Страница 17 из 23
В первый раз мы пересеклись с «Машиной времени», когда «Машина» приехала на гастроли в Свердловск, а мы там, в этой же гостинице, целый месяц жили со «Сталкером». Потому что у нас там было очень много концертов.
И когда мы увидели в буфете легендарных музыкантов, наше восхищение не имело границ. Они тогда с любопытством на нас посмотрели. Но потом сходили на наш концерт, послушали.
И мы, конечно, сходили к ним на концерт. И они нам даже дали поиграть на своих инструментах.
«Сталкер» Андрей Державин, «на клавишах» по жизни
– А у них лучше было «железо», чем у вас?
– Гораздо лучше. Тогда это было не «железо», тогда это были инструменты. Потому что это были и гитары, которых мы никогда не видели, и синтезаторы, которых…
Хотя синтезаторы мы видели.
Некоторые были у нас и не хуже. Но, все равно, это была группа, скажем так, мирового масштаба. А мы все-таки из провинции и как-то немножко неловко себя чувствовали и стеснялись.
Потом мы мало кому говорили о том, что если синтезатор мы покупали где-то у фарцовщиков, то аппаратуру часто делали своими руками. Потому что не было денег, чтобы купить аппаратуру. Покупались динамики, а ящики уже сколачивались на всяких деревообрабатывающих комбинатах. А чаще просто в гараже.
– Кстати, Кутиков как-то рассказывал про «Машину» начала 70-х гг.:
«У нас было много самодельной аппаратуры, изготовленной замечательными умельцами, которые творили чудеса и делали очень приличную аппаратуру почти из воздуха. Хотя границы были закрыты, и привозить «оттуда» что-либо было сложно, тем не менее, Андрюшкин папа привозил ему усилители, гитары, шведские динамики, отец Сережки Кавагое заказывал в Японии гитары и клавиши, усилители, микрофоны».
Вопрос про деньги: была ли принципиально большая разница между тем, что зарабатывал «Сталкер» и тем, что «Машина времени» в те времена?
– Думаю, принципиальной разницы не было. Потому что «Машина» работала в государственном учреждении. «Росконцерт», если мне память не изменяет. А «Сталкер» работал в Коми Республиканской Филармонии. У нас были концертные ставки. Они мало чем отличались. Сильно разнились они только у народных артистов.
С Державиным на «Кинотавре», в год его резонансного прихода в «Машину»
Я не помню точно градацию, но все равно разница была несущественной.
– Градский поразил. Он мне сказал (явно со значительной долей иронии): если мне приносили бы каждый день вот такую пачку денег, он не стал бы ни писать музыку, ни выходить на сцену, вообще бы занимался строительным бизнесом, например. Мне кажется, Александр Борисович немножко кокетничает, потому что вы все начинали в общем-то по велению души – верно?
– Градский сказал двоякую вещь, на мой взгляд. Получается, что при таком раскладе он был бы, условно говоря, сыт, а сытый художник не может творить – наверное, это он имел в виду.
С одной стороны, это так.
А с другой стороны, за удовольствие выступать на сцене, за это счастье, получается, мы же сами и платили.
Мы покупали все, что можно. Даже в школе, помню, я копил деньги, чтобы купить какую-то педаль; квакер, по-моему. На педаль, которая продавалась в магазине, у меня денег не хватало. Поэтому я попросил мастера (у нас был мастер такой – золотые руки), и он из каких-то коробочек смастерил квакер, который звучал лучше магазинного, а стоил дешевле.
– Как и Макаревич, ты тоже школьником начинал играть?
– Да. И, общаясь впоследствии со старшими товарищами, я узнал, что в то время практически каждый человек, которого тянуло к музыке, начинал в школе свою творческую деятельность.
