Страница 43 из 50
Мы помнили клятву, данную при оглашении приказа. Наш «военный совет» решил наступать.
Каждый из нас понимал, что десант в два десятка бойцов не способен брать города. Но держать территорию, с которой он подаст помощь следующему, более крупному десанту, он может, если не потеряет голову. Этой головой для нас был капитан Мирошник. А двадцать бойцов, которые знают себе цену, под командой умного и смелого командира могли стать силой. Мы знали, что пришли сюда не на прогулку. Мы все приготовились к тому, что здесь, может быть, нам придется отдать жизнь за родину. Но это не означало, что мы собираемся погибнуть как придется, умереть как попало.
Пулеметы немецкой береговой охраны продолжали еще на всякий случай обстреливать темное шумящее море, изредка освещая ракетами прибрежную полосу.
Пока мы лежали под каменистым берегом, задрав ноги, чтобы из сапог вытекала вода, шинели наши немного обсохли, оружие было осмотрено и приведено в боевую готовность. Капитан разделил наш отряд на две группы. Левым крылом он командовал сам, а правое передал мне.
Карта местности всем нам была знакома. Мирошник ее уточнил.
— Если мы не так далеко отклонились, то в трех километрах отсюда должна быть деревня, которую нам нужно проскочить с быстротой пули. В полукилометре на север есть курган. По плану большого десанта, наша рота была назначена на захват этого кургана. Будем действовать так, как был отдан приказ. Боевая задача остается прежней: захват господствующей над берегом высоты к северу от деревни. Всем ясно?
— Так точно, ясно.
Затем капитан дал каждому бойцу особый лозунг, чтобы голосов казалось больше: «Смерть фашистской гадине!», «За советскую землю!», «Смерть оккупантам!» «За Крым!», «Вперед до Севастополя!». Как только капитан крикнет свой лозунг «За родину!», голоса бойцов не должны умолкать, пока не достигнем намеченного кургана.
Капитан Мирошник распределил между нами также и команды: «Украинский батальон, вперед!», «Казахский батальон, вперед!», «Узбекский батальон, за мной!».
И никому не показалось смешным, что в каждом из этих «батальонов» будет всего по одному человеку. Мы должны были заменить целый полк.
— Продвигаться молча, пока не натолкнемся на сопротивление. Ориентироваться по мне, — заключил капитан.
Я шел со своим отделением, придерживаясь установленного капитаном интервала между бойцами в десять метров. В пятидесяти метрах левее шел со своими бойцами наш капитан.
Мы выбрались наверх бесшумно, но на первой же полусотне шагов от берегового обрыва осиное гнездо загудело, и завязался бой.
Наш капитан крикнул свой лозунг. Я подал самую протяжную на свете команду:
— Ка-аза-ахский ба-та-льон, впере-ед!
Командиры наших «батальонов» прокричали не менее грозную команду, загремело «ура», и наш «полк» рванулся в атаку под треск автоматов.
Мы действительно наступали на врага, как целый полк, но вместе с тем стремились к намеченной цели, как к убежищу. Опыт говорил нам, что на кургане должны быть окопы, а может быть, и пулеметные гнезда.
Наши голоса раздавались не умолкая. Самед горланил свое странное и свирепое: «Ия, ханнан!» Мы забросали гранатами несколько немецких окопов и, не вступая в рукопашную схватку, промчались над ними к цели. Застигнутые врасплох, немцы кидали гранаты, которые рвались у нас за спиной уже на безопасном расстоянии. Другие, вспугнутые шумом и взрывами, бросались в бегство.
Как было приказано, «со скоростью пули» мы проскочили деревню, пустив по улицам веером очереди из автоматов.
Перед нами обрисовывался на фоне неба горб намеченной высоты. С высоты из двух точек в темноту ударили пулеметы. Но по нас били не только эти два пулемета: били справа и слева, спереди, сзади, били на голоса, на взрывы гранат, на звук поднятой нами стрельбы.
Поднятая немцами суматоха нас и спасла: со стороны создавалось впечатление, что ведется мощный перекрестный огонь большого ночного боя. Меньше всего было здесь нашего огня. Но немецкая стрельба помогала нам, — мы пробегали уже сквозь вражеское расположение, и поднятая нам вдогонку пальба поражала самих немцев, которые, разумеется, принимали ее за огонь противника. Им казалось, что полк, а может быть, даже и два ворвались на полуостров и в темноте, все сметая, двигаются вперед.
