Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 62

22 октября 1993

Ночью произошло что-то вообще за гранью моего понимания. Мы с Вольфом одновременно проснулись и обнаружили, что лежим на полу в незнакомом коридоре — ни вещей, ни Дрейка и Лестер поблизости нет. При попытке встать у обоих помутилось сознание, приступ головокружения, тошноты. Пришли в себя снова в лагере, но теперь исчезли Д. и Л. До утра не могли подняться на ноги. Вольф сказал, что сворачивает экспедицию. Найдём Д. и Л и будем выбираться на поверхность.

Когда смогли подняться, Вольф велел мне сворачивать лагерь и паковать образцы, а сам пошёл искать Д. и Л. Вернулся через четыре часа. Никаких следов. Что за чертовщина?

23 октября 1993

Вернулся Дрейк. Невменяем, непрерывно кричит. Не понимаю, как он вообще нашёл дорогу назад. Штанины комбинезона разорваны, в крови. Хромает и не даёт себя осмотреть. Вколол ему последнюю дозу транквилизатора. Едва подпустил к себе со шприцом. Сильная тошнота, сухие позывы. От воды отказался. Транк. подействовал через 15 мин. Отключился.

Очнулся через час, рассказал, что произошло. Теперь я понимаю, почему его тошнило. На них с Лестер напали крысы. Он отбился, а её загрызли. Они её просто съели у него на глазах. Прости, Джунипер. Покойся с миром. Хотя о чём я? Какой мир?

Ещё Д. рассказал: они так же, как и мы с В., очнулись где-то в незнакомом месте. Попытались подняться, свалились от головокружения. Потом очнулись в святилище с 55 колоннами. Там был эорда — видимо, жрец или священник. Он проводил ритуал с белой фигуркой ребёнка — наливал в чашу из белого камня кровь — эордианскую, фиолетовую — и совершал омовения. Д. сказал, что самым страшным было то, что кровь не оставляла на фигурке следов, не приставала к белоснежному камню, не пачкала его. Потом жрец заметил их с Л. и бросился к ним с ножом. Тут уж они кое-как собрали себя с пола и рванули на выход. Бежали долго, пока не выдохлись. Остановились передохнуть и поняли, что не представляют, где находятся и как вернуться в лагерь. Потом пошли наугад и наткнулись на логово крыс. Л. шла первой и попалась первой. Д. смог убежать. Он пытался помочь, но крыс были сотни, и крупных, по словам Д., размером с собаку.

Д. упал в обморок, а когда очнулся, увидел, что лежит уже в другом коридоре. Пошёл по нему и через четверть часа увидел лагерь и меня.

Кто-то его вытащил. Кто? Кто здесь на нашей стороне?

24 октября 1993

Свернули лагерь, весь день шли назад по составленной мною карте. Пару раз натыкались на завалы на пути. Пока удавалось перебраться, но что будет, когда не удастся? Нам ни за что не выбраться отсюда, если мы не сможем двигаться по своим же следам.

Вольф вообще не разговаривает. Изъясняется жестами. Мы с Д. сначала подумали, что у него что-то с зубами или с глоткой, но во время привала, за обедом, он снял повязку, и я рассмотрел его рот — вроде бы всё в порядке. Наверно, он просто совершенно подавлен. Неудивительно. Нас осталось трое из 10. И впереди ещё путь назад — не менее опасный, чем путь сюда.

Дрейк оправился после крысиных укусов. Подозрительно быстро оправился. И тоже всё время молчит. Чувствую опасность.

Кем они оба стали? А может, это со мной самим что-то не так?

