Страница 8 из 16
Двумя часами спустя, после четырех исполнений «Ярче солнца» и трех «Я бросаю тебе вызов», второй песни, которую мы собирались исполнить на Дне открытых дверей, Аарон объявил, что репетиция закончена. Мы вздохнули с облегчением и побежали к первому ряду за рюкзаками, пока он не передумал.
– Слушай, Алисса, подвезешь меня? – спросила я подругу. – Папа опять работает допоздна. – Отчасти это была правда, но на самом деле мне не хотелось садиться с отцом в машину.
Она проверила время на телефоне.
– Извини, не сегодня. Мы задержались минут на двадцать, а мама меня убьет, если я не погуляю с собакой.
Я обернулась.
– Логан?
Он запихнул бутылку с водой в карман рюкзака.
– Я тоже не могу. Уже обещал подвезти Джека, а он живет на другом конце города.
– Ладно, пробегусь.
Этого мне тоже совсем не хотелось. Путь от школы до дома был невыносимо скучным. Мне куда больше нравилась моя тропа, в конце которой меня ждал мой камень.
– Извини, – кинула через плечо Алисса, направляясь к двери. – Я тебе напишу.
Я не спешила уходить, а делать мне было нечего, так что, когда мои друзья разошлись, а Аарон вернулся в будку, я поднялась на сцену отключить микрофоны.
Одним из условий Аарона, когда он соглашался на работу в школе «Завет», было новое оборудование – якобы без этого он не смог бы разработать музыкальную программу, которую просил от него мой папа. Так у нас появились покрытый бархатом звукоизоляционный экран для микрофона, рядом с которым я как раз сейчас стояла, роскошная камера на штативе профессионального уровня и, конечно, будка звукозаписи со всем ее содержимым, включая микшерный пульт на шестьдесят четыре канала и мощный компьютер, на котором Аарон обрабатывал наши аудио- и видеозаписи.
Наверняка он знал, что наша школа переживает не лучшие времена, когда согласился на эту должность – его, собственно, и позвали, чтобы вытащить нас из болота. Я смотрела на навороченный инвентарь и гадала, сколько жертв принес мой папа, чтобы нанять Аарона? Знал ли Аарон, что папа предпочел его мне?
Мои раздумья прервал бодрый голос.
– Ты же знаешь, что мне за это платят? – пошутил Аарон, поднимая шнур и оборачивая его вокруг запястья.
– Ага, прямо из сбережений на мою учебу, – проворчала я себе под нос.
– Что-что?
– Да так, ничего.
Я защелкнула замочки на футляре и отнесла его за сцену, в комнату, где хранилось оборудование. Там я положила его на полку рядом с другими микрофонами. Когда я вернулась, Аарон снимал видеокамеру со штатива.
– Слушай, у тебя есть минутка?
Я хотела подыскать уместное оправдание, но в голову ничего не приходило, и я пробормотала:
– Ну, наверное.
Он обрадовался сильнее, чем я ожидала.
– Отлично! Я надеялся, что ты согласишься. Мне очень важно узнать твое мнение по одному вопросу.
Он взял штатив в одну руку, видеокамеру – в другую и пошел к двухстворчатым дверям. Я последовала за ним. Мы повернули направо и взобрались по узкой лесенке на балкон.
Не помню, когда я в последний раз сюда поднималась, но здесь почти ничего не изменилось. Все те же восемь рядов скамей из красного дерева, точно такие же, как в алтарной части церкви, длинный стол у дальней стены, покрытый синим шелком, и медные блюда для сбора пожертвований. И тишина. На балконе всегда было тихо, его занимали только в канун Рождества и на Пасху, когда в переполненной церкви не оставалось свободных мест.
Будка звукозаписи, казалось, застыла во времени. Стены в ней покрывали черные металлические полочки, на которых пылились старые микрофоны, катушечные магнитофоны, кассеты и другое оборудование, которым не пользовались, наверное, уже несколько десятилетий.
Я подошла к звуконепроницаемому стеклу и посмотрела сверху вниз на алтарный зал, на громадный деревянный крест, висевший на стене за кафедрой.
Когда я была совсем маленькой, мама работала в офисе несколько дней в неделю. Она брала меня с собой, и по понедельникам я частенько прибегала сюда, поднималась в будку на балконе и в окошечко наблюдала за тем, как папа читает проповедь. С высоты он казался другим. Более важным и значительным.
