Закадычные друзья

Я вошел в воду, определил направление и поплыл. Плавать я могу по всякому: и кролем, и брасом, и «саженками», но тут пригодился самый экономичный в смысле затраты сил способ «по-собачьи». Я не торопился, вернее, не форсировал своё продвижение, потому что просто-напросто боялся выбиться из сил. Не знаю, сколько времени я пробыл в воде, но только солнце уже начало опускаться к горизонту. Силы тоже стали покидать меня. Каждый гребок давался с напряжением, руки потеряли способность слушаться. А тут вдобавок я почувствовал, что левую ногу стала сводить судорога. Я пытался распрямить её, но боль оказалась настолько сильной, что мой рассудок отказался воспринимать действительность. Я закричал, в рот попала вода, я начал захлёбываться. Наверное, сознание покинуло меня, потому что я уже не помнил ничего, кроме одного. Кто-то подхватил меня под руки, кто-то кричал на ухо:

– Ты откуда, мальчик?

Мне кажется, что я успел ответить:

– С острова.

Больше я не помнил ничего.

Глава семнадцатая

В себя я приходил медленно. Первое, что увидел, приоткрыв глаза, – белые потолки. Мне показалось, что я где-то в неведомом мире, потому что в нашем мире над головой человека всегда находится голубое небо. Затем в поле зрения попали белые стены, потом голубые панели и снова представилось, что я плыву только не в озере, а в голубом море, а вокруг ни души. Я снова закрыл глаза, а когда в очередной раз открыл их, увидел маму, её заплаканное лицо. Я очень удивился: почему это мама плачет, я же здесь с ней. И вдруг меня сразила мысль: она плачет по Вере.

– Мама, что с Верой?

Мама оттого, что я пришёл в себя, заплакала ещё сильнее:

– Сыночек, маленький, очнулся, жив, слава тебе господи.

– Мама, перестань плакать, что с Верой? – уже с высокой ноткой в голосе спросил я.

– Лежи, не волнуйся. Вера твоя тоже здесь, ей уже сделали операцию. Врачи сказали, что ты вовремя поплыл, чем и спас её.

– А Шурка?

– А дружок твой жив и здоров. Рвётся к тебе в палату, но врачи не пускают. Боятся, что он может помешать твоему выздоровлению.

– Мама, – уже почти закричал я, – как же Шурка может помешать мне. Наоборот, он лучше всякого лекарства.

– Хорошо, хорошо, я поговорю с твоим лечащим врачом, может быть, он разрешит Шурику навещать тебя.

Доктор разрешил, и Шурик сразу же нарисовался в палате. Он был чистенький, при параде, одет в пионерскую форму: белая футболка и чёрные наглаженные брюки. Это тётя Юля, Верина мама, а Шурикова тётя, заставила его так одеться.

– Больница, – сказала она, – серьёзное учреждение, там работают солидные уважаемые люди, и нам вертеться перед ними в трусах и майках неприлично, поэтому, племянник, надевай свою самую лучшую одежду.

Вот Шурик и вырядился, несмотря на то, что на улице снова разгулялась жара. Едва моя мама вышла по делам из палаты, как Шурик тут же занял её место рядом со мной.

– А ты знаешь, почему нас так долго не могли найти?

– Нет, конечно.

– Если бы не ты, они бы никогда нас не нашли, а если бы нашли, то скорее всего наши трупы. Мы там от болезней и голода просто-напросто окочурились бы.

– Шурка, не тарахти, рассказывай всё по порядку.

И он рассказал:

– А что тут рассказывать? Ветер разбросал лодки по всему озеру, но их обнаружили сразу же: кого через час, кого через два, после того, как их прибило к берегу. И только мы куда-то пропали. На поиски подняли все окрестные деревни, всех рыбаков, охотников, милицию, к утру подтянулись добровольцы. Только из Рябухино пришли на помощь двести человек. Искали, искали и, наконец, нашли в камышах нашу лодку, она была перевёрнутой, без вёсел, ну, и, сам понимаешь, без нас.

Что тут началось! Народ руками повырвал в окрестностях весь камыш, искали наши тела. Ни у кого не было сомнений, что мы просто-напросто утонули. А что ещё можно было подумать? Никому и в голову не пришло, что мы пропадаем на этом чёртовом необитаемом острове.

