Будда и Моисей

Старец ушёл, а мы повались на траву от изнеможения. Буря, переживания и бессонная ночь отняли все наши силы. Монахи тут же задремали, а я, находясь под впечатлением от сказанных слов старцем, погрузился в раздутья, как Иисус Христос в Гефсиманском саду.

чувствовал, что стою на пороге великий испытаний, но смогу ли я побороть все свои слабости, чтобы познать Истину? И нужна ли она мне? Ведь за этой чертой начинаются необратимые изменения, когда я перестану быть простым обыкновенным человеком, и стану некой другой сущностью. И смогу ли я правильно распорядиться своим знаниями и своей силой? Ведь, как говорят французы: «Ноблес оближ» – положение обязывает. Смогу ли я не впасть в искушения, и оказаться достойным своего Создателя? Иначе меня в будущем может ожидать судьба демона.

В волнении я встал с травы и прошёлся по небольшой поляне между экзотических деревьями. Сад и впрямь напоминал эдемский рай, где Адам вкусил от запрещённого плода. И я мог получить здесь этот запретный плод, но не от женщины, которую я потерял, а от бессмертного, который, может быть, и является тем драконом, который соблазнил когда-то Еву. А, может быть, этот бессмертный и есть то Древо жизни, которое так тщательно скрывал от Адама Господь. Но вот пришло время, чтобы этой тайне раскрыться, и она поможет мне самому обрести бессмертие, которое я смогу потом передать другим.

Мысли роились в моей голове, как пчёлы в улеи. И я подумал: Раз судьба привела меня в этот таинственный сад, значит, пришло моё время приобщиться к вечным тайнам. И если мне выпала такая доля, и сию чашу не миновать, то не лучше ли будет для меня принять всё, как есть, и обрести этот мистический опыт, который поможет мне найти мой путь и выполнить своё предназначенье на земле. И тут же я подумал, что если монахи делят весь мир на пять миров: желаний, страстей, скотско-растительный, человеческий и божественный, то мистический опыт даёт возможность соприкосновения с духовным, божественным миром. И я способен также и на внутреннее, а не только на внешнее постижение природного мира.

Но в этот момент я вновь ощутил себя школяром, простым семинаристом, хотя и никогда и не учился в семинарии. Я понял всю трагикомичность моего положения из-за моих притязаний на истинную святость и готовность понять мистическую сторону реальной жизни. Да кто я такой? Я не только ни святой отец, но и даже ни служитель церкви. Я – великий грешник, соблазнивший когда-то чистую и невинную девушку, которую потом бросил, уехав в Японию, и вот недавно, встретившись с ней, уже замужней, вновь совратил её, увлёк с собой в это опасное странствие, и даже не смог защитить. Ведь это я погубил её жизнь.

Имею ли я право прикасаться к святыням? Достоин ли я называться священником, спасителем мира. Всю мою жизнь я горел одним лишь желанием приблизиться к Истине, соприкоснуться с ней, чтобы познать глубину божественного мироздания. Но чтобы обрести божественную мудрость, не достаточно опираться на образование или подражание святым отцам, а необходимо самому, выбрав путь, совершить некий духовный подвиг, преодолеть те границы, которые отделяют мудреца и святого от обычного человека. А это – неустанная борьба самого с собой. Ведь я же понимаю, что многие люди на земле заражены безмерным честолюбием и наивными иллюзиями получить нечто такое, что их возвысит над всеми другими, будь то постижение Истины, приобретение известности и власти или получение богатства. Эта черта присуща всем. Каждый человек в жизни, так или иначе стремящийся к счастью и успеху, лелеет в своей душе желание стать выше других, стремится к недостижимому, заражаясь самообольщением, что он может сделаться лучше и удачливее. А иные, так вообще, мечтают быть пророками или великими подвижниками, воображая себя моисеями, буддами или христами. Но для того, чтобы стать таким подвижником, необходимо создать своё учение, в котором сама истина была бы выстраданной, а не заимствованной из других учений. Но мне это пока не по силам, потому что я очень мало знаю о мистическом опыте других людей. И для того, чтобы создать что-то своё, наверное, необходимо чему-то научиться у других.

Ведь все умные мыслящие люди, провидцы и мудрецы обязаны разбираться в неких знаниях, где малопонятные вещи для обыкновенных умов являются само собой разумеющимся. Это, так называемые, мистические тайны и скрытые истины. Если они не откроются, то о каком просветлении может идти речь? Нельзя заимствовать что-то, если ничего нет своего собственного.

