Вечный сон

– Вивьен училась в хороших закрытых школах, а потом – в колледже. Кармен же сменила не меньше десятка школ, и каждая следующая была либеральней предыдущей. По-моему, она ровным счетом ничего из них не вынесла. И Вивьен и Кармен наделены всеми пороками современной молодежи. Хорош отец, думаете, наверное, вы. Разругал дочерей в пух и прах. – Он помолчал. – Но ничего не поделаешь, мистер Марлоу, жизнь во мне еле теплится, и тут не до викторианского лицемерия. – С этими словами старик откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, а затем вновь открыл их. – Надеюсь, вам не надо объяснять, что, если мужчина впервые становится отцом только в пятьдесят четыре года, он получает по заслугам.

Я отхлебнул бренди и кивнул. Артерия едва заметно пульсировала на его дряблой серой шее. Старик одной ногой стоит в могиле, но сдаваться явно не собирается.

– Ваш вывод? – неожиданно спросил он.

– Я бы ему заплатил.

– С какой стати?

– Денег он просит мало, а неприятностей, если не заплатите, может быть много. Что-то за этим шантажом наверняка есть, но в душу к вам никто лезть не собирается, и потребуется целая армия проходимцев и уйма времени, чтобы нанести вам мало-мальски значительный материальный ущерб.

– Но у меня есть гордость, сэр, – холодно возразил генерал.

– На это и весь расчет. Пока вы не докажете, что это вымогательство, Гейгер может сколько угодно наживаться на таких долговых расписках. Он же вместо этого дарит их вам, да еще признается, что это карточные долги, по которым вы платить не обязаны, даже если бы расписки остались у него. Таким образом, если Гейгер жулик, он свое дело знает; если же он честный человек, промышляющий скромным книжным бизнесом, деньги ему следует отдать. А кто такой Джо Броди, которому вы заплатили пять тысяч?

– Какой-то прохвост, уже не помню. Норрис, мой дворецкий, наверняка знает.

– Скажите, генерал, у ваших дочерей свои деньги есть?

– У Вивьен есть, но немного. А Кармен еще несовершеннолетняя. Но я даю им на расходы, и немало.

– Значит, так, генерал, – сказал я. – Гейгера, кто бы он ни был и чем бы ни занимался, я могу, если хотите, взять на себя. Вам это обойдется в некоторую сумму, не считая, разумеется, той, что вы заплатите мне за работу. Но хочу вас заранее предупредить: это вам ничего не даст. Вы ведь уже все равно у них на заметке.

– Понятно. – Старик зябко повел широкими вздернутыми плечами. – Минуту назад вы сказали, чтобы я ему заплатил. А теперь говорите, что это мне ничего не даст.

– Вы меня не поняли. Я говорю, что в вашем положении проще и дешевле заплатить, чем лезть на рожон. Вот и все.

– Нет, мистер Марлоу, я человек азартный, меня такая тактика не устраивает. Сколько вы берете?

– Двадцать пять долларов в день плюс расходы – при удачном стечении обстоятельств.

– Ясно. Что ж, будет очень благородно с вашей стороны, если вы снимете с меня этот груз. Надеюсь, эту сложную операцию вы проведете по возможности безболезненно для пациента. Не исключено, мистер Марлоу, что вам придется иметь дело не с одним жуликом, а с несколькими.

Я допил второй бокал бренди, вытер губы и струящийся по лицу пот. Прохладнее от бренди не стало. Генерал прищурился и зашевелил под пледом руками.

– Если окажется, что этот тип ведет более или менее честную игру, я могу вступить с ним в переговоры? – спросил я.

– Да. Вообще поступайте, как найдете нужным. Я целиком вам доверяю.

– Я с ним разберусь, не беспокойтесь.

– Не сомневаюсь. А теперь, мистер Марлоу, прошу меня извинить. Я устал. – С этими словами старик вынул из-под пледа руку и позвонил в висевший на спинке кресла колокольчик. Шнур от колокольчика соединялся с черным кабелем, обвивавшимся вокруг гигантских темно-зеленых кадок, где росли эти вонючие орхидеи. Генерал закрыл глаза, вновь открыл их, бросил на меня напоследок быстрый, живой взгляд и откинулся на подушки. Веки его снова слиплись, и больше он не обращал на меня абсолютно никакого внимания.

