Кухарка

2

Если не привыкли бы вот так скитаться,

То давно бы обозначили места для постоянства.

Поломанные. “Та сторона”

Леська поставила рабочий саквояж на высокий стул рядом с кухонным островком и огляделась. Два больших окна с французскими шторами, перекликающимися с цветом шкафчиков, латунные ручки на дверцах тёмного дерева, тяжёлые высокие стулья, дорогущая духовка (которая выдаст не самый лучший результат, увы!), индукционная плита, засохшие цветы в микроскопической вазочке, забытые кем-то орешки на подоконнике — неидеальная чистота. Мелкий классический узор на фартуке цвета топлёного молока, плоский телевизор чуть выше уровня глаз. Встроенные потолочные светильники столь любимого равномерного освещения и две большие люстры над островком. На одном из холодильников неумелые рисунки: вислоухий жираф, радуга, кто-то, отдалённо напоминающий кролика.

Леська с наслаждением глубоко вдохнула и улыбнулась. Кухня в этом доме была большой и просторной. Такой, как она и ожидала увидеть у Ксении. Видно, что хозяйка любила здесь готовить.

Похоже, ей будет комфортно сегодня.

Несмотря на тяжёлую, массивную мебель, помещение пронзали тёплые лучи света. Сентябрьское солнце, как заботливая фея-крёстная, протянуло руки сквозь бесконечную атмосферу и прислонило ладони к столешнице перед Леськой. Она медленно щёлкнула выключателем, проверяя дополнительные лампы. Вечером, когда сумерки завладеют домом, они ей понадобятся. Свет послушно зажёгся над плитой, у кладовки и даже под телеком. Ещё одна мелочь, позволяющая не отдавать энергию лишнему беспокойству.

Прислушиваясь к звукам ещё дремлющего дома, Леська стянула футболку и переоделась в тонкую белую рубашку. Повязала длинный, почти до пола, кремовый фартук, два раза обернув стан и стянув концы пояса на спине. Сразу положила визитки в правый карман — никогда не знаешь, как скоро они могут понадобиться. Убрала все, до единого, волосы под колпак. Нашла новостной канал и прикрепила рядом с детскими художествами меню.

Сегодня в нём значились: салат с камчатским крабом, салат греческий, запечённый козий сыр с мёдом, омуль с луковым джемом — это закуски. Пироги с семенами льна и грибами, с капустой. Свежий ржаной хлеб. Стерлядь в икорном соусе, лазанья, котлеты из мяса индейки, фаршированные грибами, и оленина в сметане. Два гарнира. На десерт чернослив, начинённый кремом со свежими ягодами и фундуковый бисквит с ароматом кофе.

Напитки являлись прерогативой Миши — сегодняшнего Лесиного партнёра, официанта и помощника в одном лице. Он должен был прибыть вечером, за два часа до ужина.

Меню они обсудили с Ксенией ещё три недели назад, когда договаривались о самой работе.

— Всё должно быть по-домашнему, — объяснила Ксения, — это всего лишь небольшое торжество, почти семейное, — день рождения моего мужа.

Леська тогда ещё заметила, что в уголках больших серых глаз молодой заказчицы скопились микроскопические искорки грусти.

Ей было лет двадцать пять, не больше. Почти ровесница Леськи. Светлые прямые волосы обрамляли узкое лицо. Небольшая щербинка между резцов служила причиной мягкой шепелявости. Ксения была одета в классическую узкую юбку палевого цвета и белый кардиган, окутывающий худенькую фигурку, как шкура медведя. Стиль оверсайз делал её как будто бы старше: не будь громоздкой одежды, молодая женщина сошла бы за модель-переростка.

— Приедет много гостей, которыми я должна буду заниматься, будет несколько друзей, коллег и родственников с моей стороны и со стороны Максима, — уточнила она. — Мне просто за всем не угнаться.

В тот день за окном лил дождь — это лето не баловало солнцем. Частые капли сползали по стеклу, искажая зелень огромных деревьев на бульваре, обгоняющих друг друга пешеходов, медленно ползущие машины. Когда дверь кафе впустила очередного посетителя, с улицы потянуло прохладой и сыростью.

