Экспедиция

А тогда — с чего?

Биолог спел старинную шуточную песню «Девочка Надя»:

«Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада!

А девочка Рая упала с сарая. Куда ж тебя чёрт понёс, моя дорогая!»

Подтекст поняли все, кроме Мишеньки. «Раю, упавшую с сарая», он не принял на свой счёт, хотя куплет недвусмысленно намекал на его падение в люк.

Переждав шквал аплодисментов, Юозас продолжил, находчиво заменив слова, и шутливая песенка, написанная в начале третьего тысячелетия, теперь звучала в унисон с четвёртым:

«Раньше пили рюмками, а теперь бокалами, раньше были штурманы мальчики, а теперь нахалы.

Были лазертаги, а теперь катушки, были шарабаны, а теперь «Сайпаны».

Биологу долго аплодировали, ещё дольше смеялись. Мишенька смеялся вместе со всеми, а «Fuji Y» неутомимо работала, стараясь, чтобы в кадр попали все. «Мальчики-нахалы» не обижались и даже, кажется, гордились новым статусом. Боевые операторы улыбались и с того дня называли ката-ускорители катушками. Кэли и Леона в такт хлопали в ладоши. Под шумок Юозас наклонился и, отодвинув рыжий локон, который ему мешал, торопливо зашептал в Надино ухо:

— Надя, только ничего не говори. Молчи и слушай. Остальные не поймут, они не физики. А ты поймёшь и мы вместе решим, что делать. А тогда уже расскажем всем. Завтра едешь со мной. Встречаемся в половине шестого у вездехода, возьми карты и фонарик.

На следующее утро она ждала Юозаса у вездехода с атласом звездных карт под мышкой. Ещё она взяла с собой оставшиеся после вчерашнего пира конфеты. Юозас наверняка проголодается, они ведь даже не позавтракали, удрали от всех, вдвоём, такая романтика.

Наде нравился Юозас, она старалась чаще попадаться ему на глаза, и даже предприняла дерзкую попытку сыграть с ним в шахматы. Дерзкую потому, что играла на уровне дилетанта, а Юозас был гроссмейстером. Через три минуты он поставил ей мат и отказался от второй партии, сославшись на усталость.

С того дня Надя в кают-гостиной не появлялась. Юозасу она неинтересна, не стал даже учить её играть в шахматы. Надя попросила, а он притворился, что не слышит. Надя попробовала подружиться с поварихами, но Леоне и Кэли, похоже, хватало общества друг друга. Катеринка крутилась на тренажёрах, по выражению Берни, до потери пульса, а потом уходила в оранжерею, где общалась с тыквами и баклажанами. Надя пробовала ей помогать, но работать могла только молча: экваториальная жара шести ультрафиолетовых «солнц» и тропическая влажность дождевальных установок не давали дышать.

Катеринка на жару не жаловалась, хотя бандана на её голове потемнела от пота, и видно было, что ей тяжело. Странная она. Надя обрадовалась бы любой Катеринкиной реакции, даже насмешке, когда Надя, поминутно вытирая со лба пот, ползала на четвереньках между грядками, и пыхтела, и охала, и жадно глотала из фляжки воду, которая тут же выступала на лице солёным потом.

Пусть бы Катеринка её пожалела и сказала: «Иди уже, помощница». Или засмеялась и сказала: «Ты так страшно пыхтишь, вон даже огурцы от страха пупырышками покрылись». Но Катеринка ничего не говорила, не улыбалась, не пожимала плечами. Она вообще на неё не реагировала. Молча возилась на грядках, набирая огурцы в подол фартука, вот дурочка, есть же корзина…

Кэли и Леона, которые проводили в оранжерее «свободное» время, тоже не удостаивали Надю разговорами. Она спросила однажды, как они выдерживают — полдня на кухне, полдня в оранжерее, с утра до вечера. Кэли улыбнулась резиновой улыбкой. Леона промолчала.

Ну и пусть. Если Катеринке нравится общаться с овощами и ублажать баклажаны, то можно поздравить её с выбором друзей. Кэли и Леона выбрали друг дружку. Юозас выбрал шахматы. Только её, Надю, не выбрал никто.

Закрывшись в своей каюте, Надя глотала слёзы обиды и рассчитывала гравитацию планеты TrES-2A. По расчётам выходило, что она тяжелее земной раза в два. Так может, не зря эта овощеводка Ветинская карячится на тренажёрах наравне со штурманами? Надя вздыхала и в очередной раз давала себе слово заниматься положенные два часа. И в очередной раз покидала спортивный отсек через час, под насмешливым взглядом Катеринки.

