Хозяйка Бруно

В записке, которую Анна оставила Дэнвуду в Чепкроуте, были нацарапаны завитушечным почерком слова Люка де Ваовенарка: Il est plaisant qu'on ait fait une loi de la pudeur aux femmes, qui n'estiment dans les hommes que l'effronterie*, (* хорошо если, будет установлен закон стыдливости для женщин, которые оценивают в людях еще и наглость (фран)). ее номер телефона и адрес e-mail.

В свою очередь, Дэнвуд не раз ловил себя на том, что не может выкинуть из головы внуку Бена Версдейла. На его жизненном пути попадались, в основном, однообразные люди, все как один зажатые, скрытные, хитрые или глупые, но не мудрые; богатые, бесстрастные… Постепенно Маркус стал принимать «форму», подстраиваясь под среду, в которой жил. Большинство из перечисленных характеристик можно было отнести и к нему. С одной стороны эта мимикрия была осознанной, чтобы адаптироваться и влиться в окружение «высшего общества», хотя высшим здесь было только тщеславие и самооценка.

Долгое время Дэнвуд убеждал себя, что как человек он не изменится и деньги его не испортят, а принесут счастье и умиротворение. Но единственный правильный вывод, который он, скрипя сердцем, сделал, спустя несколько лет «сытой» жизни – сколько бы денег у него не было, хочется, чтобы их становилось все больше и больше. Поэтому, с другой стороны, эта ассимиляция изуродовала его как личность и теперь, он уже судорожно цеплялся за остатки человечности внутри себя.

Немалую роль в сохранении Маркуса Дэнвуда, в качестве человека, играли такие люди как, например, куратор парижского музея современной фотографии в галерее Жё-де-Пом Рамон Флутти, с которым Маркус познакомился на одном из светских раутов, тогда он был покорен гибким умом и тонким чутьем этого человека; Сезар Жильи – патологоанатом судебно-медицинской экспертизы при Уголовном суде парижского департамента – хотя знакомство с этим человеком, нельзя было назвать приятным. Маркус выступал свидетелем в судебном разбирательстве по делу Жоржа Годралье, труп, которого был найден в канализации.

И, наверняка, судьба не свела этих двоих, если бы 21 октября 2008 года уличный философ и по совместительству мусорщик Гару Ранпхи пренебрег своими обязанностями и не пошел чистить от наметенного накануне сильным ветром мусора совершенно безлюдную

тропинку вдоль Сены, во вверенном ему районе. Именно он обнаружил изгрызанный крысами и бродячими собаками труп.

Тогда первым делом подозрения пали на деловых партнеров, среди которых числилось и «Лесо де Прош». Они вели переговоры с представителями мсье Годралье за месяц до его убийства и «Лесо де Прош» получило от него отказ в сотрудничестве, поэтому следователями рассматривалась версия заказного убийства, которая абсолютно провалилась, за неимением доказательств.

Полиция уже не в первый раз накидывалась на «руководство» влиятельной торговой компании в тщетных попытках привлечь к ответственности за неоднократные убийства, которые так или иначе выводили на «Лесо ден Прош». Но всякий раз, представили власти оставались с пустыми руками и что еще хуже, департаменту порой даже приходилось выплачивать кругленькую сумму, по иску юристов компании. «Лесо де прош» теряло огромные деньги из-за ареста того или иного должностного лица, без которого деятельность компании буквально останавливалась.

Именно Маркус настоял на том, чтобы эти иски были поданы, по совету одного из прихлебателей из министерства юстиции, которого он щедро сдабривал тугими рулончиками евро ежемесячно. Его абсолютно не волновала моральная сторона вопроса. Жандармерия во Франции жила небогато и отсуженные деньги сводили премии полицейских почти на ноль.

Но тогда, во время разбирательства, единственное, что всколыхнуло интерес Маркуса среди всей этой суеты и юридических боданий, так это посиделки с мсье Жильи за чашкой кофе в столовой департамента, когда случались редкие перерывы в допросах и слушаниях. Невероятное жизнелюбие и подвижность, абсолютно не соответствовали профессии Сезара. В цирке его оторвали бы с руками.

Они случайно разговорились и через несколько минут, Сезар во всю травил анекдоты и рассказывал забавные случаи, связанные с его работой, что само по себе уже нонсенс.

