Страница 2 из 5
Неразделённая любовь
В 1985 году, в феврале, папа снял мне квартиру на Беговой, чтобы я в тишине и покое дописала свою диссертацию.
Я трудилась три месяца, но раз в три дня совершала прогулку по городу. Чаще всего по улице 25 октября (ныне Никольская). Я её любила.
И вот оказалась в ГУМе. Купила туфли, серые, кожаные, с цветком на боку, и очаровательный коричневый фетровый берет, жёсткий, и он очень мне шёл.
Затем ноги как-то сами понесли меня в парфюмерный отдел, хотя на духи в тот момент у меня денег не было. И зачем только я туда пошла? Я там увидела их.
Короче, у меня снесло крышу. Я влюбилась. Потеряла сон и аппетит. Но шестьдесят рублей было взять неоткуда. Я страдала. И стала каждые три дня прогуливаться по тем местам, чтобы приходить в ГУМ и любоваться на заветную коробочку. И так продолжалось три месяца.
Духи были недоступны. В то время «Клима» стоили сорок рублей, и это была заоблачная цена, а уж шестьдесят рублей – цена просто космическая.
Сейчас я нашла в сети фото этих духов, но в памяти у меня почему-то не одна лебёдушка, а две.
Я безнадёжно и безответно была влюблена. Эти духи казались мне верхом совершенства. Я никогда их не нюхала, но я почувствовала их энергию на расстоянии. Мне казалось, они созданы для меня.
Купить духи мне было не на что, и я смирилась со своей несчастной любовью. И через некоторое время забыла о них.
Прошло десять лет. Я была в командировке в Казани. Зашла в дорогой парфюмерный магазин. И вдруг… я увидела свою старую безответную любовь. Они – «Лебедь». «Белый». Моя мечта. Конечно, я напряглась, но духи купила.
Два месяца я тщетно пыталась полюбить эти духи. И так и сяк наносила. Вроде запах хороший, но на мне его будто нет.
Ещё через два месяца почувствовала, что духи меня раздражают, злят. Я нервничаю. Наверное, за истекшие десять лет я изменилась биологически, и то чувство притяжения, ощущения единства с этим ароматом, что я испытывала в 1985 году, утратилось. Это была моя первая версия причины любовного разочарования. А вторая версия была традиционная – духи поддельные.
Духи я подарила сестре. Она не испытывала восторга от них, но терпеливо их расходовала – чего добру-то пропадать. Я целый год принюхивалась к аромату у сестры, ждала, вдруг что-то почувствую, и пожалею о расставании со своей старой любовью. Нет, не случилось.
Сегодня я решила повторить попытку. Через двадцать два года после казанской покупки куплю ещё раз этот прекрасный флакончик с лебёдушкой. А вдруг биологический состав моего организма, сделав круг, опять вернулся в состояние 1985 года, и духи я вновь, уже счастливо, полюблю? Что ж, поживём – увидим.
«Вандербильт». Gloria Vanderbilt.
Запах родных мужчин
В 1973 году мне было четырнадцать лет.
В середине лета умер мой дед. Стояла серьёзная жара, под пятьдесят градусов. Организацией похорон занимался старший брат моей матери.
Тело дедушки находилось в самой дальней комнате. На трёх деревянных табуретах стояли носилки, тоже деревянные, и на них, завёрнутый в белую ткань, лежал дед. Всё тело было обложено глыбами льда. Они подтаивали, и вода капала на пол.
Старший брат моей матери меня всю жизнь недолюбливал. Никогда ничего мне напрямую он не говорил, но я ощущала его ненависть всей своей детской душой. Даже однажды спросила у мамы, почему он так меня не любит? Она ответила, что я тут ни при чем. Просто я очень похожа на своего папу, а брат мамы очень не любит его. Так объяснила мне мама. Я поняла.
И вот этот мой дядя проявил-таки свои чувства ко мне напрямую. Он с отвращением сунул мне в руки тряпку и ведро и сказал, чтобы я шла к покойнику и вытирала лужи под его смертным одром. И дело не в поручении данной работы, а дело в его взгляде на меня в тот момент – взгляд был брезгливый. И не по отношению к работе или ситуации. Дядя брезгливо посмотрел именно на меня.
Я понимаю, всем было некогда и кто-то должен был делать эту работу, и я её делала. Четырнадцать лет – это уже не совсем ребёнок. Но я помню ужас, который я переживала в те мгновения. Особенно когда я оставалась в комнате одна – только с покойным дедом. И помню своё концентрированное горе, видя тело так близко, когда на четвереньках ползала вокруг него. И ведь эту работу я делала не пятнадцать минут, а несколько часов – примерно с шести утра и до одиннадцати.
