Одиссея батьки Махно

— Ну что ж, пройдись на рысях перед нами.

Лепетченко поскакал к «сотне», скомандовал:

— Эскадрон-н, за мною... рысью... Марш!

Сделав полукруг, заехали от Собора и, стараясь держать равнение по четыре, пронеслись перед начальством. Потом, завернув в конце, выхватили клинки, взяли их «под высь» и промчались мимо начальства, сверкая шашками со свистом и ором. Это развеселило Беленковича.

— Ну, джигиты, ну башибузуки!

С площади Махно повёл гостя к себе домой. Сели за стол.

— Ну за что выпьем? — спросил Махно и тут же предложил: — Давайте за победу нашей революции.

Чокнулись стаканами, выпили. Закусывали жареной картошкой и квашеной капустой. Сава уже без команды, привстав, снова наполнял стаканы.

— Ну а теперь я предлагаю выпить за ваш коммунистический опыт, товарищи, — сказал Беленкович. — Я имею в виду вашу коммуну. Вы её создали в таких условиях, в окружении врагов, недоброжелателей. Я даже не нахожу слов, чтоб выразить вам моё восхищение.

Выпили. Махно поставил стакан, сказал, как бы продолжая мысль гостя:

— Вот вы сказали, товарищ Беленкович, мол, в окружении врагов. И это верно. Так вот посоветуйте, как нам быть? У врагов наших есть всё — ружья, пушки, деньги. А у нас? Только энтузиазм да идея. Мы что, вилами да граблями будем врага встречать?

— У вас что? Нет оружия?

— Есть, конечно, но разве то оружие. Слёзы. А патронов? Хоть орехами заряжай.

— Товарищи, дорогие мои, да я вам дам патронов — хоть засыпьтесь.

— Сколько? — спросил Нестор сразу осипшим голосом.

— Два вагона. Хватит?

Белаш чуть не подавился, закашлялся, клонясь под стол. Такого подарка никто не ожидал; не тысячи и даже не миллион, а два вагона!

— Товарищ Беленкович, так нельзя шутить, — сказал Белаш, отирая слёзы.

— Какие шутки, я вполне серьёзно.

— Может, у вас и винтовки найдутся?

— Конечно, найдутся. Сколько вам надо?

— Ну хотя бы тыщи две-три, — вздохнул Махно.

— Хорошо. Три тыщи даю. Могу и пушки подбросить.

— Сава, чего стоишь? Наливай под пушки.

— Нет, братцы, довольно, — сказал Беленкович. — Всему есть мера. Давайте к делу. Когда вы сможете вывезти оружие?

— Виктор, — обернулся Нестор к Белашу. — Когда?

— Да хоть завтра. Сотню подвод организуем.

— Сотни будет мало, — сказал Беленкович, захватив ложкой хрусткую капусту. — Это только винтовки да патроны вывезти. А снаряды?

— А сколько снарядов?

— Девять вагонов.

— О-о-о, — едва не хором ахнули гуляйпольцы.

— Ну и к ним шесть пушек, больше у меня нет.

— Григорий Иванович, — обернулся Махно к Серёгину. — Давай помогай.

— Не беспокойся, Нестор Иванович, будем привлекать конюшни предприятий.

Беленкович остался ночевать у Махно. Нестор, всё ещё не веривший в такое счастье, свалившееся неожиданно гуляйпольцам, признался в темноте гостю:

— Знаете, товарищ Беленкович, нам даже не верится.

— Во что не верится?

— Ну вот, вы так щедро отвалили.

— Эх, товарищ Махно, вы же сами видите, что творится. Александровск вот-вот падёт. Что мне сберегать это для гайдамаков? А с Дона того гляди Алексеев или Корнилов явятся. Им что ли приберегать? Нет, я даже рад, что вы появились. Хоть вы и анархисты, но коммунисты же.

— Всё, — сказал уверенно Махно. — С таким арсеналом мы из села настоящую крепость создадим. Гайдамаки зубы поломают о Гуляйполе.

— Дай бог, дай бог, — зевнул Беленкович. — Я поверил в вас, товарищ Махно.

Такое упоминание бога от большевика-коммуниста странно было слышать, но Нестор подумал: «Привычка, не велик грех», даже не сообразив, что и сам думает на церковном наречии.

10. Предательство

Такое количество новенького оружия подвигло гуляйпольцев к созданию своего анархистского полка. И сразу встал вопрос: где взять командиров, знающих оружие, военное дело и вообще умеющих командовать?

К Махно вызвали Шаровского.

— Послушай, Василий, ты кем был на войне?

— Старшим феерверкером в артиллерии.

— Значит, в пушках соображаешь?

— Обижаете, Нестор Иванович.

— Феерверкер — это звание что ли?

— Ну да, унтер-офицер.

— А у нас ты будешь начальником артиллерии. Бери все пушки, набирай команду, обучай. И только.

— Ой, Нестор Иванович, — расплылся в счастливой улыбке Шаровский. — Ой, спасибо. Да я их в месяц надрессирую.

— Месяц долго, Василий. Укладывайся в неделю или в две.

— Есть! — козырнул по-военному Шаровский. — Выучим в неделю.

После ухода Шаровского Махно с Белашом, Калашниковым, Лепетченко, Шнайдером и Веретельниковым стали соображать, с чего начать, как вооружать народ.

— Надо выдавать всем желающим, — предложил Лепетченко.

— Это уже было, Саша, когда полк разоружали. Забыл? Некоторые по две-три винтовки ухватили. А потом, когда на Александровск отряд сколачивался, многие из них и записываться не хотели, и винтовок не отдавали.

— Нет, товарищи, — заговорил Белаш. — Я думаю, надо начать с командиров. Назначим командиров рот, скажем, и каждый из них пусть набирает бойцов, перепишет их. Вот как я тогда. И он будет по списку выдавать оружие и записывать номера винтовок, чтоб воровство предупредить.

— Это верно, Виктор, сообразил.

— Если б я тогда не переписал отряд, мы бы и половины винтовок не нашли.

— Тогда давайте думать, кого в командиры писать, — сказал Нестор. — Полагаю, надо фронтовиков. Вот как Шаровский.

— Подойдёт и твой брат, Сава например. Он в Александровском походе неплохо командовал.

— Согласен, Саву Махно. Ещё кого?

— А Волох например, — предложил Шнайдер. — Сахно-Приходько, Волков.

— Пиши, Виктор, — кивнул Нестор Белашу.

— Они все бывшие офицеры, — усомнился Лепетченко.

— Ну и что? Значит, в военном деле секут. Они же, в конце концов, гуляйпольцы. И защищать свой родной угол вполне могут.

— Соловей, — подсказал опять Шнайдер и вдруг, несколько смутившись, предложил: — И я бы мог ротой командовать.

— Командиром полка, конечно, выберем Нестора Ивановича, — сказал Лепетченко.

— Нет, товарищи, я не подхожу. В армии и дня не служил. Тут нужен человек воевавший. А моё дело митинг, агитация.

— Вот Аполлон Волох подходит, — сказал Шнайдер.

Возражений не было, командиром полка решили назначить Волоха.

Тут наконец подал голос секретарь группы анархистов Калашников:

— Знаете, надо обязательно создать роту или батальон из твёрдых анархистов.

— А черногвардейцы разве не твёрдые анархисты? — спросил Махно.

— Черногвардейцы — это твоя охрана, Нестор. А то было б самое надёжное подразделение, которое можно посылать на самые ответственные участки.

— Это неплохая мысль, — заметил Белаш. — Кого предлагаешь в командиры этой группы?

— Черногвардейца Семёна Каретникова.

— О-о, с удовольствием уступлю, — засмеялся Лепетченко. — Семён в отряде быстро наведёт порядок.

— Товарищи, так как со мной решили? — напомнил о себе Шнайдер. — Буду я командиром роты?

— Будешь, Лева, я же сказал, — успокоил Белаш.

Обговорив командиров, решили, что дежурства по гарнизону будут по-ротные. Каждая рота дежурит сутки и отвечает за порядок в селе, за оружейные склады, выставляет посты и заставы на дорогах, бдит, одним словом.

— Но главное, — сказал под конец Махно. — Мы должны готовить роты и батальоны в помощь красногвардейцам, сражающимся с гайдамаками.

Гуляйпольцы не зря спешили. Центральная Рада ещё в январе вступила в сговор с немецко-австрийским командованием и попросила их помочь изгнать из Украины красногвардейцев, навести в Украинской республике порядок. Одним словом, помочь стать независимой от революционной России.

Советское правительство, понимая смертельную угрозу для революции, третьего марта заключило так называемый Брестский мире Германией, по которому уступило ей огромную территорию, куда, помимо Прибалтики и Белоруссии, вошла почти вся Украина.