– Не ругайся, Шурка, – прервал его я, – наоборот скажи «спасибо» этому острову. Не окажись его, нас, может быть, и вправду захлестнула волна.

– И то верно, – согласился Шурик, потом, помолчав, добавил, – вот ведь как бывает. Помнишь, как мы хотели готовиться к жизни на необитаемом острове? Помнишь? А потом передумали, решили к походу готовиться. Мы думали, что в наше время необитаемых островов днём с огнём не сыщешь. А ещё помнишь, гадали, как до этого острова добраться? На самолётах не летаем, на пароходах не плаваем и вообще из дома, считай, никуда не выходим. А оказывается, остров этот у нас под боком был и нас поджидал.

В палату вернулась мама:

– Шурик, тебя тётя Юля звала, надо возле Верочки посидеть, а она сходит на почту. Ей сейчас будет звонить твой дядя Серёжа.

– Приходи потом, – попросил я Шурика, – ещё поговорим.

– Придёт, – засмеялась мама, – куда он денется, успеете наговориться.

Глава восемнадцатая

Прошло много дней. Я уже давно дома, чувствую себя превосходно. Поначалу мне казалось, что все эти страшные события никак не повлияли на меня. Потом появились сомнения, потому что наша жизнь, как по мановению волшебной палочки разделилась на две части: одна «до злополучных событий», вторая – «после». До этих событий мы были детьми, которые живут настоящим днём, а после… Я стал ловить себя на мысли, что неожиданно повзрослел лет на пять или десять, что уже давно закончил учёбу и самостоятельно шагаю по жизни. Думаю, что и с Шуркой происходит что такое, очень похожее на моё. Мы с ним уже не дурачимся, как прежде, чаще задумываемся о будущем.

О том, что было, я не люблю вспоминать. И даже, когда люди начинают говорить об этом, я стараюсь уйти от таких разговоров. Все твердят, что я герой, спаситель, а я не чувствую себя героем. Мне даже стыдно за то, что произошло. Вот если бы меня покалечило, как Веру, а я прыгнул бы в воду и доплыл до спасателей, это было бы одно. А я допустил, что моего лучшего друга Веру настигло такое несчастье… не хочется даже говорить. Верочка уже почти умирала на этом острове, а я здоровый пацан поплыл на поиски людей только на третий день… Мне стыдно.

Когда уезжала Вера, она подошла ко мне, обняла, поцеловала и сказала:

– Спасибо тебе, Саша, если бы не ты, я бы, конечно, умерла.

Глупая, глупая, девочка, из-за меня ты столько времени страдала, я даже не могу представить те муки, которые навалились на тебя. И не дай бог ни кому испытать их.

В тот же день, как только Вера уехала домой в свою Ростовскую область, я написал ей письмо, на второй день тоже, потом на третий, на четвёртый, на пятый. Наконец, я получил ответ на первое письмо, затем на второе, на третье. Так мы и стали с ней переписываться. Я пишу каждый день, Вера ухитряется иногда в один день отправить два письма. В каждом письме она обязательно благодарит меня за своё спасенье. А мне стыдно, я умоляю её не благодарить меня, а она не слушается.

Вчера приходил Шурик. Он сказал, что летом они с мамой собираются в гости к Вере. Если бы моя мама согласилась, то они могли бы взять и меня.

Я своей маме ничего не сказал, скорее всего, она меня никуда не отпустит. Она считает, что в этом злополучном походе чуть не потеряла меня, и даже, как мне кажется, во всём случившемся она в какой-то мере винит Веру. Она ни разу не сказала об этом, даже не намекнула, но я заметил, она не любит, когда я говорю о Вере и даже просто вспоминаю о ней.

Как-то мы сидели с Шуриком у нас на чердаке, каждый думал о чём-то своём.

– А знаешь, Сашка, – глядя куда-то мимо меня сказал Шурка, – а ты ведь действительно мог утонуть. Рыбаки, которые подобрали тебя, рассказывали, что плыл ты не на север, а на восток, как раз вдоль озера. И проплыл ты к тому времени километров семь-восемь.

Я хотел сказать, что этого не может быть, но промолчал, только подумал, а сколько километров оставалось до берега. Это был последний мой с Шуркой разговор на эту тему. Правда, через много, много дней Шурка сказал, что после окончания школы он будет учиться на геолога.