Страница 54 из 66
Он хмурится.
— Я не хочу говорить о твоей матери.
— Думаю, ты прозрачный, Дэймон, — продолжаю я. — Я вижу тебя насквозь. Мне известно, что ты задумал.
Тогда он улыбается. Этой ухмылкой, от которой приподнимается уголок его красивого, чувственного рта.
— О, в самом деле? — говорит он. — Просвети же меня.
Какое-то время я жду, глядя на то, как он возится с маленькой щеточкой и чистым маслом.
— Мне кажется, ты пытаешься повесить на Лео исчезновение Дженнифер.
Его лицо принимает отсутствующее выражение.
— Ты обещал мне, что, если я буду держаться от него подальше, ты оставишь его в покое. И, тем не менее, в деле об ее исчезновении он ваш единственный подозреваемый.
Дэймон стискивает челюсти; он с такой силой сжимает в руке маленькую щеточку, что вот-вот сломает ее напополам.
— А ты держишься от него подальше? — спрашивает он.
Когда я вру, то всегда смотрю в пол. Мама постоянно говорила, что ложь приведет меня прямиком в ад. Наверное, поэтому, когда я вру, у меня сами собой опускаются глаза.
— Да, — отвечаю я, ни на секунду не отводя от него взгляд.
Безупречная ложь.
— Да, я держусь от него подальше. И тебе советую. Найди себе какого-нибудь другого виновного в исчезновении Дженнифер.
Какое-то время он молчит, неотрывно глядя на пистолет; язык его тела кричит о том, что он взбешен. Одно неверное слово — и он сорвется.
— Дэймон, — напираю я. — Обещай мне, что оставишь его в покое.
Он делает вид, будто меня здесь нет.
Мысленно, я точу свой нож. Я смотрю на вену у него на шее, на яремную вену, и представляю, как рассекаю ее насквозь, словно хирург смерти.
— Дэниел.
Дэймон бросает пистолет, словно он из огня. Если бы в этой пушке были патроны, то она, скорее всего, выстрелила бы и попала в столешницу. Вот оно. Я полоснула его, и теперь буду смотреть, как он истекает кровью.
И должна сказать, что ждала от него более бурной реакции. Чего-то неизгладимого, чего-то неистового. Ждала, что он повалит меня на пол, может, запихнёт мне в рот кусок мыла, которым я буду давиться до тех пор, пока не пообещаю никогда больше не произносить его настоящего имени. Но он этого не делает.
Он вообще ничего не делает.
Я снова произношу его имя. Его настоящее имя, данное ему его матерью.
— Дэниел?
Я смотрю на его руки, они дрожат. Дэймон Кинг — Дэниел Коллинз — не шевелится.
Я хватаю его за руки и, потянув на себя, возвращаю в реальность. И хотя нас разделяет стол, я опираюсь коленями на стул и, перегнувшись через столешницу, почти касаюсь его лица своим.
Мы замираем так на долгий миг, его голубые глаза напротив моих зеленых, и я представляю себе ужасы его детства, события, породившие это чудовище.
Я шепчу свою тайну, его тайну, несколько еле слышных слов, которые разносят всё на куски.
— Я знаю, кто ты. И знаю, что ты сделал.
Я отталкиваюсь от столешницы, встаю со стула и выметаюсь прочь из кухни, пока наружу не вырвалась его склонность к насилию. Я поднимаюсь на чердак, тяжелая щеколда уже сорвана. Это заняло у меня каких-то пять минут, ещё когда Дэймон принимал душ. Я развернула все пакеты из-под молока фотографией вперёд и оставила на чердаке ноутбук, это часть моего плана.
— А ну вернись! — кричит Дэймон, взбегая вверх по лестнице.
А вот и он. Маленький мальчик, которого я мельком видела на кухне, бесследно исчез, и на его место вернулся переполненный тьмой и яростью мужчина.
Я запускаю на своем компьютере поиск видео и, нажав на значок воспроизведения, врубаю громкость на полную мощность. Я ставлю ноутбук на закрытый сосновый ящик, в котором когда-то лежала Дженнифер, и комнату наполняет голос матери Дэймона. Его настоящей матери, той, которая его родила, растила и водила в школу. Той, которая ухаживала за пустой могилой с его именем, той, которая тридцать лет ждала его возвращения, а потом, когда он так и не нашелся, умерла от горя.
Из-за угла появляется Дэймон и, ворвавшись на чердак, бросается на меня, но тут видит повернутые к нему пакеты из-под молока и лицо на видео.