Я вслушивалась в каждое его слово – даже тогда. Как и все остальные. Если бы он сообщил нам со сцены, что небо не синее, а фиолетовое, мы бы вышли на улицу и посмотрели на небо совершенно иными глазами. Однако за последние несколько лет многое изменилось, причем не только для меня. Из-за того, что становилось все меньше и меньше желающих поступить в «Завет», либо из-за того, что современный подход папы уже приелся, к нему стали относиться по-другому. Папа их разочаровал. Я это чувствовала. И он тоже.
– Вот. – Аарон похлопал по табурету рядом с ним. – Присаживайся. Хочу тебе кое-что показать.
Он повернул ко мне монитор, и я увидела знакомый сайт «Рассвета Воскресения». Аарон разработал для него новый дизайн, сразу, как поступил сюда на работу. Теперь там было много картинок, мало текста, и он больше походил на сайт инди-рок-группы[4], чем христианского хора а капелла. Наши новые видео с Ютуба и черно-белые фотографии с прошедших выступлений обрамляли стильные рамки. Еще он добавил ссылки на скачивание наших песен.
– Я работал над рекламными видео.
Он щелкнул мышкой, и изображение заполнило экран. Алтарная часть церкви была наводнена детьми, которые держались за руки, поднимая их к небу. Я раньше не видела этой фотографии, но она наверняка была старой: у нас давно не собиралось столько народа. Субтитр гласил: «Не скроем от детей их, возвещая роду грядущему славу Господа, и силу Его, и чудеса Его, которые Он сотворил (Псалом 77, стих 4)».
– Здесь я вдохновлялся прошлыми рекламами «Завета», – объяснил Аарон. – Это видео должно привлечь детей из типичных христианских семей Оринджа, которые ищут хорошую старшую школу при церкви и с программой подготовки к колледжу.
Потом он открыл другое окошко, и на экране появился знакомый черно-белый снимок нашего хора. Логан безучастно глядел в камеру, Алисса улыбалась чему-то, что осталось за кадром, а мы с Джеком смотрели друг на друга. Нам устроили профессиональную фотосъемку после победы на соревновании «Северные огни» на моем первом году старшей школы. Как по мне, на этом снимке мы походили на слащавую музыкальную группу начала восьмидесятых, но он почему-то всем очень нравился. В отличие от первой рекламы эта выглядела более молодежной и менее религиозной. Ее сопровождал короткий субтитр: «Найди свой голос. Спой свою песню». Никаких крестов там и в помине не было.
– Эта нацелена на ребят, которых интересует творчество, – сказал Аарон и щелкнул мышкой, включая видео. – Я всю ночь над ней работал, так что если тебе не понравится – подсласти пилюлю, хорошо?
Он улыбнулся.
Я не хотела улыбаться в ответ, но не сдержалась. Все-таки смотреть на него исподлобья и отводить глаза куда проще, когда он дирижирует нашему хору, а в личной беседе, когда сидишь с человеком лицом к лицу, гораздо сложнее отвечать ему односложно и испепелять его взглядом.
– Шутка. Мне правда важно узнать, что ты думаешь.
Видео началось с общего взгляда на кампус. Кадры медленно сменяли друг друга. Затем показали дружные компании ребят в классных комнатах, в столовой и библиотеке. Звучал не папин голос, а Аарона, и он описывал школу не как рай у холма, где в кронах деревьев слышится шепот Божий, а как чудесное место для тихих раздумий и поисков себя.
Во второй части уделялось внимание тому, что мы раньше никогда не освещали: выступление «Рассвета Воскресения» на соревнованиях, полный зал на рождественском мюзикле. Фотографии нас четверых: как мы репетируем, как дурачимся в автобусе по дороге на конкурс, как учим детей петь во время летней миссионерской поездки. Голос Аарона затих, его сменили самые известные песни нашего хора. Потом он рассказал про танцевальный и драматический кружки, а в конце на экране появились дата и время Дня открытых дверей большими буквами.
4
Инди-рок (англ. Indie rock) – жанр рок-музыки, существующий преимущественно в независимом информационно-коммерческом пространстве. Прим. ред.