Война

К сожалению, Новицкому с Кнюпфером, как они не старались, запустить изготовление неконтактных детонаторов и донных мин с ними пока не получилось, сложностей оказалось гораздо больше, чем могли подумать. Так, что у нас на борту только две пробные мины и Пётр Карлович рвался непременно лично проконтролировать их постановку, но резоны мои, а главное Макарова, сумели убедить, что ему гораздо важнее остаться в базе и заниматься запуском производства в секретном, как я уже говорила, минном цехе. Утешением ему и толчком для улучшения изделий послужили обсуждения, что очень мало есть таких мест, где сочетаются желаемая глубина и наличествует фарватер, честно сказать мы с Евгением Васильевичем таких мест нашли только два, одно в Куре, другое в Сасебо и условно есть мелкое место на проходе возле острова Осима у входа на внутренний рейд Йокогамы и Йокосуки. Чтобы оставить за собой последнее слово, Пётр Карлович стребовал с меня и Новицкого, что Семён Николаевич обязательно будет контролировать обе постановки их мин (по документам мины так и значатся "конструкции Новицкого-Кнюпфера"). К слову, мины на тележках в МТК обозвали "Мины стационарные с химическими детонаторами на салазках с роликами ускоренного установления и механизмами удобного регулирования по глубине и времени срабатывания конструкции Его Превосходительства адмирала Макарова", из-за чего щепетильный Макаров очень переживал, что у нас даже состоялся такой диалог:

— Николай Оттович! Даже не знаю, как сию вопиющую несправедливость исправить теперь…

— Степан Осипович! Вы для всего флота и его минного дела, в частности, сделали так много, что это вполне законное название, в котором никакого ущемления или урона себе не вижу! Знаете! Мне с лёгкой руки Владивостокских инженеров "Бульба Эссена" за глаза хватает, вот уж не понимаю, почему не "Новика" или быстроходного крейсера, а моим именем? Надеюсь, что этот "Бульб" с носами моих детей ассоциировать не станут!

— М-м-да… Неловко вышло… Но с минами, я остаюсь при своём мнении…

— Знаете, мне рассказали тут историю. Вы наверно слышали про душ Шарко. Так вот достоверно известно, что Шарко жалуется всем коллегам, что из-за какого-то шарлатана, желающего именем Шарко привлечь клиентов этот циркулярный душ все только его именем теперь называют, хотя он никакого отношения к нему не имеет. Только казус в том, что хорошего доктора Шарко знают только его пациенты на Баденских водах, а вот душ-Шарко знают уже во всём мире!* Так, что мину Макарова сохранит история, чтобы Вы или я по этому поводу не думали и не делали! И по праву, хочу заметить, Степан Осипович!…

Ласковые ночные воды Печелийского пролива расступаются перед стилетом корпуса нашего "Новика", с другого крыла мостика, думаю, с сожалением, провожает огни спешащего мимо в паре миль от нас парохода Евгений Васильевич. Мы уже прошли широту Циндао, скоро нам поворачивать на восток. Взятый штурманом Лаваль оказался просто кладом, он действительно знает почти все порты Японии, в которых был не по разу и уже предложил изменить два варианта подхода, которые прикидывали мы с Волковым, из-за неизвестных нам местных особенностей, о которых лоции умолчали. А я удивляюсь тому, что человек больше двадцати лет болтается по всему свету, а волжское оканье в речи не исчезло, особенно когда начинает говорить быстро иногда в ряду сплошных "О" приходится угадывать смысл сказанного, да и название "ШОнхай" звучит весьма экзотично, как и "СОйгон"…

Если бы у меня мои способности сейчас были в полном объёме, то предстоящий рейд вообще не составил бы проблем, мы бы спокойно вошли в самую глубину гавани Сасебо, где торпедировали стоящие на стоянках корабли японского флота и спокойно ушли лениво постреливая по особенно назойливым целям. Тем более, после того, что нашли на островах Эллиот. Наверно, к счастью, я не пошла смотреть то, что обнаружил наш десант, но мне хватило и фотографий с описаниями тех, кто видел результаты зверств японских сверхчеловеков, так, что для меня теперь многие барьеры сняты, а сами жители страны восходящего солнца приобрели статус бешеных собак, к которым человеческая мораль не применима. Так, что в своих идеях Адольф Алоизыч был далеко не первым и даже не вторым, и знал бы кайзер Вильгельм второй, в какие уродливые опасные формы может вылиться его сегодняшняя демагогия про высокую миссию белой расы с годами. Так, что: "-Драку заказывали?! — Нет! Нет! — Сожалею, но уже оплачено…"

