Страница 12 из 19
Сложнее всего с научными Откровениями. Обычно там как бы идут два Откровения. Первое позволяет овладеть языком общения. В самом деле, далеко не каждого ученика, кончившего школу, при самом большом старании его самого и педагогов можно научить, например, владению специфическим языком теоретической физики. Отсев идет уже на этом уровне. Но даже если ученик одолеет этот барьер, то потом вовсе не каждому идут Откровения на освоенном тяжкими трудами языке…
Современное общество, основанное на атеистических идеях Великой французской революции, не готово принять концепцию Откровения в целом, поскольку отвергает на практике возможность вмешательства Провидения в конкретную творческую деятельность современных людей, хотя и допускает иногда существование самого Провидения.
Небезынтересно разобраться, откуда «растут ноги» у такого отношения к Откровениям. Поскольку наиболее близкая нам европейская культура выросла под патронажем христианства, давайте выясним, как оно на протяжении веков относилось к Откровениям. Здесь можно выделить период первоначального христианства, дух которого хорошо передан в книгах Нового Завета. Читаешь и с изумлением осознаешь, что тогдашняя религиозная традиция поощряла (во всяком случае, не считала грехом) особые состояния сознания, когда человек «был в Духе». Тогда он мог себе позволить многое из того, что в средние века, да и сейчас нам общество не позволяет. Приведу цитату из первого послания фактического основателя сообщества христианских общин – апостола Павла – к коринфянам.
И вы – тело Христово, а порознь – члены. И иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки. Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи? Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь еще превосходнейший.
И еще там же:
Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать. Ибо кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом. А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение. Кто говорит на незнакомом языке, тот назидает себя; а кто пророчествует, тот назидает церковь.
Необычно, правда? Трудно себе представить подобное свободомыслие сейчас. Напомню еще такой факт из Нового Завета. Иисус Христос проповедовал в еврейских синагогах, поскольку было принято приглашать туда по субботам проходящего странника, чтобы он учил неизвестным в данной общине находкам в духовной области. Вот какое было толерантное общество древних пастухов и плотников.
В средние века отношение к Откровениям в христианском мире резко поменялось. Откровения, полученные церковной номенклатурой, принимались за истину, все другие – шли по ведомству борьбы с Дьяволом. Уже упоминавшаяся мною Жанна д’Арк сначала спасла Францию на основе полученных Откровений, а потом из-за них же и погибла на костре. Словом, когда христианская церковь приобрела власть, она не могла себе позволить, чтобы кто угодно и как угодно мог озвучивать свои Откровения. А желающих было достаточно. Во все века не только церковь использовала Откровения как базовый источник религиозной информации. Этим же увлекались разнообразные мистики, эзотерики, колдуны и т. д. Энергично борясь с такого рода еретиками, церковь практически пыталась установить монополию на творческий процесс в целом.
А как быть, если самому Папе Римскому Откровения не идут почему-то? Признаться в этом? Поменять Папу? Властвующая структура, какой стала христианская церковь, не могла себе позволить Откровения в настоящем (хотя отменить прошлые было не в ее силах). По той же самой причине церковная организация очень настороженно относилась к науке и искусству, если они выходили из-под контроля. Вспомним Галилея и Коперника, вспомним и Паганини, который якобы заключил союз с Дьяволом, и от этого, дескать, его успехи. Постепенно стало действовать негласное соглашение. Частные религиозные Откровения на уровне отдельно взятого монастыря в церковной среде допускались, а новые Пророки общемирового значения – отвергались. В науке и искусстве осталось мало закрытых тем, но успехи в этой среде перестали считаться Откровениями. В итоге творчество в сознании людей отделилось от своего источника.
Но источник этот существует, потому что без него получается замкнутая система. А в замкнутой системе действует, подобно закону сохранения энергии, закон сохранения информации. Поэтому ничего нового в такой системе возникнуть не может. Новое возникает, когда система разомкнута. А в замкнутой системе настоящее творчество подменяется компиляцией, то есть комбинированием известных идей-кирпичиков в новом сочетании. Компиляции можно научить в институте, творчеству, то есть созданию новых идей, научить невозможно. Новые идеи – результат восприятия Откровения. Любое настоящее творчество (создание подлинно новой информации любого жанра) имеет источником Бога, а не человека, даже если сам творческий работник думает иначе, вообще не задумывается на эту тему или является замшелым атеистом.
