Страница 4 из 6
Вышел большой скандал. Отца посадили на «губу». То есть, на гауптвахту. Она размещалась на втором этаже административного здания. И только сидя за решетчатым окном, отец вспомнил о свидании. Представил себе, как Люба будет волноваться, и как его честь будет падать в любимых глазах подруги. Уж этого отец не мог себе позволить.
Поэтому он стал думать, как отсюда выбраться, чтобы не заметил караул. Он знал, что около окна проходит водосточная труба. Остаётся всего-ничего, – пролезть через окошко. Решётка, кажется, закреплена слабо. Попробовал двумя руками отогнуть и поднять, – поддается. Подождал удобного момента, когда сменится караул. Часы показывали половину пятого вечера. Отец начал действовать: вылез из окна, спустился по водосточной трубе и побежал к дырке в заборе, через которую рядовые ходили в «самоволку». До места встречи пятнадцать-двадцать минут быстрой ходьбы. Запыхавшись, отец прибежал и увидел, что Люба его уже ждёт, нервно прохаживаясь взад-вперёд по аллее парка. Завидев своего кавалера, она бросилась навстречу. Но его слова охладили Любин пыл:
– Свиданье отменяется. Я на гауптвахте. Прости…
Люба криво улыбнулась, тяжело вздохнула и пошла домой. Всю дорогу она размышляла о том, стоит ли ей связывать судьбу с этим человеком. И, в конце концов, пришла к выводу, что стоит. Даже в такой ситуации как сегодня Дима, как она называла своего друга, держит слово…
А отец тем же путём вернулся на место отбывания наказания. И как раз вовремя. Через пять минут после того, как он залез в окно и сел на нары, пришел часовой с ужином.
Спустя годы отец часто с улыбкой вспоминал этот эпизод жизни. А я, ещё не раз наблюдал ту черту характера, которая ярко проявилась в этом свидании с Любой.
Вечер воспоминаний
– Любаша, ты скоро? – Давид Наумович заглянул в спальню.
– Сейчас, дорогой, сейчас. Вот только губы подкрашу… – отозвалась жена, сидя у туалетного столика и наводя «марафет».
– Поспеши, а то опоздаем на концерт, – для порядка напомнил Давид и, потоптавшись на пороге спальни, вышел в прихожую, задумался. Поженились они с Любой недавно и медовый месяц был в самом разгаре. Давид не мог насмотреться на свою молодую жену; и Люба, зная это, часто использовала свои колдовские чары для чисто женских капризов. И муж ни в чём ей не отказывал. Да и разве повернётся язык отказать красивой женщине, когда она, изучив слабые струны твоей души, подойдет к тебе вплотную, обовьет шею мягкими и теплыми руками и, горячо целуя влажными губками твои ссохшиеся от волнения губы, прижмется всем своим трепещущим и податливым телом… И Давид таял при первом же прикосновении её губ, вдыхая приятный аромат духов, обволакивающий его со всех сторон и круживший голову. Одевалась Люба со вкусом, стараясь открыть всё, что только можно. А ей было, что показать… Когда Люба шла по улице, все мужчины выворачивали головы, провожая восхищёнными взглядами её точёную фигурку и красивую походку. Давид страшно ревновал жену, а она хохотала над ним и говорила:
– Ты что, Дима (так она называла мужа в семейной обстановке), скоро меня к столбу ревновать будешь? Ведь я тебя только люблю, дурачок ты мой…
А что касается любви, то об этом знает только тёмная ночка да скрипучая деревянная кровать, на которой они проводили бессонные ночи, а иногда и дни…
– Ну, я готова. – Люба вышла в прихожую, как всегда обворожительна и нарядна. – Как я выгляжу?
– Ты – восхитительна! – воскликнул Давид и попытался поцеловать её.
– Хочешь мне прическу испортить, да? – отстраняясь, Люба строго посмотрела на мужа, но, тотчас улыбнувшись, взяла его под руку и они вышли на улицу. У автобусной остановки вдруг подлетает к Давиду какая-то элегантно одетая женщина, вешается ему на шею и, забыв об окружающих, лихорадочно целует его, не скрывая слёз радости. Люба презрительно фыркнула и отвернулась. А Давид, наконец-то узнав в накинувшейся на него женщине старую знакомую, изумлённо вскрикнул:
– Лиза, ты ли это?! Какими судьбами?! Сколько же мы с тобой не виделись? Ну, рассказывай, где ты? как ты?..