Такая же сырость, Леська это хорошо помнила, была во сне, который видела она накануне. Там Леська, была в тонкой рубашке с рюшами, под которой просвечивала снежно белая майка. В этом сне, как это часто бывало раньше, они с Маськой незваными гостями явились в чужой дом.

Обычно это были квартиры или дома знакомых людей, которых не было в городе или они должны были уехать всего на пару дней. К ним они с дочерью и пробирались за отсутствием ночлега, или по причине плохой погоды, или потому что наступала ночь, а пойти им с Маськой было некуда. У Леськи давно был свой дом, она не боялась остаться на улице, и, тем не менее, беспокойные сны, как под копирку написанные неведомым сочинителем, продолжали посещать её с завидной регулярностью. Чаще всего домом, куда они пробирались, был коттедж Фединого отца. Леське снилась комната, заполненная книгами, холл и жёлтый абажур торшера, деревянные косяки дверей и какой-то тёмный закуток.

В тех прибежищах Леська купала дочку в ванной, знала, где можно взять чистое постельное бельё, где спрятан ключ от калитки, сколько в доме комнат и как долго будут отсутствовать хозяева.

Но как бы ни была она уверена, что собственники не вернуться ещё пару недель, это всегда случалось. Появлялся Фёдор, затем его отец, какие-то другие родственники. Они удивлялись, что Леська делала в их доме, смотрели на неё то презрительно, то с подозрением. И каждый рез Леська сжималась от стыда, не в силах понять, почему опять пробралась в чужой дом. Почему снова спит в чужой кровати и пользуется чужими одеялами? Почему пришла сюда, вместо того чтобы остаться на улице?

И если своё присутствие она хоть как-то могла объяснить, то никогда не удавалось спокойно рассказать о дочке.

Просыпаясь, Леська неизменно испытывала облегчение, что ей всё привиделось, что не было никакого чужого дома, незаконного проникновения и вопросов, ответов на которые она не знала. А главное не требовалось никому объяснять, кто такая Маська.

Тот сон был исключением.

Они с Маськой опять оказались в чужом доме, пришли туда поздно ночью, когда сырость пробирала до костей, а метро уже было закрыто. Пришли, когда Леська увидела, что её дочери требуется отдых, а дверь маленького дома у края дороги не заперта. Она уложила Маську на пышную старинную перину в кровать с металлическим изголовьем, накрыла таким же воздушным одеялом в хрустящем пододеяльнике. Не успела Леська оглянуться, как уже сама оказалась в постели, тепло окутало её…

И опять появились домовладельцы, она была вынуждена в спешке накинуть на себя эту самую белую рубаху, надеть чужие тапки и выйти на свет.

Только той ночью, впервые в жизни, хозяева не восприняли их в штыки. Это были молодая девушка, почти девочка, и старушка. «Что ж, — кивали они головой на Леськины объяснения, — всё понятно, ничего не придумывай. Ребёнок — это святое, ты о нём заботиться должна. А у нас что, ты своровала что ли? Положила ребёнка в кровать, и всего то…»

Впервые Леська проснулась ото сна не с чувством страха, а с нежностью. С щемящей надеждой на прощение. Неужели ещё были такие люди на земле? Люди, готовые впустить в свой дом замерзших путников и не требовать ответа? Эти люди пришли к ней в сон… Почему? Конечно, она понимала, что это только игра её воображения. Тем не менее… Что такого произошло в её жизни, что страшный сон обернулся надеждой?..

— По возможности я буду помогать, — Ксения протянула руку к чашке с чаем, и Леськины думы вернулись в промозглое кафе.

— Нет, — тут же испуганно распахнула глаза, раз и навсегда отказываясь от всякого вмешательства в свои поварские дела. Помощи Леська не любила. — Не поймите меня неверно, — сказала она уже спокойнее. — Знаете, как говорят: у семи нянек дитя без глазу. Так и с едой. Если я ответственна за блюдо, так же как и за ужин в целом, я его готовлю от и до. Никаких перепоручений.

— О, — казалось, Ксения была немного удивлена. Она убрала руку от чашки, и напиток остался нетронутым: — хорошо, — согласилась она и мелко закивала.