Страница 5 из 19
Во время его коронации в Москве случилась Ходынская трагедия, которая многими современниками рассматривалась как грозное предупреждение о грядущем крахе. Но первый страшный удар по престижу императора и самодержавию в целом нанесло скандальное поражение России в русско-японской войне. Почему я назвал поражение скандальным? Во-первых, война исходно была непопулярной в обществе. Она возникла на пустом месте и, как тогда говорили, из-за алчности царедворцев, не поделивших какие-то концессии в Корее с японцами. Во-вторых, она продемонстрировала вопиющее отставание России в воинской науке даже по сравнению с выскочкой-Японией. Мы ухитрились проиграть с «сухим счетом» и сухопутные, и морские сражения. Например, в Цусимском морском сражении японцы меткой стрельбой с дальней дистанции утопили четыре из пяти новейших броненосцев российского флота, а пятый – броненосец «Орел» – с разрушенной артиллерией и огромными пробоинами в борту, который чудом держался на плаву, был приведен в японский порт под японским же флагом. Когда пленные русские моряки «Орла» увидели сразу после боя в том же порту вражеский флагман – броненосец «Микаса», который был одного класса с «Орлом», – то они не поверили своим глазам. Он был как новенький, без каких-либо видимых повреждений. Однако именно по нему во время сражения, согласно приказу командующего адмирала Рожественского, палила вся русская эскадра. Либо мы очень плохо стреляли, либо у нас были никуда не годные снаряды. Позднее выяснилось, что сработала и та причина, и другая. Короче говоря, война при посредничестве США окончилась подписанием унизительного для России Портсмутского мира, итоги которого были аннулированы только в 1945 году. Да тут еще недалекие охранители устроили 9 января массовое побоище рабочих на Дворцовой площади. Короче говоря, дорога для революции 1905 года оказалась открытой.
Эта революция была подавлена, но послужила хорошей школой для будущих вождей Октябрьского переворота, для Троцкого, например, который уже тогда показал себя способным руководителем масс. А проблемы, унаследованные от многовекового крепостного рабства, не решались. Иногда даже усугублялись. Вспомним разгон митинга 18 октября 1905 года.
17 октября 1905 года император Николай II издал Манифест с обещанием политических реформ и гражданских свобод. А на следующий день, 18 октября, состоялся митинг студентов и преподавателей у Технологического института в Петербурге. Митинг был разогнан полицией и эскадроном конной гвардии. Некоторые демонстранты были ранены. Среди них – молодой приват-доцент, историк, будущий советский академик Е. В. Тарле (впоследствии автор популярных книг о Наполеоне и Талейране). Либеральные противники самодержавия быстренько отпечатали в частной типографии значительным тиражом почтовую открытку с фотографией Тарле на больничной койке с перебинтованной головой. Из Петербурга открытка через почту распространилась по всей России. Ранение приват-доцента, конечно, не шло ни в какое сравнение с январским Кровавым воскресеньем, но подрывало доверие к новому Манифесту. Судя по воспоминаниям царского премьер-министра С. Ю. Витте, эта почтовая открытка сыграла свою роль в усилении антиправительственных настроений в обществе и доставила немало тревожных минут правительству.
Но главное было, конечно, в другом. Произошла девальвация национальной идеи, что русский народ – народ-богоносец во главе с царем – помазанником Божиим. До тех пор, пока народ благосклонно воспринимал эту идею, он в какой-то мере мог свысока смотреть на Европу. Народ убедили в его великой исторической миссии. На Западе был Папа Римский в качестве заместителя Бога на земле, но это в глазах русского мужика было величайшей ошибкой. Великий государь московский во главе православного воинства – вот истинный наместник Бога на земле. Эта легенда начала трещать после Крымской войны и окончательно рухнула в начале XX века как одно из последствий неоправданного участия в двух нелепых войнах. Об одной, японской, мы уже поговорили. О другой, еще более кровавой и нелепой, – германской – речь пойдет сейчас.
