Страница 2 из 25
– Расскажи об этом подробнее, Рахим, – потребовал Сарнияр.
– Первые годы своего царствования ваш дядюшка исправно платил янычарам, вот султан и велел им продлить с ним контракт ещё на пять лет. Как раз на днях его срок истекает, и если ваш дядя не выплатит им всё, что задолжал – а мне достоверно известно, что так оно и будет – останется не только без янычаров, но и без поддержки Сиятельной Порты.
– Если он без сожаления расстаётся с теми, кто помог ему влезть на трон, значит, его гвардия и без них сильна.
– Настроения у моих сослуживцев близки к бунту. Они тоже давно не получают жалованья и выражают свой протест точь-в-точь как янычары, то есть переворачивают котлы и стучат по ним ложками, поднимая такой шум, что ваш дядя уже грозился сбежать из города в пустыню.
Сарнияр усмехнулся.
– Хорошо бы он нашёл в себе смелость выйти со своей гвардией за городские ворота. Мы сошлись бы с ним в открытом поединке, как в седую старину. Жаль, что этот славный обычай теперь утрачен.
– Лучше вы со своей гвардией войдёте в город, – возразил Рахим, – когда мой взвод будет стоять на воротах. Тогда мы обойдёмся малой кровью. Перебьём дворцовую охрану, и дело с концом. Царь Муселим слеп как крот, глух как пробка и одинок как перст. У него мало верных людей, потому что он не умеет привлечь их на службу. Вся его защита – горстка дармоедов, таких же слепых и глухих. Будь это не так, ему бы давно донесли о наших тайных сношениях.
– Значит ли это, что мы уже на пути к победе? – спросил Сарнияр, в глазах которого зажёгся задорный огонёк.
– Пока только на полпути, – слегка охолодил его Рахим. – В столице всё готово к бунту, но как обстоят дела здесь, в провинции? Как ваши новобранцы? Настроены сразиться с вашим дядей? Бьюсь об заклад, что вы укрепили только их тела, а про души забыли.
– Я пока не посвящал их в наши планы, не хотел будить лихо раньше времени. Сегодня у нас назначен сбор, и я скажу им, что пришла пора выпустить джинна из кувшина.
– Я поеду с вами, – решил Рахим. – Вы превосходный тренер, но, к сожалению, не Златоуст. Боюсь, не сумеете подобрать нужные слова, чтобы зажечь сердца этих людей. Поедем скорее, нельзя заставлять их ждать.
Пришпорив коней, молодые люди помчались прямиком к стрельбищу, обнесённому зубчатым частоколом, и вскорости поравнялись с вереницей поселян, растянувшейся примерно на четверть мили. На Рахима они произвели тяжёлое впечатление. Их лица показались ему измождёнными, а одежды ветхими.
– Ваши новобранцы внушают жалость, а не страх, – шепнул он царевичу. – Разве так они должны выглядеть? Почему вы занимались только их боевой подготовкой и не уделили внимания их внешнему виду? Или у вас в поместье мало слуг?
– Одежду им сшили уже давно, – объяснил Сарнияр, – но как заставить их переодеться, ума не приложу.
– Это я возьму на себя, – заявил Рахим, спешившись и подняв руку.
Феллахи (прим. автора: крестьяне) обступили его, с любопытством разглядывая высокие замшевые сапоги со шпорами, тюрбан с пером белой цапли и зелёный – цвета ислама – мундир с серебряными газырями на груди.
Юный царевич почувствовал, как кровь ударила ему в лицо. Он понял, что Рахим собрался говорить за него и решительно двинул Бюрака в гущу толпы. Рахиму пришлось отойти в сторонку. Сарнияр почувствовал лёгкое головокружение, возвышаясь на своём огромном коне, с которого решил не слезать для пущей внушительности.
– Друзья мои, – начал он свою горячую прочувствованную речь, – вы часто спрашивали меня, в чём цель наших повседневных сборов. А я вам обещал ответить в день, когда сочту вас подготовленными для неё. Этот день наступил, румалийцы. Сегодня я посвящу вас в мои планы, хотя не думаю, что они прозвучат для вас как гром средь ясного неба. Кое-кто из вас давно догадался о них либо близок к прозрению. Но одно известно вам всем без исключения: я ваш принц, старший сын вашего законного владыки, перебивающегося на чужбине жалкими крохами сострадательного гостеприимства. И, значит, цель у меня одна: восстановить справедливый ход истории и царствование моего отца, вашего подлинного повелителя. Ради этого я готов вести вас на штурм столицы, занятой моим дядей и его прихвостнями. Никто, кроме меня, не скинет узурпатора, так как я единственный из детей моего отца, достигший зрелого возраста. Но я ничто без вас, ибо одному мне не справиться с этой шайкой. Я не тащу вас за собой на верёвке, хочу, чтобы вы сами выбрали между союзом со мной и рабством у Муселима. Пусть Аллах, наш милостивый милосердный владыка, царь в день Суда, поможет вам сделать правильный выбор.
Сарнияр умолк. Глаза его горели, словно два светоча добра, освещая потемневшее от притока крови лицо. В этот момент откровения он был прекрасен, как юный Иосиф. Феллахи стояли под палящим солнцем, как будто приросли ногами к земле и, затаив дыхание, внимали его звучному, раскатистому голосу. Когда он стих, стал слышен шелест ветра в зарослях ракитника и далёкий крик какой-то одинокой птицы – такая в их рядах водворилась тишина.
Рахим с восхищением смотрел на своего молодого господина, не в силах выдавить ни звука.
– У вас просто дар трибуна, ваше высочество, – наконец проронил он. – Такую речь припасли…
– Это был экспромт, Рахим, – признался Сарнияр, улыбаясь.
Тишину разорвал гром рукоплесканий, и феллахи загомонили все разом, перекрикивая друг друга:
– Мы с вами, Сарнияр Измаил! Ведите нас, отважный румалиец! Смерть проклятому узурпатору и своре его ненасытных псов!
Феллахи сорвали с себя шапки и побросали их к ногам царевича. А затем дружно преклонили колени и поцеловали землю у его ног в знак того, что теперь у них одна дорога – та, которую выбрал он.
* * *
Войско тронулось в поход
на рассвете следующе
го дня.
Проезжая
через
селения,
лепившиеся к холм
ам
Рубаль-Хали
подобно
ласточкиным гнёздам, Сарнияр Измаил
собирал их жителей на
площади и
произносил
гневные
обличительные ре
чи в адрес своего дяди. Селяне
слушали
его
, сдерживая
дыхан
ие, а чуть
он умолкал,
дружно бросали мотыги и
присоединялись к его войск
у. Число
его сторон
ников
множилось
с каждым днём
. П
о мере прибл
ижения к столице
армия его
росла
словно
снежный ком,
вбир
ая в себя
всё новые и новые
добровольческие отряды
.
Подобно щупальцам гигантского спрута она раскинула свои огромные руки над страной, вовлечённой в стихию массового бунта.
Подобравшись к столице, авангардный отряд залёг в полумиле от города и выставил часовых поджидать условного сигнала с высокой башни, занятой Рахимом и его подчинёнными.
– Сегодня черёд Рахима нести дозор на сторожевой вышке, – сообщил Сарнияр своим людям. – Как только пробьёт полночь, он сам откроет нам ворота. Всем быть начеку! Мы возьмём Муселима в постели тёпленьким.
Тут к Сарнияру приблизился один из дозорных.
– Ваше высочество, к нам скачет какой-то отряд.
Сарнияр высунул голову из оврага.
– Неужели мой дядя выслал на нас свою конницу? А я-то надеялся застать его врасплох.
В овраг спустился незнакомый мужчина крепкого телосложения и потребовал провести его к старшому. Поверх сермяжной рубахи на нём красовался длиннополый вышитый золотом кафтан явно с царского плеча. Высокую войлочную шапку украшал пучок пышных перьев, скреплённый двумя золотыми обручами – знаком особых заслуг перед Османской империей. Его квадратный подбородок был рассечён надвое ударом меча или сабли, под чёрной подковой усов поблёскивали острые как у шакала клыки.
– Вы командир? – обратился он к юноше, опытным глазом угадав в нём старшего по рангу.
– Я Сарнияр Измаил, наследник этой страны, – гордо отвечал Сарнияр.
Незнакомец отдал ему честь и тоже представился.
– Нуреддин-ага, старшина турецких янычаров.