Страница 6 из 12
Начиная с отрочества наше «я» будет только разрастаться и матереть. Грех юности моея и неведения моего не помяни, – молит Псалмопевец (24: 7). Юность, то есть становление взрослости, это и есть время, когда душа человека умножает в себе капиталы мира сего, пьянеет от внезапно свалившегося богатства, но богатства не Богом, о Ком человека тянет забыть, а лишь собой, обретает разум, который может себя утверждать, управлять другими, пользоваться ими хотя бы мысленно, их судить, оценивать, презирать и над ними возноситься, как и тело, которое не только хочет, но уже и может грешить.
Потому Господь и говорит о мудрости умаления как условии вхождения в Царство Духа. Умалиться – значит нагнуться, сократить свой объем и место, занимаемые во вселенной, но самое главное – сократить себя в себе. Царство Небесное подобно зерну горчичному… (Мф. 13: 31). Малое зерно таит в себе образ нашего «я», еще не прикоснувшегося к сознанию. Потому что разум, увы, это и путь спасения, но также и зеркало плененности «миром сим», владеющим нами.
Отсюда проясняются и самые тревожные, даже мучительные слова Евангелия: Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее (Лк. 9: 24). Предупреждение Иисуса разгадывается лишь в благословенной «малости» детства. Ребенок не теряет души, он ее приобретает, открывает в себе и наращивает. Лишь затем, много позднее, пожелав умалиться, уже взрослым, с привкусом Адамова яблока на губах, он, если сильно захочет, может вернуться к своему младенчеству, чтобы потерять душу в Боге. Возвращенное детство отказывается от громады давящего душевного опыта, от темницы страстей, всех «сокровищ», собираемых на земле[30]. Только «потерявший душу» умеет принять чужого как своего. Поэтому и святость понимается на Востоке как исцеление от себя в «богатстве» самости ради возвращения к первоначальной «нищете духом»[31]. Да и цель христианского воспитания, если вспомнить о нем, – это удержание в себе чуда творения, следов «работы Господней». Ибо если «душа по природе христианка»[32], природу эту надо еще отыскать, в нее еще нужно обратиться, суметь ее понять, исходя из того начала, того дара, который каждому из нас посылается при творении.
Требуется немалая, сознающая себя сила для того, чтобы суметь «потерять душу». Возвращение в мир детства возможно лишь тогда, когда мы обретаем способность измерить взглядом громадное расстояние, которое нас от него отделяет. Будьте как дети, говорит Иисус, но та временная, протоптанная дорога, по которой вы пришли в детство из небытия, из пред-бытия, затем из младенчества в отрочество, давно заросла крапивой и чертополохом. Ее нет на карте, никакой чудо-компас не приведет нас к ней. Ребенок не знает стыда, но вы, повзрослев и стыда отведав, не можете каким-нибудь революционным или пляжным декретом «долой стыд!» от него до конца избавиться. Ребенок мыслит иначе, чем мы, но впадением в детство мы к его мышлению не вернемся. Ребенок пребывает вблизи Царства Божия, но даже сильно захотев, Божие не украсть у Бога и не свести украденное у неба на землю когтистой наукой, обратившейся тюрьмой для тела и соблазном для духа, как у Маркса – Ленина – Мао. Стать как дети можно только тогда, когда мы осознаем, что бесповоротно – и не без нашей вины – детство утратили. Оно может вернуться теперь только в иное, Христово детство, обретенное как святость.
Святость, в сущности, это исполнение, завершение того, что дано всем от начала (2 Фес. 2: 13) и сумело победить в себе змиево как боги (Быт. 3: 5). Если не будете как дети… – сказано вовсе не малым детям, но именно тем, кто ими перестал быть. Возвращение к ребенку в себе – путь грешника, бросившего вызов своей падшести и готовящегося вступить в тот Народ Божий, который избрал Бог. С этим народом Бог заключает Завет через родителей, созидает его в утробе матерей. И каждый взрослый призывается стать тем, кем был некогда, узнать себя в личном Завете Божием с ним, вспомнить о себе, «созидаемом втайне», и сделать тайное явным в земном своем существовании.
Не боясь впасть в ересь, доверяя лишь словам Спасителя, решусь утверждать, что в цельном Евангелии среди многих его смысловых слоев и неоткрытых списков, среди множества посланий, обращенных к разным ушам, есть еще и Евангелие от малых сих, органично сплетающееся с другими и вместе с тем потаенно отличное, особое, свое. Оно отлично тем, что главное действующее лицо в нем – совсем иной Божий Народ, Народ-ребенок, тот благословенный, тот избранный Народ творения, в который нас зовут обратиться. Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное… (1 Кор. 1: 27). Избрание продолжается, Бог тверд в Слове Своем и верен в нем Себе.