У Окуджавы есть замечательная песня. А в ней – такие печальные строки:
Война привела к крушению самодержавия. Ирония истории состоит в том, что конфликта с немцами у нас не было. Более того, именно кайзер Вильгельм совсем недавно оказывал действенную военную помощь своему царственному родственнику – Ники – во время русско-японской войны. Если бы немецкая угольная компания Гинзбурга не снабжала постоянно эскадру Рожественского топливом, та не подверглась бы разгрому в Цусимском проливе просто потому, что, в отсутствии угля, выйдя из Кронштадта, застряла бы где-нибудь в Ла-Манше. А уголь продавать нам никто не хотел. Англия открыто помогала Японии, Франция держала нейтралитет. Так что Германия в русско-японской войне была единственным нашим союзником.
Почему же мы стали воевать против Германии? Потому что ее союзницей была Австро-Венгрия, и последняя поссорилась с Сербией. А Сербия – это славяне, Сербия – это Балканы, а на Балканах мы давно хотели укрепиться… Русско-турецкая война на Балканах была при Александре III. Ее мы ухитрились не проиграть, но хотелось бы большего… Стамбул раньше назывался Константинополем – столица христианской Византии, как-никак, – но это в прошлом, а теперь там – турки, и выйти нашему флоту из Черного моря в Средиземное можно было только с их разрешения[6], а это очень обидно.
Как эти «дарданелльские» тонкости объяснить малограмотному русскому мужику, который уже с Порт-Артура, Мукдена и Цусимы перестал доверять своему Царю-батюшке, его царедворцам и его духовенству? А то, что мужик в России в то время был малограмотен и имел сознание крепостного, замечательно иллюстрирует отрывок из воспоминаний А. С. Новикова-Прибоя о Цусимском сражении, участником которого писатель был (он тогда служил младшим унтер-офицером на броненосце «Орел», чудом уцелевшем после сражения). Вот как Новиков-Прибой описывает свой отпуск в родной тамбовской деревне, который случился за два года до начала русско-японской войны.
…И сыпались бесконечные вопросы: широкое ли море, какова его глубина, видел ли я в нем трех китов, на которых держится земля, какой величины корабль, на котором я плавал. Я объяснял им, а они изумленно восклицали:
– Ой, ой! Месяц надо плыть до берега!
– Вся колокольня наша может утонуть! Ух!
– Эх, вот так корабль! Все село наше может забрать!
А моя мать помолодела от радости. Она каждый день наряжалась в платье, в котором ходила только в церковь… Но больше всего меня удивило ее обращение со мной на «вы». Я протестовал против этого, но она отмахивалась руками:
– Нет, нет, Алеша, и не говорите. Я ведь все правила знаю побольше, чем здешние женщины. А вы теперь вон какой стали. Ни в одном селе такого нет.
Она думала, что я нахожусь в очень больших чинах, и я никак не мог разубедить ее в этом.
Много в этих воспоминаниях и других любопытных деталей. Так, Новиков-Прибой пишет, что когда его самого в Кронштадте впервые отпустили из казармы в увольнение, то он встал «во фронт» перед швейцаром морского собрания, приняв его ливрею за мундир какого-то сверхадмирала… А при входе в городской сад висело объявление: «Нижним чинам и собакам вход воспрещен».
Несложно представить, что натворит такой парень, когда отчетливо поймет, что царь его «кинул», что его как барана ведут на бойню за господские интересы, что эскадра к бою не готова и никогда не будет готова – таковы порядки в государстве (а представителем Бога на корабле является «батюшка» – отец Паисий, умишка которого хватает только на то, чтобы изымать сочинения Льва Толстого из судовой библиотеки)… Несложно представить, что будет, когда к такому парню придут большевики и скажут: «Тебе нужен такой царь? Тебе нужны такие господа? Тебе нужен такой Бог? Не нужны? Тогда бери винтовку и „грабь награбленное"». Вот почему, когда на германской войне пошли неудачи, а в тылу расцвела коррупция, случился, говоря словами Пушкина, тот самый «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Империя рухнула. Как ужасался в своих мемуарах «1920 год» монархист В. В. Шульгин:
5
Откуда конкретно взяты стихотворные цитаты и крылатые выражения, можно посмотреть в конце книги в «Комментариях к стихам».
6
Поэтому и не удалось отправить броненосец «Потемкин» на погибель в Цусиму, в результате чего он смог принять участие в революции 1905 года и даже стать ее символом.