В общем, не будет преувеличением заявить, что религиозные конфессии, искусство, наука широко используют на практике Откровения, не объясняя, откуда идет получаемая новая информация. Очень важно, что ни религия, ни искусство, ни наука не владеют общедоступными приемами, используя которые, можно произвольного человека сделать религиозным, научным или «культурным» пророком.
Здесь уместно будет указать, что еще в давние времена существовали процедуры, позволяющие, по крайней мере, отдельным людям испытать измененное состояние сознания, в котором можно получить что-то вроде Откровения, правда, неизвестно от кого. Не следует думать, что для этого надо обязательно принимать какие-либо колдовские снадобья. Иногда вполне достаточно медитаций. Основатель ордена иезуитов, христианин Игнатий Лойола оставил воспоминания о своей практике по части медитаций. Техника медитаций может быть самой разнообразной и описывается в огромном количестве источников, но главным элементом обычно бывает крайне сильное сосредоточение мысли на каком-то образе. Так вот, Игнатий Лойола сосредотачивал свою мысль на описаниях событий с участием Иисуса Христа, они приобретали в его мозгу реальность, он входил в поток этих событий и обсуждал с Иисусом Христом свои проблемы. А потом действовал… Однако здесь есть явное противоречие. Иисус Христос завещал нам любить своих врагов и не убивать их. А Игнатий Лойола ни перед чем, как известно, не останавливался.
Конечно, неизвестно, действительно ли Игнатий Лойола с кем-то советовался, и если советовался, то с кем именно. Весь вопрос в том, происходит ли в таких случаях подключение к базе данных, находящейся в мозгу данного человека и исчезающей вместе с его смертью, как считают атеисты, и тогда это просто другое использование внутренних ресурсов. Или все-таки при участии мозга конкретного человека происходит подключение к базе данных человечества в целом, иначе говоря, к «коллективному бессознательному» (как стало принято говорить после работ К. Юнга), которое находится неизвестно где и отнюдь не умирает со смертью отдельного человека.
Интересно проиллюстрировать сказанное длинной цитатой, имеющей отношение к совсем другому времени, совсем другой культуре. Герой «Театрального романа» М. А. Булгакова драматург Максудов так описывает процесс «изготовления» пьесы из написанного им же ранее романа:
Родились эти люди в снах, вышли из снов и прочнейшим образом обосновались в моей келье. Ясно было, что с ними так не разойтись. Но что же делать с ними?
Первое время я просто беседовал с ними, и все-таки книжку романа мне пришлось извлечь из ящика. Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присматриваясь, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И более того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: горит свет, и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе. Ах, какая это была увлекательная игра, и не раз я жалел, что кошки уже нет на свете и некому показать, как на странице в маленькой комнатке шевелятся люди. Я уверен, что зверь вытянул бы лапу и стал бы скрести страницу. Воображаю, какое любопытство горело бы в кошачьем глазу, как лапа царапала бы буквы!
С течением времени камера в книжке зазвучала. Я отчетливо слышал звуки рояля. Правда, если бы кому-нибудь я сказал бы об этом, надо полагать, мне посоветовали бы обратиться к врачу. Сказали бы, что играют внизу под полом, и даже сказали бы, возможно, что именно играют. Но я не обратил бы внимания на эти слова. Нет, нет! Играют на рояле у меня на столе, здесь происходит тихий перезвон клавишей. Но этого мало. Когда затихает дом и внизу ровно ни на чем не играют, я слышу, как сквозь вьюгу прорывается и тоскливая, и злобная гармоника, а к гармонике присоединяются и сердитые, и печальные голоса и ноют, ноют. О нет, это не под полом! Зачем же гаснет комнатка, зачем на страницах наступает зимняя ночь над Днепром, зачем выступают лошадиные морды, а над ними лица людей в папахах. И вижу я острые шашки, и слышу я душу терзающий свист.
Вон бежит, задыхаясь, человечек. Сквозь табачный дым я слежу за ним, я напрягаю зрение и вижу: сверкнуло сзади человечка, выстрел, он, охнув, падает навзничь, как будто острым ножом его спереди ударили в сердце! Он неподвижно лежит, и от головы растекается черная лужица. А в высоте луна, а вдали цепочкой грустные, красноватые огоньки в селении.
Всю жизнь можно было бы играть в эту игру, глядеть в страницу… А как бы фиксировать эти фигурки? Так, чтобы они не ушли уже более никуда? И ночью однажды я решил эту волшебную камеру описать. Как же ее описать?
А очень просто. Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует. Вот: картинка загорается, картинка расцвечивается. Она мне нравится? Чрезвычайно. Стало быть, я и пишу: картинка первая.