Страница 6 из 10
– Красивые…А смотри, в нашем супермаркете тоже такие продаются! И я купил.
– Пришли мне своё фото. Immediately. Right now. Пожалуйста. Скучаю сильно.
– Это ты где, в операционной?
– В туалете, haha.
– А я думала, в операционной! А ты зачем из туалета фото прислал?
– Ну, ты же просила: immediately, right now. Я и прислал. А это самое укромное место в госпитале во время дежурства. А какое на тебе сегодня нижнее бельё?
Недолго думая, расстёгиваю костюмные брюки под офисным столом (благо, у меня отдельный кабинет. Но, ведь, вдруг кто зайдёт!), делаю мгновенно снимок и отправляю красочную картинку кружевных трусиков на мне.
– OMG! Хочу тебя прямо сейчас! Смотри как сильно! – тут же получаю фото от тебя, как доказательство сильнейшего желания.
Всё, что ни попадя, вся протекающая параллельно жизнь, все отображающие её моменты, от снимков коллег во время утренних совещаний в моём офисе и твоём госпитале, до фотографий готовящихся на обед или ужин блюд, мои горделиво показываемые асаны йоги и твои смешные потуги победы над хула-хупом, ссылка на понравившиеся песни или мелодии, рецепты, статьи об отношениях в журналах – всё, абсолютно всё, было нами пересылаемо друг другу, обсуждаемо друг с другом, а потому казалось, что и нет между нами этого огромного расстояния, и мы каждый миг рядом.
Я ни о чём не жалею.
Но мне очень хочется попросить прощения у моего Сынулика.
Потому что, в то время во мне напрочь исчезла мать.
То, что во мне исчез ценный работник компании, я поняла ещё во время предшествующей командировки. Хотя всегда до этого так гордо презентовала себя так: " Я родилась на радость моим родителям, преподавателям и работодателям!", имея в виду, что дисциплинированность и ответственность всегда были основными моими показателями и стояли в приоритетах.
В системе главных приоритетов во мне исчезла мать, и осталась только какая-то первобытная самка с идиотской улыбкой на блаженном выражении лица в ожидании следующего сообщения.
Самое ужасное, что в это время у Сынулика в отношениях произошёл разрыв с девушкой, и я видела, как тяжело ему видеть меня в этом летающем состоянии на фоне краха его ожиданий. Но я ничего не хотела замечать и ничего не могла с собой поделать.
До того ли было мне. Я не смогла тогда быть рядом с ним, чтобы хоть как-то облегчить боль его разрыва, и от этого чувствую так гадко себя до сих пор.
Потому что мужчины приходят в нашу жизнь и уходят, а сыновья – это единственные мужчины, которых никогда не разлюбишь.
Вопрос следующей встречи особо даже не обсуждался: конечно же, как можно быстрее.
Останавливала по срокам только ваша поездка с сыном в Нью-Йорк на две недели твоего отпуска. Я не сразу поняла, что значат для тебя дети.
Даже поначалу неудачно пошутила:
– А не воскресного ли дня ты отец?
На что получила бурную реакцию твоего негодования:
– Никто! Слышишь, никто в этом мире не скажет обо мне, что я – отец выходного дня!
Я как-то тогда не очень поняла накал такой реакции.
И только недавно меня озарило: Да ведь все наши отношения были только доказательством "от противного" для твоей независимой самодостаточной шведской экс-жены: и по отношению к детям, и к вопросу твоей личной организованности (меня поразила напрочь ещё в Сеуле твоя паника при невозможности мгновенно найти какой-либо документ или банковскую карту), и к оценке твоей брутальной сексуальности.
Да всё это время я служила только доказательством для опровержения её обвинений.
Скажи, разве это не так?
Ты все расходы взял на себя, даже предложил оформить гостевое приглашение.
Да зачем оно мне было надо-то?
У меня хорошая работа, достойная должность, "белая" зарплата, счёт в банке.
Кто же откажет мне в визе, сомневаясь в моей состоятельности?
Я её и получила очень быстро, и мы вместе порадовались, что встреча состоится и состоится очень скоро.
Жила в предвкушении.
Дни летели.
Даже, когда ты был в путешествии по Америке, чувствовала тебя, несмотря на эту ужасающе несовместимую разницу во времени, чувствовала тебя рядом.
Как это поразительно, когда можно знать со всей определённостью, что в какой-то данный момент ты подумал обо мне.
Невероятно, что можно чувствовать невесомые прикосновения твоих поцелуев на своей шее перед сном. У меня даже мурашки пробегали по коже, так это было ощутимо.
И ведь это не бред больного воображения. Я реально это чувствовала. Осязала кожей. Как такое возможно?
И вот – заветная дата.
А за несколько дней до неё я вдруг почувствовала, как ты испугался. Чего? Почему? Для чего? Из-за чего? Я почувствовала, что ты близок к отмене встречи, и надеялась только на то, что, присущая всем заграничным людям практичность не позволит тебе сдать мои билеты и отменить мой полёт.
Ты, похоже, засомневался в необходимости встречи.
А может, я не права, и ты просто хотел сохранить то, что случилось между нами, не превращая это в рутину…
Я никогда не узнаю истинную правду, потому что ты никогда не скажешь мне её.
Как быстро летело время на пути в Стокгольм.
Всё нравилось: и девять часов полёта Владивосток-Москва, ведь можно сидеть без дела и думать о нас с тобой, и вспоминать наше время в Сеуле, и предвкушать предстоящую встречу, и загадывать, как это будет. Бродила по Шереметьево во время ожидания рейса в Стокгольм. Удивляла тебя в чате, что, оказывается, рейсы в Стокгольм отправляются с того же местного терминала D, куда прилетают большинство российских рейсов.
– Ох, может, это неспроста? – напрягался ты, – Может, Швеция уже становится объектом российских притязаний и слоган «крымнаш» превратится в нечто похожее – «Стокгольм наш»?
А рейс Москва-Стокгольм? Ну, что может быть короче этого расстояния, преодолеваемого всего лишь за два часа полёта.
И всё это время я, как заклинание, повторяла " О Боже! Скоро встретимся! О Боже!".
Сердце колотилось так, что не слышно было мыслей…
Посадка.
Паспортный контроль. Вообще не понимаю, о чём спрашивает это весёлый разбитной шведский пограничник.
Как можно понять его, когда в голове только одна-единственная мысль – ты здесь, ты рядом, ты через несколько минут, и мы встретимся.
Жаром пышут щёки, грудь раздирает волнением, дыхание прерывается, а ноги подкашиваются.
Увидела тебя, поняла – ждал.
Ждал, волновался, метался мыслями, но – ждал.
Подошла молча, не сказав ничего общепринятого при встрече, просто уткнулась тебе в грудь, обняла такое знакомое уже тело и замерла.
Замерла, вдыхая твой запах, ощущая тепло твоего тела, останавливая предательскую дрожь в коленках и вялость в мыслях.
Долго стояли так. Я просто не могла идти, и не знаю, понял ты это или нет, поэтому предложила присесть на скамейку.
– Nice to see you. Nice to see you again, – сказал ты мне в ухо.
А потом повторил ещё и ещё раз – в ухо, в макушку, в нос, в губы, и непонятно, кого ты хотел в этом убедить – меня или себя.
У меня вечная проблема в понимании разницы между этими «Nice to meet you» и «Nice to see you». Осознавать разницу помогает только усилие воли и эпизоды из фильма «Ешь. Молись. Люби», когда героиня Джулии Робертс объясняет это Кетуту: в первом случае – это после знакомства, а во втором – при дальнейших встречах.
Вообще никогда не важно было, что говорю и как слышится моё деревянное русское произношение. Всегда была уверена, что ты поймёшь меня правильно и не ошибёшься.
Заранее договаривались, что пару дней проведём в Стокгольме.