Я встал, снял со спинки сырого плетеного стула свой пиджак и, нырнув в заросли орхидей и плотно закрыв за собой обе двери, вышел на улицу. Вдохнув полной грудью свежий октябрьский воздух, я обнаружил, что шофер куда-то исчез, а мне навстречу по красной дорожке легкими пружинистыми шагами идет прямой как жердь старый дворецкий. Я натянул пиджак и остановился.

Дворецкий почти вплотную подошел ко мне и мрачно сказал:

– С вами хотела поговорить миссис Риган, сэр. Пожалуйста, зайдите к ней перед уходом. Что же касается денег, сэр, то генерал распорядился выдать вам чек на ту сумму, какую вы сочтете необходимой.

– Когда же это он успел распорядиться?

Дворецкого несколько озадачил мой вопрос, однако, помолчав, он с улыбкой ответил:

– Понимаю, сэр. Я совсем забыл, что вы же сыщик. Генерал позвонил особым условленным образом, сэр.

– Вы сами выписываете чеки?

– Да, сэр, я удостоен этой чести, сэр.

– Что ж, в таком случае под забором вы не умрете. Нет, благодарю, сейчас никаких денег не надо. Для чего меня хочет видеть миссис Риган?

Дворецкий посмотрел на меня в упор холодными голубыми глазами:

– Боюсь, миссис Риган не совсем правильно представляет себе цель вашего визита, сэр.

– А откуда она вообще знает о моем визите?

– Окна миссис Риган выходят на оранжерею. Она видела, как мы с вами входили туда, и я вынужден был сообщить ей, кто вы такой.

– Очень плохо.

Из холодного взгляд дворецкого сделался ледяным.

– Вы считаете возможным указывать мне, каков должен быть круг моих обязанностей, сэр?

– Нет, я просто вижу, что круг этот совершенно неограничен.

Некоторое время мы молча поедали друг друга глазами, а напоследок дворецкий пронзил меня злобным взглядом и отвернулся.

3

Комната, в которую я попал, была совершенно необъятных размеров, двери и потолки – выше некуда, а громадный, во всю комнату, белый ковер напоминал заснеженное озеро. По стенам стояли высокие, в человеческий рост, зеркала, а на подзеркальниках – великое множество самых разнообразных хрустальных безделушек. На окнах, в тон мебели, инкрустированной слоновой костью, висели тяжелые, очень длинные портьеры; на фоне белого ковра портьеры казались грязными, а ковер на их фоне – каким-то бесцветным. За окнами чернели вдали горы. Было душно, собирался дождь.

Я присел на краешек глубокого мягкого кресла, посмотрел на миссис Риган и… потерял дар речи. Передо мной, лениво раскинувшись в шезлонге и довольно рискованно задрав юбку, восседала богиня. От ее ног невозможно было оторвать глаз: тончайшие шелковые чулки обтягивали полные, округлые колени, икры были столь соблазнительны, а лодыжки столь длинны и стройны, что о них впору было сочинять поэму. Высокая, стройная, сильная. Голова покоилась на атласной подушке, также цвета слоновой кости. Волосы – темные, жесткие, с пробором посередине, а глаза такие же черные и горящие, как на портрете в холле. Тонко очерченный, капризно поджатый рот. Красивый подбородок, кокетливо надутая нижняя губка.

Миссис Риган сидела в шезлонге с бокалом в руке.

– Вы, стало быть, частный детектив, – сказала она наконец, в очередной раз пригубив бокал, и, поднеся его к глазам, посмотрела на меня в упор. – А я-то думала, сыщики только в книжках встречаются или же это какие-то подозрительные субъекты, из тех, что по отелям шныряют.

Ответить мне на это было нечего, поэтому я счел за лучшее промолчать. Миссис Риган поставила бокал на плоский подлокотник шезлонга и, сверкнув изумрудным кольцом, провела рукой по волосам.

– Как вам отец? – спросила она с расстановкой.

– Понравился, – ответил я.

– Он любил Рыжего. Знаете, кого я имею в виду?

– Да.

– Рыжий Риган бывал иногда резок, даже груб, но это был по-настоящему искренний человек. Отцу с ним всегда было ужасно интересно. Напрасно он так неожиданно уехал. Отец очень переживает, хотя никогда в этом не признается. Или вам он что-нибудь говорил?