Про себя Маркус прозвал этого человека «батарейкой». Сорокалетний солидный мужчина с не менее солидной репутацией и блестящей карьерой, без устали мог корчить рожи и был невероятно прост в общении. Как ни странно, но именно от Сезара Маркус услышал неожиданно серьезные слова, которые заставили его задуматься о жизни как таковой и о собственной, в частности:

«Смерть это только слово, обозначающее еще одно событие в жизни каждого. Ее можно бояться и избегать, ограничивая себя в излишествах, беречь от опасностей… Смерть – это не гибель нашего разума и гниение тела, это отказ от жизни, которую диктует тебе твоя натура. Отказ от попыток наслаждаться каждый днем».

Он мог говорить об этом с заслуженной уверенностью. Кому как не патологоанатому вести душевные философские разговоры о смерти и жизни?

Маркус хорошо помнил, как тогда Сезар замолчал, уставившись глазам в одну точку, бессознательно ковыряя в зубах зубочисткой, и добавил:

- Все доводы слепы, смешны, бессильны! Нет веры ни блаженным, ни врачам! Когда болят не выросшие крылья, когда не снится небо по ночам… Правда чудесные строки? Они глубоко запали мне в душу, не знаю, кто автор. Но представьте, друг мой, что жить вам осталось всего один день, до завтра – сидели бы тогда здесь вот такой, спокойный и безразличный? – с мечтательно-философской улыбкой спросил тогда Сезар у Маркуса.

Дэнвуд попытался вернуть ему такую же легкую и мудрую улыбку, но у него для этого было слишком мало горя в жизни.

С тех пор, в список людей, которые скрашивали жизнь Маркуса Дэнвуда, добавилось еще одно имя, но в отличие от прочих немногочисленных участников, этот человек представлял угрозу для душевного равновесия и образа жизни его владельца.

«Анна», - Маркус невольно нахмурился вспомнив хозяйку ресторана «Бруно».

Далеко не простодушная, умная, интересная, с дрессированной совестью и задатками отшельника, она словно вор кралась по своей жизни, постоянно огладываясь, чтобы убедиться, что никто не видит ее «настоящую» и не замечает «что» крадет сама у себя. Тем не менее с ней было очень легко и это его подкупало. Она единственная из Версдейлов, кто не только не вызывал у него раздражение, но и возбуждал интерес.

Единственное, что, казалось, притягивало ее к земле это - родственники. Они не только удерживали свое чадо, но и медленно тянули вниз – к себе… Несомненно, что Анна стала осознавать, некий дискомфорт и отсутствие былых взаимных нежных чувств. Взрослая жизнь со своими проблемами делала свое дело… Ее терпение уже тикало, как часовая бомба. Пусть воображает о себе все что угодно, но натура мисс Версдейл замешена вовсе не на всепонимании и всепрощении. Искусственно подмешанные, эти черты характера могут быть весьма губительными, помещенные в среду обитания, отторгающую их в силу непримиримых противоречий.

Как бы то ни было, Маркус чувствовал, что прежним он в Париж не вернется. Его внутреннее безразличие наконец таки дало трещину. Подсознательно, он давно ожидал этого кризиса и прекрасно понимал, что толчком для него станет событие незначительное и повседневное.

Вот таким незначительным событием и стала поездка в Англию, в маленький, чистый и правильный Эксетер. Его окунули в чистую жизнь с семейными ценностями, отцовской заботой, милыми шутками и железными традициями.

Считая себя беспробудным одиночкой и законченным мерзавцем, Маркус давно отрекся от семенной стороны человеческих отношений и комфортно чувствовал себя в тяжелом наркотическом сне, которым являлся его брак с Шарлин. Так было до недавнего времени…

Притворяться с женой теперь будет еще сложнее. Охватившее Маркуса нетерпение по поводу поездки в Лондон вместе с Анной, наполнили его существование интересом и смыслом, впервые за несколько лет.

Главное не дать энтузиазму спалить контору и заронить подозрения в голову его пронырливой женушки. Поездка в Лондон сменила ярлык «неприятной вынужденности» на «желанный отдых». С Анной будет интересно: она расскажет о своих планах на будущее, будет делиться своими впечатлениями и мнением, которым он всенепременно поинтересуется, обо всем на свете.