Хозяйка Бруно

Подобное воспринимается, как нечто метафизическое пока не сталкиваешься с приступами в реальной жизни. Невольно перенося возможность испытать подобный стресс на себя, сразу понимаешь, что не помутиться разумом очень трудно, поэтому стараешься сразу же прогнать подобные мысли, чувствуя как страх, сжимает сердце холодными щупальцами.

Вечер прошел в непривычной тишине. Приехавший врач скорой помощи, уколол Анне успокоительное и посоветовал отлучить ребенка от груди на несколько дней, пока лекарство рассосется в крови. Дэнни будто чувствовал, что с матерью происходит что-то неладное и вел себя крайне беспокойно.

Когда Анна наконец уснула под действием лекарства, Серж спустился вниз, где его ждали Версдейлы.

- Она спит, - коротко сообщил он ощущая на себе испытывающие взгляды.

- Ты голоден? – поинтересовалась Кларисса.

- Нет, спасибо.

Усевшись в кресло в углу Серж смолк, уставившись в одну точку. Он никогда прежде не ощущал такой пустоты внутри себя и никогда прежде он не чувствовал себя таким беспомощным.

- Серж, ответь прямо…, - молчание прервал Бен. – Это очередная выходка Дэнвуда?

Дернувшись как от удара, Серж поднял уставшие глаза, уголок его рта нервно дернулся.

- Да, и судя по всему - последняя.

Я так и знала, - Кларисса вскочила с дивана и заметалась по комнате.

Она до сих пор не находила себе места от крика дочери. Одного только воспоминания хватало, чтобы сердце матери тревожно забилось, отдавая в висках. Ни разу в жизни Кларисса не видела столько отчаяния и боли, сосредоточившейся в одной минуте человеческого бытия.. И все бы забылось, улеглось и стерлось, вот только эта боль принадлежала ее ребенку. Как она могла пропустить, просмотреть и легко отнестись к очевидной лжи Анны, подозрительно спокойной и притихшей.

Ведь не было истерики ни по поводу закрытия ресторана, ни по поводу того, что Дэнвуд больше не показывался в Эксетере...

Как же она была слепа...!

- Он не приедет? Не вернется к Анне? Ведь было очевидно, что все это время она его ждала, – казалось бы вопрос, но он звучал как утверждение в устах Генри.

- Нет, - тяжело выдохнул Серж. – Не вернется...

Чувствуя, что не выдержит больше ни минуты в этом потоке ненависти и рвущегося отвращения Серж попросил проводить его в комнату, где он сможет переночевать, о чем и попросили Элен. Кларисса сейчас было не в состоянии блюсти принципы английского гостеприимства, как ни как форс-мажор.

32 глава

-32-

Серж пробыл в Чепкроуте не меньше недели. Эта неделя была испытанием для всех. Мало того, что пришлось вызывать врача для Анны чуть ли не ежедневно, чтобы колоть успокоительное и следить за ее состоянием, долгожданного покоя не было даже по ночам. Никто из ее родных и не подозревал, насколько глубоки были чувства Анны к Дэнвуду и ее реакция на совершенно очевидное для окружающих поведение этого человека, ставила в тупик все семейство. Они были уверенны, что сознательности Анны хватит на десятерых и впервые за долгое время ее отец с матерью посмотрели на дочь другими глазами. Они привыкли, что их девочка, взрослая и рассудительная не по годам никогда не требовала усилий в своем воспитании, она отличалась редким пониманием и благодарностью к своим родителям, не влезала в сомнительные компании, не позволяла себе безрассудств и даже свойственного всем молодым людям — максимализма.

Душераздирающие крики то и дело разносились среди ночи по всему дому, вырывая из долгожданного сна обитателей Чепкроута. Едва удавалось утихомирить Анну, как начинал плакать Дэнни, малютке не хватало материнской заботы.

Спасение нашли в лице Сержа. Когда он приезжал в имение, Дэнни с удовольствием наедался искусственной смесью, которую с боем предлагали ему бабушки-дедушки, да и Анна начинала разговаривать только в его присутствии. Всякий раз как она видела Сержа, ее отстраненный мертвый взгляд оживал и переглянувшись со своим верным другом, лицо Анны искажала гримаса такой невероятной боли, что Кларисса едва не хваталась за сердце.

