Замедленное падение

Это было настолько жутко, что Пауля прошиб холодный пот. Он хотел подняться, подойти к Адаму и сидящей рядом с ним и тоже едва не плачущей Айви и… Не мог пошевелиться. Заставить себя приблизиться к этому проводнику его собственных страхов.

«Мама, мама…».

Китти. Успела ли она понять, что происходит? Или просто заснула крепче обычного — так крепко, что уже больше не проснулась?

«Мама…»

Оксид углерода. Его самый жуткий кошмар. Его самый смертельный враг…

— Адам! — крик заметался между стенами и потолком коридора, дробя ледяную глыбу тоски, в которую некстати вмёрз Пауль. — Очнись, чёрт тебя дери! Пауль, да помоги же! Чёрт, не могу… — раздалось несколько звуков ударов. Рыдания прервались вдохом-взвизгом — и возобновились с новой силой.

Поднявшись и держась на стену, Пауль на дрожащих ногах двинулся к Адаму и Айви. Девушка явно выбивалась из сил, пытаясь обездвижить бьющегося парня. Наконец, потеряв терпение, она наотмашь ударила его ладонью по щеке и заорала:

— Очнись, мать твою!.. Убери этого щенка! Сын Идри, я к тебе обращаюсь! Кераэнн нараэрра!..

Адам застыл. Как и Пауль, который от неожиданности споткнулся о собственную ногу и едва не упал.

Губы Адама медленно растянулись в улыбке. Зрелища страшнее в жизни Пауля попадались нечасто.

— Кераэнн маэмар, — сказал «щенок» вкрадчивым и ужасно довольным голосом. — Тиалла мрар.

— Ничего я тебе не «мрар», — дрожащим голосом выговорила Айви, — давай, встряхнись и верни Адама на место. С тобой нам тяжеловато, сам понимаешь.

Пауль привалился к стене, отчетливо понимая, что от позорного падения на задницу или на колени его удерживает только шероховатая поверхность камня, по которой ткань комбинезона не скользит.

Адам слегка дернулся и обмяк. Осторожно высвободил предплечья из хватки Айви и принялся растирать. Хватка у командира железная — в этом Пауль уже успел убедиться. Синяки гарантированы.

В наступившей тишине отчетливо слышалось ускоряющееся дыхание Адама — с зарождающимися всхлипами и судорожными вдохами.

— Тихо, тихо, — быстро сказала Айви и положила ему руку на плечо. — Что ты видел? Расскажи, и страх уйдет. Только не кричи больше. Силён ты орать, братишка. Я уж думала, потолок рухнет, — она нервно усмехнулась, а Пауль невольно отметил, как естественно у нее прозвучало это «братишка» по отношению к Адаму.

Стоп…

— «Мрар»… — он с трудом выговорил это короткое слово — оно будто бы царапало нёбо и горло, как проглоченный жук с мощными лапками и жесткими хитиновыми надкрыльями. — Сестра?

— Тьфу ты, — Айви резко обернулась к нему, лицо ее исказилось гримасой отвращения. — Не произноси. Меня аж передёргивает всю.

— Эта девушка… — тоненько и жалобно сказал Адам. — У которой волчьи челюсти. Она меня поцеловать хотела… И кусала. Больно… — он потянулся к подбородку, но уронил руку на колени. — Грызла лицо. Глаза. Губы. И говорила… — он судорожно вздохнул.

— Эк тебя проняло, — Айви сочувственно покачала головой. — Вот и думай в следующий раз — проявлять любопытство или лучше не знать лишнего… Успокоился? — парень кивнул. — Еще поспать сможешь? Отдохнули маловато. — Адам кивнул еще раз и улегся на свою подстилку на бок, съёжившись и обхватив руками колени.

Айви помедлила еще пару секунд, ободряюще коснулась локтя напарника, поднялась и отошла к своему рюкзаку.

— Откуда ты знаешь… — Пауль отчаянно хотел спросить — и отчаянно боялся услышать ответ.

Айви поняла его без уточнений.

— Я же с детства Катакомбы изучаю, — еле слышно сказала она и оглянулась на затихшего Адама. — Само собой, и исследования языка тоже. А вот откуда наш щеночек это знает… — она поежилась.

— Зато теперь мы на сто процентов уверены, что он и правда сын Идри, — так же тихо отозвался Пауль.

— Ох, да… Сейчас он в шоке. А как выспится, да как вспомнит, как осознает… — Айви сокрушенно покачала головой. — Надо будет за ним следить. Как бы не натворил чего.