Этого народа не видно, как не заметно ничего царственного и святого в тех обремененных собой людях, рассеянных по храмам, прикладывающихся к иконам, грешащих «бесстыдно, непробудно»[33], но каким-то дерзновением веры собираемых в Народ Божий. Ибо этот Народ – не только или не столько толпа молящихся, сколько евангельское дитя, забытый ребенок, о котором нужно вспомнить, которого еще можно найти.
Когда примем дитя в себе,
узнаем в других,
сами станем как дети.
Речь Божия в творении человека
Почему новорожденный – это одно из откровений Божьих
«Если не будете как дети». Остановимся перед словом «как». Иисус обращается к апостолам, ожидающим Царства, а через них – к любому из нас. Он не разъясняет подробно, в чем, собственно, надлежит им уподобиться детям, кто суть сами дети, в чем состоит секрет их детскости. Это следует разгадать нам. А для начала приглядеться.
Предлагаемые заметки – подступ к той книге о детстве, которая должна быть зарыта – как я верю – где-то «под горой» Писания. На пути к ней совершенно случайно я наткнулся в интернете на признание давнего моего друга, Ильи Грица[34]. Он рассказывал о своем «обращении», желая дойти до первого ростка его. Им оказалась встреча со взглядом новорожденного.
«…Друзья в институте в первый раз мне предложили почитать Евангелие. Тогда это было очень трудно, обычно его давали всего на одну ночь, больше не могли дать. Я прочитал и понял, что это правда, все, что в нем написано, – правда. И тут же последовал внутренний вопрос: “Какое это имеет отношение к тебе? Ну, конечно, имеет. Но, может, не сейчас? Так много вокруг интересного, так много чего еще хочется попробовать и испытать, – наверно, надо потом”.
Так я решил для себя. Но это я решил, а Господь решил по-другому. Потому что сначала молодость, жизнь, женитьба меня привели к тому, что я как бы об этом забыл, хотя все время помнил, что есть вопрос, на который я не дал ответ. И вот у меня родился сын. Когда я первый раз его увидел, ему было несколько дней всего, и мы встретились глазами, я чуть не упал в обморок, потому что я увидел живой взгляд, в нем было столько любви, столько благодарности, что я понял, что больше нельзя тянуть, что надо немедленно давать ответ на этот вопрос»[35].
Когда ребенок в минуты покоя глядит на нас, нам вдруг может показаться, что он передает чье-то вопрошание. Словно не он, а Кто-то, Кого мы еще не знаем, всматривается в нас глазами Своего творения. Такого не бывает, не может быть, но вдруг нас касается интуиция, что во взгляде ребенка мы встречаемся с глазами «видящего нас Отца»[36]. Младенческий взгляд не упирается в нас, не вторгается в потайные комнаты нашего «я», не приводит под видом друга вора, который хочет что-то там разведать и выкрасть. В нем нет той противостоящей нам чужой самости, до которой надо еще дорасти, поднявшись на общезначимую поверхность вещей и понятий. Он несет в себе до-вещную, до-понятийную глубину человека, ту суть его, которая отмечена прикосновением сотворивших его рук. Мы сами, привыкнув незаметно обороняться от иных взглядов, редко бываем готовы к этой незащищенности. Она застает нас врасплох. Встреча с ней больше, существеннее того, что мы готовы воспринять через механику взрослых чувств. Но мы можем принять взгляд ребенка как приглашение вечности.
30
См. Мф. 6: 19.
31
См. Мф. 5:3; Лк. 6: 20.
32
Тертуллиан. Апологетик / Тертуллиан К.С.Ф. Апологе-тик. К Скапуле. – СПб.: Издательство Олега Абышко, 2005. С. 141.
33
«Грешить бесстыдно, непробудно…» – первая строка стихотворения Александра Блока 1914 года.
34
Илья Гриц – основатель, в прошлом ректор, а сейчас преподаватель Колледжа библейских основ подготовки к церковным служениям «Наследие». Читает курсы по Ветхому Завету.
35
Гриц И. О себе [Электронный ресурс] // Синергия: [сайт]. URL: sinergia-lib.ru/index.php?section_id=1523 (дата обращения 25.12.2018).
36
См. Мф. 6.