По вечерам устраивала праздники для наших новичков, экипаж уже избаловался моими песнями, а вот Верещагин и особенно Гагарин слушали так, что меня порой немного заносило. Как-то даже возник диспут про допустимость недоговорённых смыслов в песне, что текст должен быть связанным и законченным, чуть ли не буквальным. Разговор продолжался в салоне, куда на чай пришли все офицеры, вот я и врезала…

— Знаете! Юрий Алексеевич! Не зря ведь скандинавы считали, что стихи скальдам дарит сам Один. И то, что поэт может позволить себе выразить одной недосказанной рифмой или недосказанным оборотом, несчастный прозаик будет вынужден излагать на десятках страниц текста. Вот вам пример:

Не знаю,

От чего вдруг встрепенулась

Душа,

Уставшая от снежной кутерьмы…

Я вижу

Акварель весенних улиц,

На карандашных

Контурах зимы…**

Всего четверостишие, но в нём сказано и описано столько времени, места, настроения, желания и красоты, что дух захватывает! А ведь никакой конкретики, сплошные недоговорённые намёки. Или вот Вам ещё:

…Этот город пустой и блёклый,

может, только тем и живёт,

что согретые лбами окна

ждут того, кто уже не придёт…***

А вот вам конкретика, за которую Вы ратуете, — и я спела. Вообще, чуть не исполнила "белый окурочек с красной помадой…", хорошо, что притормозила на повороте, и подвернулось это творение неизвестного автора из моего дворового детства:

Была весна, Чик-чик-чирик!…

Цвели дрова, Чик-чик-чирик!…

Я вышел из дому на речку прогуляться,

А ты одна, Чик-чик-чирик!…

Совсем одна, Чик-чик-чирик!…

И захотелось мне с тобою задержаться!

Я подскочил! Чик-чик-чирик!…

Тебя спросил! Чик-чик-чирик!…

Мол, не желаете ль со мною прогуляться?

А ты в ответ, Чик-чик-чирик!…

Сказала: "Нет! Чик-чик-чирик!…

И не мешайте мне другого дожидаться!"

Я был нахал, Чик-чик-чирик!…

Не отставал, Чик-чик-чирик!…

Гляжу в кустах стоит огромнейший детина…

Стоит как пень, Чик-чик-чирик!…

В плечах сажень, Чик-чик-чирик!…

В руках огромная еловая дубина…

Я побежал, Чик-чик-чирик!…

Но он догнал. Чик-чик-чирик!…

Своей дубинушкой меня слегка погладил…

Костюмчик снял, Чик-чик-чирик!…

Часы сорвал, Чик-чик-чирик!…

И в том, в чём мама родила, гулять отправил…

А соловей, Чик-чик-чирик!…

Среди ветвей, Чик-чик-чирик!…

…

— Простите, господа, не помню дальше. Словом, это пример буквальности и конкретики в рифме и тексте…

— Но это же пример так называемого народного фольклора, и он по своим правилам требует именно буквальности.

— Так я и не спорю с этим, видите, сколько лет прошло, а я помню эти дурацкие строчки. Но вопрос в том, а что Вы выберете и захотите слушать?! Вот вам ещё одна песня, песня ни о чём, песня-беспокойство:

И спела, даже попробовала где надо хрипло подыкнуть "Парус" Высоцкого.

А у дельфина взрезано брюхо винтом,

Выстрела в спину не ожидает никто.

На батарее нету снарядов уже,

Надо быстрее на вираже.

Но парус! Порвали парус!

Каюсь, каюсь, каюсь.

Даже в дозоре можно не встретить врага,