— Думаешь, опасен станет?..

— Для себя, — отрезала Айви. — Не для нас. Ладно, давай отдохнем. Кто первый сторожит?

— Ты спи, если сможешь. Я что-то пока… — Пауль ощущал внутри предательскую дрожь, которая уж точно не позволит расслабиться. Да и мысли роились в голове весьма «громкие». — Посижу, подумаю… Успокоюсь.

— Давай, — Айви улеглась поверх спальника и закрыла глаза. Заснула или нет? Не понять. Но Пауль знал, что искусством «псевдосна» — отдыха в бодрствующем состоянии, по качеству почти равноценного настоящему сну — расслабления всех мышц волевым усилием и очищения сознания от мыслей — она владеет в совершенстве.

Хотелось надеяться, что оставшиеся часы отдыха пройдут спокойно. Никто не начнет орать и биться в припадке ужаса. И сам Пауль в том числе…

***

Адам боялся закрывать глаза. Боялся возвращения кошмара — но ещё больше боялся утратить контроль над сознанием и выпустить того, кто прятался в его глубине. Того, чьи цели и мотивы были неясны и уже этим до смерти пугали.

Адам не был храбрецом, но не был он и идиотом — и, конечно, хотел выжить. Он боялся боли: весь его опыт в отряде Факельщиков не только не способствовал избавлению от этого страха — наоборот, все страдания несчастных, заживо предаваемых огню, и зараженных, и здоровых, Адам словно бы ощущал на своей шкуре. И только сейчас он понял: не будь он сыном Идри и не приходи ему в такие моменты на помощь сознание иного, не разделяющего человеческой боли существа — он неминуемо сошёл бы с ума. В чём бы это выразилось? Он задумался. Возможно, он наложил бы на себя руки. Это самый простой вариант. Такие мысли, по правде говоря, время от времени его посещали. Развиться в какие-то действия им не давал совершенно детский — а может, звериный — инстинкт самосохранения.

А другой вариант безумия? Адам медленно втянул пахнущий пылью и нагретым железом воздух. Да, он стал бы спокойным, хладнокровным убийцей. Таким, как Шестопалый и другие командиры. Стал бы истинным чудовищем.

Вот что выявляет нейрочума. Она чётко разделяет людей и нелюдей. И тот мужчина, отец Морри, и девушка, о которой рассказывала Айви — кем они были? Разве их можно назвать чудовищами? Они всего-навсего хотели жить. Хотели защитить своё потомство. Они не убивали ради забавы, ради удовлетворения бессмысленной жажды крови. Они просто хотели выжить. И нападали на тех, в ком видели угрозу для себя и детей.

Нейрочума…

Ребакт. Террум.

Почему заболевают не все?

Священный Сосуд. Что Незримые сказали преподобному Милфорду?

И откуда, чёрт побери, так много знает о происходящем Айви, если, по её же словам, рядовых церковников никогда не посвящали в эти секреты?

Кто, чёрт задери эту взрывоопасную девицу, её отец?

Вот у Адама отец — Незримый. Может, поэтому нейрочума уже столько лет обходит его стороной?

«Мрар». Сын Идри назвал Айви сестрой…

Адам обхватил себя руками и беззвучно застонал, затрясся, как от перепада давления. Ему было страшно. Он уже привык полагаться на «старших» — на жесткого и ехидного Пауля и на вспыльчивую, но удивительно добрую и надёжную Айви. А теперь…

Айви сама — невесть кто. И, в отличие от Адама, она, возможно, даже не знает, что она — не та, кем себя считает, и не «знакома» со своим скрытым вторым «Я». А Пауль… Адам чувствовал в нём трещину. Она дала о себе знать уже давно, повреждение в медном теле колокола, незаметное глазу, но отчетливо слышимое в звуке. А теперь эта трещина становилась всё шире и шире. И Адам даже боялся предположить, что будет хуже — если окружающий кошмар хлынет Паулю в незащищенную душу или же если то, что в ней скрыто, найдет выход наружу.

Да и самому себе Адам теперь ни на грош не доверял. Он боялся заснуть — и дать проснуться тому, кто скрывался в его сознании. Как же договориться с ним? Он, Адам, до жути, до истерики хочет жить. Но ведь то существо тоже наверняка не хочет умирать? Всем живым тварям свойственно желание жить. Надо как-то с ним договориться…