Почему я этот эпизод помню всю жизнь? Потому что я помню своё эмоциональное состояние в возрасте с двенадцати до четырнадцати лет. Это был тяжёлый подростковый период, полный комплексов, непрерывных слёз и душевных терзаний. Фактически я была в то время эмоционально нестабильна и не была способна по психологическому состоянию к такому стрессу, как протирание полов под покойником.
Как объяснение причин моего состояния и как иллюстрация к нему годится следующее воспоминание. За полгода до описываемого дня похорон я была в санатории «Юность» в городе Ессентуки. Санаторий этот для больных детей, и там много медицинских осмотров и процедур. При приёме в санаторий проходят медосмотр. И вот я помню, что стою в трусиках (только в них) возле медсестры, она записывает показатели – только что она меня взвесила, измерила рост и т. п. И вдруг в кабинет входят человек семь женщин средних лет в белых халатах – врачи и медсестры. И моя медсестра им говорит: «Я вас позвала специально посмотреть, какой страшный ребёнок». И кивает на меня. А ведь мне тринадцать с половиной лет, а не месяцев! Я всё понимаю. И такая толпа взрослых тётенек смотрит на меня, как на экспонат Кунсткамеры, они качают головами и причитают: «Какая страшила, ужас».
Я помню этот эпизод всю свою жизнь. И мне жаль этих упитанных сисястых тёток, так как они так и не узнали, что через четыре-пять лет эта «страшила», на которую они пришли посмотреть, стала такой красавицей, что вся их красота, когда они были невестами в восемнадцать лет, вся в совокупности вместе взятая, не смогла бы перевесить мою.
Так в чём причина ужаса врачей в санатории «Юность»? В подростковом возрасте я уже выросла до своего нынешнего роста в 176 см, но вес не набрала – в то время он был в районе сорока килограммов. Много времени я лежала в больницах, родители меня отправляли в санатории, чтобы выровнять вес быстрее. Естественно, организм не мог быстро справиться с нагрузкой. Худоба сопровождалась бледностью, измождённостью, болезненностью. Я действительно была страшной. Но мне никто, кроме мамы, никогда не говорил в лицо, что я страшная. И вдруг я выслушала такое «медицинское» коллегиальное заключение. Я приходила в себя от него все двадцать четыре дня пребывания в санатории. Конечно, такие проблемы с внешностью и здоровьем гарантировали эмоциональную нестабильность и букет подростковых комплексов.
Однако протирание полов под телом деда не изничтожило и не сломило меня. Я думаю, дело было в том, что деда я любила и люблю его до сих пор. Какой запах ассоциируется у меня с моим дедом? Это не его одеколоны «Тройной» и «Шипр». И не земляничное мыло, запасы которого в хозяйственных шкафах моего архиаккуратного деда-перфекциониста исчислялись десятками. Скорее, это запах мёда – дед был пчеловодом. Запах свежезатопленной бани – дед топил её по субботам. Аромат спелого винограда – у деда был роскошный ухоженный азиатский виноградник, который, как крыша, закрывал весь двор его дома.
Мой дед живёт в моём сердце и памяти как эталон настоящего мужчины. Хозяйственный, работящий, порядочный, красивый, умный, всегда чисто выбритый (кстати, опасной бритвой), всегда аккуратно одетый. Ездил на работу на велосипеде и одну брючину закалывал булавкой, чтобы не испачкать. И много лет после его смерти, как мы все ни старались, не смогли нарушить порядок в его хозяйственных шкафах.
А какой запах ассоциируется у меня с моим папой? Ну это не парфюм! Конечно, у моего папы, красивого мужчины с высоким положением в его социуме, была коллекция хорошего мужского парфюма. От него всегда шёл шлейф дорогих духов, смешанный с коньяком, – папа не курил и пил только хорошие напитки. В ванной никогда не стоял какой-то мужской одеколон, так как папа брился электробритвой и наносил парфюм в своей комнате. Но я не помню ни одного из них. И теперь я знаю, почему я не запомнила парфюмы своего отца. Потому что был другой аромат, который он использовал постоянно и много. Именно это вещество и есть вещество с определённым ароматом, которое прочно связано с воспоминанием о запахе моего отца. Это «Кармазин» (Karma-Sin).