– Да-а, около трёх лет прошло, как мы с тобой виделись. Эх, да что говорить… Живу в Клину. Растёт сын. Муж хороший попался. Сюда езжу на работу. Вон мой автобус подходит. Спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал. Ну, я побежала… Прощай! – Лиза на прощанье чмокнула Давида в щеку и поспешила к подошедшему автобусу, стуча каблучками модных туфелек.
Люба надулась. Всё в ней кипело от ревности. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, она процедила сквозь зубы:
– И кто же эта дама, что так бесстыдно вешалась тебе на шею? Скажи правду, а не то…
– Любушка, видишь ли, это длинная история… Я как-нибудь потом тебе всё расскажу, – попытался увильнуть от ответа Давид, но не тут-то было. Люба сильно дернула его за рукав и, повернув к себе, в упор глянула на мужа. В глазах сверкали молнии. Вот-вот разразится гроза. Люба прошипела:
– Не-ет, ты мне сейчас скажешь, кто эта женщина?..
– Хорошо, Люба, хорошо. Допустим, это моя старая добрая знакомая… Что, успокоилась теперь?
– А у этого знакомства, случайно, не осталось «последствий»?
– Да что ты такое говоришь, Люба? Клянусь мамой: пальцем не тронул…
– Ладно, поверю. Но смотри, если узнаю… Плохо тебе будет, дорогой ты мой, – сказала, как отрезала, Люба и, гордо вскинув голову, прошествовала вперед. Давид следовал за ней, опустив плечи, как побитая собака. Настроение испортилось. Тут уж не до концерта… Сев на место согласно билету, Давид закрыл глаза, и его охватили воспоминания, разбуженные случайной встречей на автобусной остановке. Картины прошлого встали перед глазами, словно это было только вчера…
Сразу после окончания войны Давида назначили заместителем коменданта в небольшой чешский городок Йиглава. Комендатура находилась в лучшей местной гостинице. Работы было, хоть отбавляй. На приём в комендатуру шли простые горожане со своими заботами и жалобами. Каждого надо было выслушать, ободрить… А в окрестностях шныряли банды недобитых фашистов и ночью в городке постреливали. И вот однажды работник комендатуры лейтенант Игорь Бармин приглашает в кабинет очередного посетителя и докладывает:
– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить: тут пришла связистка одной из расположенных в нашем городке частей. Фамилия – Кругликова. Её демобилизовали по причине… Ну, сами видите, по какой… Надо домой ехать, а гражданской одежды нет. Вот не знает, как быть…
– Да-а, положение… – протянул Давид, оглядывая Лизу с ног до головы. Засмущавшись, девушка опустила очаровательные глазки и положила тонкую руку на начинающий круглиться животик.
– Есть тут одно соображение… Правда, это незаконно, но чего не сделаешь ради прекрасных глаз?.. Недалеко отсюда есть магазин готового платья. Бывший владелец сбежал на Запад, а мы опечатали салон. Теперь придется срывать пломбу… А, была, не была, под мою ответственность…
Когда они, сорвав пломбу, вошли в магазин, у Лизы глаза разбежались от изобилия платьев, блузок, юбок и других предметов женского туалета. Обезумев от восторга, девушка, нет, не бегала – летала от прилавка к прилавку, выбирая подходящий цвет и фасон. Наконец, выбрав зелёное в белый горошек ситцевое платье, Лиза скрылась в отделе нижнего белья. А там было столько всего разных цветов и размеров, что подумалось: а не сон ли это? Зайдя в примерочную, Лиза скинула с себя военную форму и глянула в зеркало. Да-а, война не красит женщину… Появились морщинки. Да ещё этот живот… Ладно, хватит горевать, – пора одеваться.
Быстро нарядившись, она еще раз посмотрелась в зеркало и не узнала себя. Перед ней стояла красивая женщина. Ах, как приятно после жёсткой нательной рубахи ощутить мягкую ткань кружевного лифчика и панталон… Как хорошо чувствовать себя снова обольстительной и пленяющей, видеть, как мужчины теряют головы от одного взгляда тёмных, как ночь, глаз.
У Давида и его спутника глаза расширились от удивления при виде Лизы, появившейся в салоне. Такой красоты они давно не встречали. А Лиза, крутанувшись на модных туфельках, показала себя со всех сторон. Потом, немного помявшись, сказала, как бы извиняясь: