Страница 7 из 12
– Ну что? Где Святогор? – крикнул я Эразму, первому заметившему меня. Вместо ответа он дернул за рукав отца и кивком головы указал в мою сторону. Тот обернулся и широко расставил руки, давая понять, что рад меня видеть и готов обнять.
– Ты вылечил его? – спросил я прямо, как только его массивные руки легли мне на плечи.
И тут я всё понял, по выражению его лица, по виноватому взгляду Морриса, по напряженному молчанию Эразма.
– Как же так? – я отступил на шаг. – Вы оставили его там? Но он же не дикий…
– Понимаешь, Чарли, медведя невозможно было спасти, он потерял слишком много крови. Он всё равно умирал, – сказал отец.
– То есть, ты хочешь сказать… – я не решался озвучить своё предположение.
– Да, Моррису пришлось застрелить его. Но это было единственное правильное решение в такой ситуации… Зато Григория мы привели сюда и сейчас Мария пытается накормить его.
В моем возрасте, в присутствии других мужчин, было бы весьма постыдно разрыдаться, поэтому я попросту отвернулся от них. Но через секунду понял, что должен увидеть Григория, и, отстранив Морриса, протолкнулся на кухню.
Григорий сидел за столом, уронив голову на руки, а перед ним на нескольких тарелках была выставлена аппетитная стряпня Марии. Яблочный пирог, внушительный кусок ревеневого пудинга, ещё дымящаяся вареная морковь и брокколи под чесночным соусом, чашка ароматного супа и полный стакан джина. Но тот не притронулся ни к чему, плечи его сотрясались от рыданий.
Я вошел и остановился прямо перед ним, не подобрав утешительных слов, не находя оправданий и объяснений.
И тут, точно почувствовав мое бесшумное появление, Григорий неожиданно поднял голову и вонзил в меня свой черный, затуманенный от слез взгляд.
Несколько долгих секунд мы глядели друг на друга, возможно стараясь постичь происшедшее. Затем Григорий громко и отчетливо произнес какое-то русское слово. Это слово больно хлестануло меня. Даже не догадываясь о его значении, я невольно ощутил его скрытый смысл, и в сильнейшем смятении выбежал из кухни. Больше я никогда не видел того русского.
На другой день отца вызвали к постели умирающего в Шрусбери, и мы были вынуждены покинуть Дорсет. А в следующем году, сразу после Пасхи, к нам пришло известие о смерти Элен Уэджвуд и больше в её поместье мы никогда не появлялись.
Однако, хотя природа и не заложила в мою натуру ни малейшей склонности к языкам, но, то русское слово долго не давало мне покоя, всплывая в памяти снова и снова, до тех пор, пока я не повстречал на «Бигле» одного русского матроса и не выяснил, что в действительности оно означает – «обезьяна».
Об авторе:
Ида Мартин – писатель, копирайтер, журналист. Родилась в Москве, закончила Литературный институт им. А.М.Горького. Публиковалась в журналах «Москва», «Химия и жизнь», «Юность», «Литературной газете» и других периодических изданиях.
Автор повести «Дети Шини». Лауреат премии «Рукопись года» 2017 в жанре young adult.
Марина Кулакова
По-единок
Задание:
В Коломне Ивану Андреевичу Крылову представили собаку, которая могла съесть больше, чем он.
Иван Андреевич всю дорогу, пока трясся в экипаже из Петербурга в Коломну, был погружен в мрачные мысли. С одной стороны, его визит необходим, с другой – очень не хотелось участвовать в навязанном ему поединке.
Однако после отставки у князя Голицына драматург располагал свободным временем, которое можно потратить на такую ерунду, как пустячный спор с азартным Михаилом Евгеньевичем за игрой в карты и, как следствие, поездку в подмосковную губернию Коломну. Пари могло бы и не состояться, не обмолвись один из игроков, что великий Карамзин, дескать, тоже участвовал в коломенском состязании, да не справился с соперником. Правда, в газетах об этом не писали, и, возможно, информация была недостоверной, но у Ивана Андреевича, извечного оппонента «карамзинистов», тут же загорелись глаза…
Мимо проплывали, точнее, проползали скромные деревушки. Несколько встреченных собак с чувством облаяли путешественников, на что кучер произнес такую заковыристую фразу, что Иван Андреевич полез в саквояж за письменными принадлежностями. Все может пригодиться. Несколько лет назад он закончил шуто-трагедию «Подщипа», где в речи персонажа – князя Слюняя использовал манеры своего стародавнего знакомого. Получилось весьма потешно, но с тех пор знакомый обиделся и предпочел перейти в категорию незнакомых.
