Пугливая (ЛП)

Желание и дистанцирование засели во мне словно разно полярные магниты, это заставляет меня вздрагивать от ощущения ее пальцев на моей коже, от ее дыхания у меня на губах, от стальной решимости в ее затуманенных глазах.

Она делает рывок и обрушивается на мои губы. Чувствуя где-то внутри острый укол боли, я жадно целую ее в ответ. Изо всех сил стараясь сорвать друг с друга разделяющую нас ткань, мы скользим руками ниже, к пряжке ремня и пуговицам рубашки. Это так хорошо, что даже больно. Мне хочется вырвать из груди свое гребаное сердце и отдать ей, чтобы прогнать боль.

Я сдёргиваю с нее шарф и швыряю куда-то в другой конец комнаты; в это время она расстегивает на себе джинсы и, уже голая ниже пояса, отпихивает их ногой. Схватив Кэсси за задницу, я притягиваю ее к себе и падаю на кровать. Оседлав мои бедра, Кэсси срывает с меня рубашку, ее лицо оказывается всего в паре сантиметрах от моего. А затем она целует меня так сильно, что у меня из легких исчезает весь воздух, и мне кажется, что я горю. Мой член упирается в её плоть, и она такая влажная, что достаточно мне дернуться, и я, наверное, спокойно в нее проскользну. Я целую ее груди, всасываю в рот сосок и покусываю его до тех пор, пока она не начинает стонать. Я поднимаюсь губами к ее шее…и вот тогда я замечаю у нее синяки.

— Кэсси, — произношу я.

Я слышу, каким резким от тревоги кажется мой голос. От верхней части ее шеи до самой груди проступают темно-синие пятна. Я прикладываю к ним ладонь, и следы точно совпадают с пальцами. Кто-то сделал это с ней голыми руками.

— Кто это сделал? — спрашиваю я, хотя уже знаю, кто.

Знаю, потому что сам их видел. Я видел их в ночь после похорон. Некоторые девушки любят грубый секс, но это нечто большее. Это просто ужасно.

— Это ерунда, — выдыхает Кэсси и, рывком приподняв к себе мое лицо, снова меня целует.

Затем берет в руку мой член и направляет его в себя. Она такая тесная... такая горячая... это почти нестерпимо. Внутри нее я сгораю заживо.

Если бы я мог выбирать себе смерть, она была бы именно такой.

Кэсси двигает бедрами вверх-вниз, трение чертовски сильное. Электризующее.

Мне приходится концентрироваться из последних сил, чтобы тут же в нее не разрядиться. Но на самом краю моего сознания по-прежнему маячат эти синяки. В смысле, черт. Они прямо передо мной. Она скачет на моем члене, прижимается ко мне своими горячими грудями, и я практически задыхаюсь; от ее тихих стонов мне еще трудней сдерживаться.

— Я видел тебя с ним, — бормочу я.

Она не останавливается. Я и представить себе не мог, что буду говорить с Кэсси о подобном, находясь внутри нее. Боже.

— Что ты имеешь в виду? — задыхаясь, спрашивает она.

— Я видел тебя с Дэймоном, — тяжело выдыхаю я. — В окне. Ты с ним трахалась.

— Это не то, что ты думаешь.

Я глубоко в ней по самые яйца, и тут она на короткий миг замирает.

Мне следовало заткнуться. Я должен был сообразить.

— Почему ты с ним? Что с тобой случилось?

— Тебя не было восемь лет, — со злостью говорит она. — А потом ты вернулся.

Её гнев стихает.

— И я так старалась стать той девушкой, которую ты оставил.

— Он твой…

И тут Кэсси ни с того ни с сего бьет меня кулаком в челюсть, да так быстро, что я даже не замечаю движения ее руки, только чувствую, как взвыла моя щека.

— Заткнись, — шипит она, приподнимаясь на бедрах и снова опускаясь на мой член. —Заткнись и трахни меня!

Я потрясён, щека гудит, но ее жестокость только еще больше меня распаляет. Только взгляните на нее. Она просто животное. Мы оба животные. И я решаю, что мне все равно, что она делала в окне, только не сейчас. Я выкидываю из головы все мысли о Кэсси и Дэймоне. Я подумаю об этом после того, как мы здесь закончим.