«Дэниел был таким любящим мальчиком», — говорит его мать, и отчётливо различимые в ее голосе нотки отчаянья разносятся по тому же самому чердаку, на котором короткое мгновение жил и умер ребенок самого Дэймона.
Я не могу смотреть на говорящую о своем пропавшем сыне Адель Коллинз и потому устремляю свой взгляд на бурое пятно, оставшееся на полу рядом с теперь уже пустым ящиком, в котором истекла кровью Дженнифер.
— Что это такое?
Он в ужасе, к его глазам подступают слезы.
— Это твоя мать, — говорю я. — Разве ты её не помнишь, Дэймон? Дэниел?
— Прекрати это.
Я делаю еще громче.
«Дэниел был таким красивым мальчиком. У него были такие голубые глаза».
Дэймон хватает ноутбук и со всей силы швыряет его на пол. Тот разлетается на миллион крошечных кусочков, и вместо измученного голоса матери Дэймона на чердаке воцаряется гнетущее молчание, не сулящее ничего хорошего.
Я думаю о Лео. О том, как тем, что я сейчас делаю, защищаю его от всего того зла, что приготовил для него Дэймон. Для нас обоих.
— Я выбью из тебя дурь, — прожигая меня глазами, произносит Дэймон.
Я киваю.
— Да, — смиренно говорю я. — Я знала, что ты это скажешь.
По лицу Дэймона пробегает странное выражение. Он делает шаг в сторону и, чтобы удержать равновесие, хватается за сосновый ящик. И оступается.
— Что с тобой? — спрашиваю я его. — Язык проглотил?
Он выпрямляется.
— Ничего. Я в порядке.
Его лоб поблёскивает от пота.
— Не похоже, что ты в порядке, — говорю я. — Похоже, что ты вот-вот потеряешь сознание.
Он снова оступается, и в его глазах вспыхивает догадка.
— Ты… тварь, — выдавливает из себя он, затем падает на колени. — Какого хрена ты мне подсыпала?
Он в исступлении шарит у себя за спиной, видимо, ищет у себя на поясе пистолет, но его там уже нет. Он у меня в руке.
Я вижу, как он, пошатываясь, стоит передо мной на четвереньках, и начинаю смеяться.
— Просто немного лекарства, которым ты пичкал меня все эти годы, папочка.
Он, словно пьяный, бросается на меня, но я делаю шаг назад и уворачиваюсь от его неуклюжей хватки.
— Ты, — шипит Дэймон.
Я чертовски горда собой. Он хватает меня за лодыжку и дергает. Чёрта с два.
— Осторожно, — говорю я, пнув его по лицу своим ботинком «Доктор Мартинс».
Он падает, и у него из носа хлещет кровь.
— Хочешь, чтобы я упала и поранилась? А что, если я умру? У тебя ведь нет желания закапывать еще одну Дженнифер, не так ли, ублюдок?
— Кэсси...
— Шшшш, — шепчу я.
Я представляю, как мои слова кружат в его затуманенном сознании, а перед глазами исчезает последнее пятно света, но Дэймон большой мальчик, и он не свалится от какой-то горстки измельченного Перкоцета. Он опирается на одну руку и снова подползает ко мне на расстояние, достаточное, чтобы меня схватить. Он быстрый, но я быстрее. Я поднимаю зажатый в руке пистолет и бью Дэймона прикладом по лицу, от чего он валится на пол безвольной массой. Не дожидаясь, пока он опомнится, я хватаю его полицейские наручники и, заведя руки ему за спину, наглухо застегиваю железные браслеты у него на запястьях.
Перевернув его на спину, я вижу, что он все еще в сознании, но вот-вот вырубится. Его лицо забрызгано липкой и тёплой кровью, у него закатываются глаза, но он изо всех сил пытается сфокусировать на мне свой взгляд. Я сижу у него на груди, в одной руке у меня пистолет, в другой — недопитая чашка кофе. Вдавив ему в щеку пистолет, я заставляю Дэймона открыть рот, и прислоняю к его губам чашку с оставшимся кофе. Он мотает головой из стороны в сторону, но я быстрее, и к тому же не под кайфом. Ударив его ладонью по рту, я наклоняюсь к нему так близко, что наши носы практически соприкасаются.
— Глотай, сука, — шепчу я.
Он давится и захлёбывается, но всё же проглатывает остатки моего кофейного коктейля. Интересно, достаточно ли снотворного я ему дала, чтобы его усыпить. Может быть, это его убьет. Если мне снова понадобится его уложить, то в комнате моей матери у меня ещё припрятаны пять шприцев с морфином.