Мы добрались до кургана с такой быстротой, что пулеметы обстреливали только наш след. Словно постепенно просыпаясь, отвечали на них пулеметы уже по всей окрестности. Немцы, нервничая, открывали огонь, казалось, по всему полуострову. Как признался потом капитан Мирошник, у него, так же как у меня, на несколько минут тоже возникла надежда, что мы не одни, что, может быть, вслед за нами пошли в атаку бойцы, высадившиеся по всему побережью.
Мы находились уже у подножия кургана, и над нашими головами свистели только случайные пули. На курган мы вскарабкались без единого выстрела, прикрытые темнотой, потом, поднявшись, с внезапным криком атаковали вершину. Несколько серых фигур выскочили из темных окопов под наши автоматные выстрелы.
— Ложись! — скомандовал нам Мирошник.
Раздались взрывы. Несколько гранат полетело в щель дота.
— Хенде хох![8] Ия, ханнан!
Гарнизон фашистского дота был уничтожен.
— Ни на минуту не прекращать обстрела склонов кургана! Найдите ракеты, пускайте во все стороны! Пусть считают, что курган в их руках.
Володя и Егорушка принялись бить из оставленных немцами пулеметов.
— Сарталеев, иди посмотри расположение и доложи, что у нас за хозяйство!
Бойцы работали четко и быстро. Дот был очищен от убитых немцев, в небо взвились ракеты.
Я с Петей осматривал укрепление, капитан знакомился с хозяйством внутри блиндажа.
Высота оказалась хорошо укрепленной, хотя еще не законченной оборудованием. Главное помещение железобетонного дота соединялось подземными ходами сообщения с двумя боковыми бетонными пулеметными гнездами. Глубокие крытые траншеи вели к замаскированным боевым ячейкам стрелков-автоматчиков. Здесь была даже бетонная артиллерийская площадка для кругового обстрела, но без орудия.
Я доложил обо всем. Капитан Мирошник в недоумении пожал плечами.
— Какого черта они так дешево отдали нам всю эту штуку?
— Не обижайтесь, пожалуйста, на них, товарищ капитан, — подал голос Самед, считавший трофейные боеприпасы.
Разбирая оставшиеся трофеи, мы нашли план захваченного укрепления. Подсчитали свои потери. До вершины кургана не дошло семь человек. Мы были уверены в том, что среди наших бойцов нет сдавшихся в плен. Для трех с половиной километров боевого пути и для такой операции, как захват укрепленной господствующей высоты в самом центре вражеской территории, это были сказочно малые потери. Если бы эта операция была проведена батальоном в полном составе и высота захвачена с потерей трети бойцов, ее можно было бы считать выполненной отлично.
Капитан наметил по плану, где расположить огневые точки.
Наша рота, как головной отряд десанта, должна была водрузить над курганом знамя. Петя вынул из-под шинели доверенное ему знамя Ростовского райкома комсомола.
— Товарищ капитан, разрешите водрузить наше знамя над дотом?
— Подождем, сержант Ушаков.
Телефон непрерывно гудел.
— Сарталеев, позвать ко мне Гришина! — приказал капитан, рассматривавший документы убитых немцев.
Вася явился.
— Возьмите трубку. Вы будете обер-ефрейтор Груббе. Скажите им, что у нас все спокойно, атаки отбиты.
Вася взял телефонную трубку и заговорил по-немецки:
— Алло! Так точно… Обер-ефрейтор Груббе… Так точно… У нас все спокойно… Да, да… Мой голос? Я не Груббе? — Лицо у Васи вытянулось. — Обер-лейтенант Вайсберг спит… Да… Я не Груббе? Я свинья? — И внезапно Гришин закончил по-русски — Сам ты сволочь, собака! Попробуй, сунься!
— Ты что? — подскочил на месте Мирошник.
— Все равно не верит. По-русски ругается, сволочь! — пояснил Василий и продолжал кричать в трубку: — Я — большевик, а ты сукин сын, фашист! Вот мы вас теперь придавим! В плен? Но-но! Не на тех напали! Ничего, нас тут хватит! Чего? Дурак ты! Сначала возьми курган, а потом посмотрим… Веревок на всех не хватит. Оставь себе удавиться!
8
Руки вверх! (немецк.).