Некоторым девушкам нравится грубость. Кэсси, от которой я уехал много лет назад, не любила грубость. Она любила цветы, милые глупости и нежные, чувственные занятия любовью. Кэсси, к которой я вернулся, ничего этого не нужно, по крайней мере, не сейчас. Кэсси, к которой я вернулся, требуется нечто гораздо более темное.

— Я близко, — еле слышно бормочу я.

Я приподнимаю Кэсси, пытаясь из нее выйти, пока не стало слишком поздно, поскольку не надел презерватив, и это будет правильно. Но она крепко сжимает бедра и продолжает всё сильнее на мне раскачиваться.

— Я хочу, чтобы ты в меня кончил, — выдыхает она, и я так чертовски возбужден, что впиваюсь ногтями ей в плечи и разряжаюсь прямо в нее.

 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Кэсси

Когда я просыпаюсь, на улице уже кромешная тьма. Я пребываю на блаженном неведении, которое сопровождается короткими пробуждениями; а затем реальность врезается в меня, словно кувалда.

Дэймон.

Дом.

Черт!

Я поднимаюсь на колени у Лео на кровати и натыкаюсь на него, пытаясь отыскать свою одежду. Господи боже, я вообще ничего не вижу. Я даже не знаю, где здесь свет.

Когда я шарю руками по кровати, просыпается Лео. Я на ощупь нахожу свой лифчик, футболку, шарф и как можно скорее натягиваю все это на себя.

— Что случилось? — хриплым ото сна голосом спрашивает Лео.

— Я не могу найти свои джинсы, — бормочу я и, соскользнув с кровати, начинаю рыскать по полу.

Лео садится, включает фонарик и дает его мне. Я беру фонарик и на какой-то момент возвращаюсь в то утро, когда Лео обнаружил в колодце Карен Брейнард.

— Спасибо, — схватив, наконец, джинсы говорю я.

Мне никак не удается отыскать свои трусики. Думаю, Лео может оставить их себе в качестве памятного сувенира.

— Ты уходишь? — спрашивает Лео, когда я отдаю ему фонарик.

— Да.

Он не слышит, как мое сердце вот-вот взорвется от страха.

— Сколько сейчас времени?

Он шарит в кровати, видимо, ищет свой телефон. Спустя мгновение, он отвечает:

— Шесть двадцать три.

«Блядь»

— Утра?

— Вечера.

— О, слава Богу.

Мы проспали всего пару часов. По графику сегодня я должна была работать в две смены — обычно я заканчиваю не раньше шести тридцати. У меня есть семь минут, чтобы добраться до дома, прежде чем Дэймон придёт за мной в закусочную и поймёт, что меня там нет.

Радуясь, что мои глаза привыкли к темноте, я хватаю свою сумку, нагруженную украденными из Лоун Пайн безделушками.

— Кэсси, — произносит Лео, но я не оборачиваюсь.

— Мне надо идти, — быстро говорю я и, нащупав дверь, открываю ее.

Я задыхаюсь от хлынувшего на меня потока холодного воздуха. Я закрываю дверь и резво шагаю к дороге и далее, к своему дому. Видимость вокруг не ужасная, но и не абсолютная. Мне кажется, что подъездная дорожка все еще пуста, но в этой темноте невозможно сказать наверняка. Я вспоминаю о том, как Дэймон несколько раз мимоходом наводил на жилище Лео перекрестье своего оптического прицела, и внутренне съеживаюсь, представив, как он стреляет в меня, пока я пробираюсь к дому.

— Кэсси! — раздается позади меня голос Лео, на этот раз более настойчивый. — Подожди!

Резко остановившись, я поворачиваюсь на звук его голоса.

«Боже мой, Лео, из-за тебя меня убьют».

Я бросаюсь бежать от Лео. Не думаю, что он последует за мной до самого дома. Не думаю, что он настолько глуп. У меня с плеча падает сумка, тяжелая от награбленных кладбищенских сувениров, мои легкие горят от морозного вечернего воздуха. Выйдя на дорогу, я останавливаюсь, перевожу дыхание и, когда слышу за спиной шаги, чуть ли не срываюсь на крик.

— Кэсси, — говорит Лео, останавливаясь рядом. — Что ты делаешь?

Я со всей силы его отталкиваю.

— Лео, ты втянешь меня в очень серьезное дерьмо! Тебе нужно вернуться домой и перестать меня преследовать.

От моего толчка Лео спотыкается, но он огромный, и у меня бы ни за что не получилось его оттолкнуть.