Числа не знаю, времени не знаю, всё пошло в преисподнюю. Происходит что-то совершенно невообразимое. Во время привала пропал Вольф. Мы с Д. ждали его 24 часа, как было обговорено, но он так и не появился. Посовещавшись, мы решили двигаться дальше. И только свернули лагерь и тронулись в путь, как всё вокруг потемнело, завертелось, и я очутился в незнакомом коридоре со стенами, сплошь задрапированными фиолетовыми полотнищами. Новыми и чистыми! Я пошёл по коридору и нашёл святилище с 66 колоннами. Потрясающе красиво. Белый камень, фиолетовые драпировки, голубые огни свечей. И музыка. Это та самая мелодия, которую я так хотел дослушать. Она рассказала мне всё, что я хотел знать. Всё, что я не успел разобрать в книгах и свитках эорда. Всю правду! Теперь я знаю всё. Эорда — наши братья во страдании. Но и Незримые — тоже несчастны и заслуживают снисхождения. Оказывается, эта могущественная, богоподобная раса на деле беспомощна перед лицом неумолимого Времени. Когда-то они и вправду были практически всемогущи, а потом… Во всём виновата жадность до новых знаний. Они ставили эксперименты над собой. Они хотели научиться обходиться без симбионтов. Они не желали издеваться над более примитивными расами, используя их как инкубаторы и манипуляторы! Но увы! — ничего у них не вышло. И столетия спустя они не только не нашли выход, но и почти потеряли всё, что имели.

Со мной говорил их Старейший — приблизительно его имя звучит как «Ноари», хотя слова этого певучего языка почти невозможно транскрибировать нашими звукосимволами. Он просил помощи для своего народа. Не знаю, что делать с этой просьбой. Наш народ и народ эорда — против расы Незримых. Почему я должен ему верить?

«Верить нужно сердцу». Так он мне ответил. Но что такое сердце в представлении существ, у которых нет ничего общего с людьми — ни в плане эмоций, ни даже в плане анатомии? Как мы можем понять их? Как мы можем поверить им?





«Иногда не верить опаснее, чем довериться». Я знаю. Понимаю. Но страх… Самое надёжное, внушающее больше всего доверия человеческое чувство — это страх. Ему я верю. И я боюсь вас. Мой страх не ошибается.

Я не могу стать одним из вас. Я не пойму вас. Простите.

3.6

***

Дневник Анны Лестер (дата и время не указаны)

Иду по тоннелям. Просто куда-то иду и тащу снаряжение. Своё и Адама. Перестала отмечать путь. Сейчас это уже бессмысленно. Я давно потеряла направление. Теперь мне не выбраться.

Сегодня я видела солнце. Лежала, смотрела в красный потолок и видела синее небо и ослепительно белое солнце. Я смотрела на него и не моргала. На настоящее солнце так не посмотришь. Можно понять, что это была галлюцинация. А если я забуду, что на настоящее солнце смотреть нельзя? Что тогда?

Я мало знаю о том, как устроены органы чувств. В кратком курсе анатомии, который нам давали в ордене, чтобы мы могли лечить раненых, об этом не говорилось. Я привыкла, что органы чувств, особенно глаза и уши — это и есть мой мир. То, каким он для меня является. А обоняние — мой ад. Ему я рада была бы не верить. Мой мир омерзительно воняет. Я не хочу жить в таком. Меня тошнит.

Сегодня был жуткий визг, как будто кто-то пилил заживо дисковой пилой кого-то, кто лежал на мраморной плите. И продолжалось это примерно полчаса. Если чувство времени меня тоже не обмануло.

А потом мне приснилось, что это пилили Армана. Я видела, как кровь разбрызгивалась во все стороны, растекалась по белому мраморному столу. Так красиво — красное на белом. Тот самый мрамор, из которого эорда делали свои священные статуи. Не надо было трогать ту фигурку. Дитя не должно покидать чрево матери до срока.

А может, оно всё поэтому такое белое, что на нём так красиво смотрится кровь?

Сегодня проснулась от жуткой боли в животе. Орала и каталась по полу. Просила, чтобы дали умереть, или хотя бы сознание потерять, не допросилась. Разбила обо что-то лоб и заметила уже после.

Снова роды?

Кого я должна вам родить? Отстаньте от меня! Я бесплодна!

Сегодня с утра проснулась в крови — сильное маточное кровотечение, как тогда у мамы. Теперь слабость. Я думала — всё. Никогда не видела такое количество крови, тем более своей собственной. Потом почему-то стало весело. Я смотрела на эту красную лужу и хохотала. А от смеха ослабела совсем и долго не могла подняться. И лежала почти лицом в этой луже. Как мерзко воняет кровь.