Текли дни, складываясь в недели, монотонные и тихие. Лето незаметно перебралось в очень, устало сдало свои жаркие позиции и, кажется, его окончания просто никто не заметил, так что его толком никто и не "распробовал". В середине октября начались первые осенние заморозки.

Серж, не в пример Анне, вел себя крайне встревожено, от его прежнего олимпийского спокойствия практически ничего не осталось. Когда он наведывался к ней, то непременно разговаривал с Анной за закрытиями дверями. Несколько раз Кларисса пыталась подслушивать, о чем они тихо беседуют, но выведать ей так ничего и не удалось.

Озадаченные и встревоженные поведением дочери, Кларисса, Генри и Бен наняли психотерапевта. Но его визиты быстро закончились, потому что Анна, впрочем, как и с другими, отказывалась разговаривать. Время, которое прошло с того дня принесло сомнительное облегчение и только одно изменение, Анна теперь забирала Даниэля в свою комнату, найдя для себя спасательный круг в заботе о малыше.

Врач объяснил, что подобным образом организм пытается отгородиться от внешнего мира, создавая вокруг себя, свое рода инкубатор, в котором и пройдет процесс восстановления душевного равновесия. Главное не «подыгрывать» дочери и вести себя как прежде, всячески избегая разговоров, которые могут коснуться причины, вызвавшей столь сильный шок.

Время шло, тревоги постепенно таяли и Версдейлы, с облегчением вздохнули, осознав, что неугодный всем Маркус Дэнвуд оставил их семью в покое. Единственное, чего коснулись их сожаления, так это того, что цена оказалась высокой для столь низкой персоны.

Уверенность в спокойном будущем, в кругу сплоченной таким количеством испытаний семьи, вернулась к Бену, о чем он непременно говорил каждый вечер за ужином вместо молитвы. По большей части слова эти адресовывались Анне, которая спускалась каждый вечер в гостинную и молча съедала все, что было у нее в тарелке, с бесстрасным лицом, будто ей было все равно, что там лежит - кусок ваты, или кусок сочного поджаристого мяса.

Крайне редко закрадывались сомнения о грядущем благополучии, только у Генри. Забота заботой, но она никогда не застилала ему глаза, отключая разум. Было глупо отрицать очевидные перемены в поведении дочери. Его смелая, упрямая, уверенная в себе девочка превратилось в бледную тень себя прежней. Сейчас она представляла собой разобранный сложный конструктор, из которого только со временем сложится нечто новое. И Генри не был уверен, что много общего будет у будущей Анны, с прежней. Эти мысли тяжким грузом наваливались на него внезапно и обязательно перед сном, после чего он начинал перебирать в уме все возможные варианты развития событий, но полагаясь на рациональность, которая была присуща его дочери, вскоре успокаивался.

Приближался День всех Святых. Город начал рыжеть от традиционных украшений в виде тыкв, подскочили продажи конфет, участились случаи походов в гости и ответных визитов, прошли ежегодные гонки на лодках по реке Эксе, постепенно забывались былые сплетни под натиском новых.

В одну из темных осенних ночей, в заброшенном ресторане «Бруно», на втором этаже загорелся свет. Горел он недолго и как-то печально, словно это был последний проблеск в его яркой жизни, последнее прикосновение человеческого к его обездвиженной, забытой всеми фигуре. Свет в окне горел ровно двадцать семь минут.

Случайный прохожий мог бы насторожиться и подумать, что происходит ограбление, ведь ресторан был давно закрыт, но какой резон включать тогда свет, чтобы привлекать лишнее внимание?

Но случайных прохожих не было и таинственное посещение заброшенного здания осталось без свидетелей.

На следующее утро, в Чепкроуте часов до десяти царила обычная «рабочая» обстановка, пока Кларисса не забеспокоилась, почему Анна до сих пор не спустилась завтракать. Она спросила у Элен, не видела ли она ее дочь, но та сказала, что Анна еще не спускалась. Тогда Кларисса вышла в холл, пройдя мимо зеркала во весь рост, она задержалась на мгновение, чтобы окинуть себя взглядом, мимолетно улыбнулась и поднялась по лестнице. Подойдя к двери в комнату Анны, Кларисса деликатно постучалась и прислушалась. Ответом была тишина.