По-другому было невозможно. Этот магический звук электрогитар, электрооргана, барабанов давал столько адреналина! И дальше ты уже шел в эту каморку, откуда это доносилось. Находил ее по звуку. И там фонари висели какие-то цветные. И ребята что-то репетировали. И, конечно, были толпы поклонниц.
– Кстати, о поклонницах. Тот же Градский (и опять же, не без иронии) говорил, что пошел в шоу-бизнес для того, чтобы быть окруженным девушками.
– Я недавно нашел фотографию школьную. Как раз того периода, когда мы выступаем на сцене. И увидел на ней девчонок, которые стоят и смотрят на нас. У них такое недоумение на лицах! Видимо, мы играли громко.
– Помню, в 2000-м году как раз все говорили, что «Машина» приобрела целую армию фанаток Державина.
– Только что ты ответил на свой собственный первый вопрос. Ты спросил меня, зачем я перешел в «Машину» и почему оставил сольную карьеру? Цель была такая: «Машину» поддержать.
– Стеб снова оценил.
Ты ведь явно не суеверный человек, раз ты сел за клавиши «Машины времени», учитывая, что произошло с твоими предшественниками: трагическая история с Зайцевым, который был до Подгородецкого. И с Петром коллеги расстались не самым лучшим образом, там ведь полный набор звучал упреков: кокаин и прочее. Кстати, тяжелая история была с наркотиками и у Зайцева тоже.
– Абсолютно не думал об этом.
Это было мое решение. Причем, практически моментальное. Я ведь пришел для того, чтобы попробовать себя, поиграть замечательные песни, которые мне нравились.
Покинув ряды «машинистов», Державин сумел найти свой имидж и свою стезю
– Но как композитор ты стал меньше работать? Для «Машины времени» ты же меньше писал, чем до этого для себя.
– Я бы не сказал, что стал меньше писать. Просто у меня появилась возможность заниматься чем-то немного другим. Я стал сочинять музыку для кино, для театра, для мультфильмов. И для «Машины времени».
Стал много времени проводить уже не за сочинительством песен, а именно в работе с инструментами, искать звук.
Мне было интересно попробовать, что еще можно сделать.
Я с детства любил всякие интересные звуки. Еще с момента появления в моей жизни первого синтезатора.
И поэтому я обставился со всех сторон. У меня было сразу два, нет, три или четыре инструмента на сцене, и каждый по-своему хорош. Мне нравилось находить какие-то интересные звуковые палитры.
– Первой твоей музыкальной практикой профессиональной были рестораны?
– Нет. Это были ансамбли, которые играли на танцплощадках. Танцплощадки тоже все были под эгидой отдела культуры. Там получали зарплату. Это были штатные профессиональные коллективы. Понятно, что они не дотягивали по уровню до филармонических… Но тем не менее, там был репертуар, были репетиции, и как минимум, там люди знали ноты.
Но, по секрету тебе скажу, я играл, будучи школьником. Поэтому я страшно боялся, что родители узнают.
– То есть родители не знали, что ты музицируешь?
– Нет, я говорил, что пошел гулять, к другу, к девушке.
Вообще тогда считалось, что если человек занимается музыкой, значит, у него в жизни не все будет хорошо. До сих пор ко мне подходят люди и спрашивают: «Скажите, Андрей, вот вы поете, а работаете-то вы где?»
Мои родители – серьезные люди, инженеры, причем, в буквальном и настоящем смысле этого слова – они отличные геофизики. И хотели, чтобы сын что-то вроде этого выбрал. Я поступил в институт на строительный факультет… Но уже много лет до этого начал заниматься музыкой, как я уже говорил, играл в самых разных коллективах и старался скрывать это, чтобы не расстраивать родителей.
– Ведь ты не доучился, по-моему, диплом не получил в вузе?
– Я учился там дважды. Уходил, приходил. Но диплом так и не получил, правда, потому именно тогда мы создали группу «Сталкер».
– Когда ты говоришь «мы», ты кого имеешь в виду?
– Я имею в виду своих друзей.