***

…Интересно, на сколько процентов расчёт совпадёт с реальностью? Белый карлик Процион бэта находится на расстоянии 4.6" от Проциона альфы и обращается вокруг него с периодом 40,65 лет, орбита представляет собой сильно вытянутый эллипс. Всё зависит от того, когда они прилетят. По расчётам астрофизика выходило, что они попадут в апогей, когда этот кусок раскалённого до пятидесяти тысяч градусов Кельвина горячего железа с его чудовищным тяготением будет максимально близко от TrES-2A, а значит…

Она будет первым астрофизиком на Земле, наблюдавшим белый карлик с такого близкого расстояния. Воочию! Надя вдруг поняла, что Процион бэта интересует её гораздо меньше Юозаса, которого капитан закрыл на месяц под домашний арест. Как он там? Не справившись с собой, астрофизик вышла из каюты и через минуту уже барабанила в дверь биолога.

— Кого там в гости черти носят? — раздалось из-за двери, и Надя хрюкнула от смеха. Как он догадался, что это она? Откуда знает русский?

У биолога получилось так забавно исковеркать русское устойчивое выражение, что оно не устояло и улеглось на бок, как галактика Андромеды (прим.: галактика Андромеды удалена от Млечного Пути на 2,5 миллиона световых лет. Плохо поддается наблюдению, так как повернута к Земле ребром. Есть основания полагать, что гравитационные силы Туманности Андромеды примерно через 5 миллиардов лет притянут к себе и поглотят галактику Млечный Путь)

— Это я. Открывай скорей, пока никто не видит!

— Я бывают разные, — отозвался биолог голосом Кролика из «Приключений Винни-пуха», но дверь всё-таки открыл. Надя и думать не могла, что он так обрадуется, и угостит её сахаром, и будет учить шахматным дебютам и восхищаться её сообразительностью.

— А сахар у тебя откуда? На кухне стащил?

— Нет, — с жаром возразил биолог, точно его обвинили в краже вакуум-зонатора из оружейного отсека. — Сахар мой, личный. Я его хомякам взял, они любят. Ну и… я тоже люблю.

— И я люблю.

— Правда?! — биолог обрадовался, словно ему подарили этот самый вакуум-зонатор. Надя мечтала о зонаторе, хотела проверить, затянет ли он «кусок» атмосферы. Если поставить максимальную мощность, можно получить атмосферную сгущёнку, как астрофизики называли сжиженный газ, из которого состояли газовые туманности. Может, попросить у Бэргена? Потому что Риото точно не даст.

Вчетвером (считая хомяков) они хрустели сахаром, и Наде, впервые за три прошедших месяца, было не одиноко. Она согласна остаться на TrES-2A навсегда, вместе с Юозасом. Надежда Киндзюлис… это красиво.

— Киндзюлене, — поправил её биолог, и Надя с ужасом поняла, что говорит вслух.

Вдвоём

Надя представила, как будет кормить литовца шоколадными конфетами. Он сказал «ты едешь со мной». Он сказал «мы вместе решим». Он выбрал её, и это лучший подарок на день рождения за всю Надину двадцатипятилетнюю жизнь.

На пустошь они уехали до рассвета.

Он столько рассказывал ей — о Гинтарисе, о звёздной собаке, которая ластилась и играла, и даже лизнула Юозаса в нос шершавым языком. Колючим немножко, но можно привыкнуть. Разряд очень слабый, рассказывал биолог. Надя думала о том, что разряд слабый, когда «собачка» настроена благодушно. Если она рассердится, то может ударить по-настоящему. Юозас определённо идиот. Попёрся один на чужой звездолёт, без защиты, без Бэргена, и сидит там, беседуя с… с кем? Юозас называл ЭТО собакой. Он даже имя ему дал, Гинтарис, Янтарик. Кому рассказать, не поверят: сидят два дурака из разных галактик и разговоры разговаривают. Откуда он знает, что это кобель? Мальчик. А может, это девочка?

Собираясь, Надя напевала песню из репертуара её любимого Максима Леонидова: «Где-то далеко летят поезда, самолёты сбиваются с пути, если он уйдёт, это навсегда, так что просто не дай ему уйти».