добиться плоской фигуры, девочкам с раннего детства надевали специальные свинцовые пластины. Грудь совсем не развивалась, получался модный силуэт, но, скажем, выкормить ребёнка уже было невозможно. Самое обидное – эти муки продолжались добрую сотню лет, а потом в моду по всей Европе вернулась пышная грудь, и получилось, что все страдания испанских женщин были напрасны.
Там мужчины высшего света, диктовавшие всеобщую моду, невзлюбили женскую грудь любого размера, кроме самого незаметного.
Но, следует признать, подобных эксцессов было относительно немного. А вот идеал женской красоты, основанный на палеолитических предпочтениях, в Европе был очень популярен до совсем недавнего времени. Он периодически впадал в немилость в течение Средневековья, когда церковь принималась особенно рьяно бороться за умерщвление плоти, и мог оставаться на подпольном положении двести лет кряду, однако затем обязательно объявлялся почти в неизменном виде. Посмотрите, как триумфально он вернулся в итальянское Возрождение после суровых Средних веков: большая грудь, круглый живот и полные бёдра богатых флорентиек и венецианок не просто подчёркивали их фертильность, но и отражали высокий статус мужа, который смог себе позволить так раскормить супругу. Да и в эру корсетов, если задуматься, принято было утягивать талию, а не грудь, и к общей пухлости женской фигуры относились с большим одобрением.
Чехарда с похудением и обратным набором веса продолжалась больше 30 лет после Второй мировой войны и была крепко завязана на бурные изменения, происходившие с западной цивилизацией и всем миром в то время.
Бурный XX век поначалу вроде бы преуспел в низложении древнего идеала. Перемен в западном обществе хватало с избытком, и к «ревущим» 1920-м они сформировали доселе невиданный женский образ. Плоская грудь, мальчишеская фигура и короткая причёска – что может быть дальше от палеолитических округлостей и неизбывных длинных волос, в которых, как считалось, вся женская красота? Поверьте, многим в тот момент казалось, что привычный идеал поруган, разрушен и ушёл навсегда. Но уже десять лет спустя от наследия 20-х остаётся только намёк: бёдра чуть у́же привычного, относительно небольшая грудь. А бал снова правят женственные очертания и многочисленные способы их подчеркнуть с помощью одежды и косметики. Чехарда с похудением и обратным набором веса продолжалась больше 30 лет после Второй мировой войны и была крепко завязана на бурные изменения, происходившие с западной цивилизацией и всем миром в то время. На объём груди и бёдер, степень бледности или загара, яркость и обилие косметики в сильнейшей степени влияли текущие общественные отношения. Именно под их натиском менялась мода. Но постепенно в процесс всё сильнее стала вмешиваться наука.
Я не устаю при каждом удобном случае напоминать, что благодаря усилиям учёных мы живём значительно лучше и дольше, чем в совсем недавнем прошлом – какие-то 150–200 лет назад, – что с исторической точки зрения пустяк. Если говорить конкретно о женщинах, то вот вам хрестоматийный пример. Практически до самого конца XIX века одной из самых больших опасностей для женщины было таинственное заболевание под названием «родильная горячка»: почти 30 % всех женщин страдали от неё, половина умирала. Первым человеком, который вычислил причину, стал гениальный венгерский акушер Игнац Земмельвейс. Он обратил внимание, что его коллеги-врачи часто отправляются принимать роды из секционного зала, где до этого занимались вскрытием трупов, и никогда не моют руки – только наскоро вытирают полотенцем. Надо понимать, что в 1861 году, когда Земмельвейс работал над этой проблемой, подавляющее большинство учёных полагало, будто смертельно опасные болезни наподобие холеры возникают из-за неких болезнетворных миазмов. Про наличие бактерий всем уже было хорошо известно, но связать микроорганизмы и заболевания в тот момент никто не успел. Тем не менее Земмельвейс предположил, что доктора переносят трупные бактерии на руках к роженицам, и как раз из-за этого у женщин развивается «родильная горячка» – а точнее, сепсис, заражение крови. Он ввёл в больнице обязательную процедуру: все его доктора не просто мыли руки перед входом в родильный зал, они окунали их в раствор хлорной извести, полностью обеззараживая. В итоге матери и новорожденные в больнице, где работал Земмельвейс, стали умирать в семь раз реже! К великому сожалению, эти практические результаты так сильно расходились с главенствовавшей тогда теорией, что научную работу Земмельвейса, в которой он поделился находками, другие специалисты высмеяли, а директор больницы, где работал акушер, решил, что публикация – грязный донос, и уволил доктора. Лишь через 18 лет после этого великий французский микробиолог Луи Пастер доказал связь инфекционных заболеваний и микробов, и стало понятно, зачем докторам нужно дезинфицировать руки перед приёмом родов (и вообще перед любой операцией). Зато доказательства оказались такими убедительными, что предварительное мытьё рук в специальном растворе акушерами, на котором так настаивал Земмельвейс, стало обязательным и повсеместным, а эпидемия «родильной горячки» наконец-то закончилась.