Около полудня экипаж въехал в городок, покружил вокруг деревянных построек и наконец, остановился возле каменного грязно-серого дома, находящегося поблизости от Соборной площади. Вдалеке виднелись переливающиеся на солнце купола Успенского собора, по узким улочкам праздно прогуливались местные жители.
Иван Андреевич с трудом выбрался и огляделся. В этот летний день он чувствовал себя как рыба, вынутая из водоема. Писатель, несмотря на свои неполные сорок лет, уже был довольно полным и начал страдать одышкой.
– Ну, приехали, что ли? Это гостиница? – Иван Андреевич ткнул пухлым пальцем в не очень презентабельное здание, представшее перед путешественниками.
Кучер равнодушно пожал плечами, мол, «а вы, сударь, что хотели-то увидеть в провинции, дворец-с?».
– О, Иван Андреевич! Приветствуем, приветствуем! Добро пожаловать! – Два седоволосых господина, будто появившись из воздуха, торопливо подбежали к гостю. Одетые в старомодные камзолы, они представляли бы собой обычных провинциальных старичков, если бы не их трости, украшенные золотыми набалдашниками.
– Михаил Евгеньевич, Николай Прокопьевич, взаимно! Однако ж куда вы изволите проводить меня? Неужто в эту величественную постройку? – гость иронично поднес ладонь к глазам, всматриваясь в здание, которое словно скукожилось от стыда под взглядом столичного привереды.
– Ох, Иван Андреевич, простите великодушно. Вы даже представить не можете, как там внутри чисто и удобно. Все приготовлено специально для того, чтобы вы отдыхали и набирались сил до вечера, – слегка подобострастно пропищал старичок, именуемый Николаем Прокопьевичем.
– Должен заметить, вам, дорогой друг, придется потратиться немного, а уж если вы выиграете спор… – деловито начал второй.
– Не «если», дорогой Михаил Евгеньевич, а «когда»! – поправил писатель, вручая саквояж подбежавшему мальчишке.
В гостинице, оставшись один, он, скинув пыльный сюртук, подошел к окну, распахнул ставни и принялся рассматривать пейзаж. Коломна по праву славилась живописной природой, красавицей рекой Окой, церквями, башнями и прочими достопримечательностями. С трудом отлепив взгляд от пейзажа, Иван Андреевич со вздохом подавил в себе желание спуститься вниз и перекусить расстегаями. До назначенного срока оставалось еще часа четыре, но рисковать было нельзя. Он неторопливо принялся распаковывать вещи, как вдруг над самой головой просвистел камень и, ударившись о стену, замер на полу. Драматург вздрогнул от неожиданности и, шагнув к окну, осторожно выглянул. Во дворе никого не было. Опасаясь, что бросок все же может повториться, он отошел в сторону и задумчиво уставился на метательный снаряд.
Внезапно в дверь постучали. Постоялец на всякий случай поднял загадочный камень и буркнул:
– Ну, войдите.
На пороге появилась немолодая горничная:
– Простите, что беспокою вас. Вам просили передать вот эту записку, – женщина протянула немного грязный, сложенный вдвое кусок бумаги.
– От кого? – сурово спросил тот, принимая послание.
– Не могу знать. Какой-то мальчишка сказал, что от некоего дяденьки для Ивана Андреевича Крылова, принимающего участие в нашем ежегодном коломенском турнире… Больше ничего не знаю.
– И кто кинул камень в мое окно, вы тоже не знаете? – ехидно сказал Иван Андреевич, показывая булыжник.
– О боже! – всплеснула руками горничная. – Это, должно быть, мальчишки дворовые хулиганят.