И для начала нужно проникнуть внутрь себя и попытаться отыскать тот самый внутренний стержень, который напрямую связывает меня с природными знаниями. Мой стержень – Православие, христианство. И никто меня не переубедит, что другие религии мощнее и более приближены к Истине. Да, Будда учил человека, как самостоятельно исправить себя и привести себя к спасению. Моисей учил свой народ, как исправить свой народ и доминировать с ним над другими народами, и только Иисус Христос учил всех, как исправлять себя и помогать своему ближнему, не взирая на принадлежность его к какому-либо народу, и как спастись всем и спасти наш мир. И в этом смысле Православие является истинным христианством, которое не идёт ни на какие уступки и компромиссы со своей совестью. Только в нём обозначен ясный выбор между добром и злом.

Я вновь сел возле спящих монахов и подумал: Что же я здесь делаю? И почему я среди буддистов, а не среди своей братии? И тут же я подумал, что можно, оставаясь самим собой, изучить и другой мистический опыт. Ведь и у Иисуса Христа была возможность познакомиться с мудростью Востока, именно к нему с Востока пришла звезда и остановилась над тем местом, где он должен был родиться. И, может быть, я, следуя за этой же звездой, познаю истинность православного учения и проникну в его самую сакральную тайну. Ведь был же золотой век, когда древние христиане, общаясь с восточными мудрецами, смогли не только утвердиться в своей вере, но и познали все её мистические стороны, научившись творить чудеса. Да, тогда ещё существовали истинные святые, настоящие люди и подлинное понимание сущности природы Человека, Бога и Святого духа. Это сейчас уже все стали распущенными обывателями, которые пытаются своё развращённое, испорченное время сравнивать со счастливым прошлым, взирая на своих предков с чувством зависти и сожаления того, что утратили их свойства и умение находиться в гармонии с миром. Да, когда-то нашим предкам были известны те стародавние божественные истины, которые их зажигали благородным и безудержным стремлением к чему-то значительному, вечному, самоценному, побуждая их на духовный подвиг и преображение в желании превзойти себя и добиться невозможного. Но эта тяга к идеалам вновь может возвратиться в наше общество и вернуть людям стремление ещё раз попытаться стать совершенными, теми богочеловеками, которыми были наши предки, наделённые великой мудростью и знанием, как через трансцендентность обрести бессмертие.

Мне вдруг вспомнилась Родина. И перед моим внутренним взором промелькнули светлые картины моего прошлого: детства, юности, студенчества, когда я иногда целые дни проводил на природе, бродил по полям и лесам в одиночестве и, мне казалось, напрямую общался с Господом Богом. Я видел в синеве рек белые купола церквей с золочёными крестами, слышал колокольный звон, и очень часто думал о вечном, сидя на берегу чистых речных потоков.

Мне просто был необходимо общение с этими монахами, хотя бы для того, чтобы сравнить их мистический опыт с православным.

Когда я посещал церкви и стоял в толпе молящихся на богослужениях, то понимал, что именно в православии мистической опыт имеет ярко выраженный объективный характер. Я всей душой ощущал, глядя на лица верующих, что они участвуют в своём роде выхождении из своих тел и присутствуют на духовной встрече с проявлением мистических сил. Мои посещения церкви были самыми яркими страницами моей жизни, когда я сам участвовал в подлинной жизни Православия. И его мистика была похожа на некий воздух небес, напоённый благоуханным ладаном, окружающий меня и всех молящихся в церкви в той или иной степени уплотнённости. Он как бы, постоянно двигался, поднимался и уходил с лёгким дымком в глубину купола к ликам святых и угодников, увлекая за собой мою душу. Стоило мне только войти в нашу православную церковь, и уже на пороге я ощущал эту особую мистическую атмосферу, которая погружала меня в некое пространство, отделённое от реального мира. А во время богослужения и молитвенного песнопения, мы все, находящиеся в церкви, как бы перемещались в Царство Божие, и напитывали себя такой чистотой, что её хватает до нового посещения церкви. Почему такое происходит только в нашем православном "намоленном храме"? – до сих пор я не мог понять. Может быть, из-за того, что именно на нас тогда опускалось облако славы божьей.