Страница 115 из 126
— Мой старший брат анархист.
— Знаем. Он, кажется, сейчас на Тамбовщине бьёт красных, а вот младший выбрал другой, неправедный путь.
— У меня есть письмо от него... Вот тут, в кармане, — кивнул Пархоменко на свой нагрудный карман гимнастёрки. — Я уже думал...
— Алёша, — кивнул Махно Марченке, — достань-ка.
Марченко встал, прошёл к Пархоменко, расстегнул карман, достал свёрнутый лист бумаги, положил перед Нестором. Тот развернул его:
— Посмотрим, что пишет умный человек.
— Он, кажется, у нас дезертировал в своё время, — напомнил Зиньковский.
— Ну и что? Не в Красную же Армию. Он ушёл от нас из-за того, что не соглашался на союз с большевиками, и по-своему был прав. А сейчас вон свой анархистский отряд имеет. Побольше бы таких дезертиров. Лучше послушайте, что пишет умный брат не очень умному, — и Махно начал читать: — Что тебя держит у большевиков? Чины? Должности? Брось. Всё это взрасло на крови таких же, как и мы, простых тружеников. Я знаю, что с батькой Махно у тебя кровная вражда. Переступи через неё. Открой глаза, и ты увидишь, что за ним идут сотни и тысячи крестьян, ранее никогда не державших в руках оружия. Подумай, Александр! Ещё не поздно!
Махно кончил чтение, стал сворачивать лист. Спросил:
— Ну что ж надумал, Александр — младший брат?
— Если вы мне сохраните жизнь, — начал Пархоменко, — то я бы смог...
Но тут в избу ворвался Василевский:
— Красные наступают!
Махно, заметив в глазах Пархоменко какую-то искорку, мгновенно вспыхнувшую, но тут же погасшую, встал и усмехнувшись молвил:
— Ишь ты. Голову змее отрубили, а она и без неё живёт, — и вышел.
На улице его догнал Марченко.
— Нестор Иванович, а что с этими делать?
— Расстрелять. И только.
— Но-о...
— Видишь, не до них.
— И Пархоменку?
— Его в первую очередь. Своих ждёт, сволочь.
15 января хоронили начдива Пархоменко, и член Реввоенсовета Первой Конной товарищ Ворошилов проникновенно с пафосом говорил на траурном митинге:
— ...Товарищ Пархоменко, как всегда, был впереди своей части и на этот раз выехал вперёд, без всякой охраны. Но там была устроена засада, и товарищ Пархоменко был окружён бандитами. Товарищи погибли геройски, бандиты расправились с ними самым зверским образом. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы отомстим за тебя.
Спустившись с трибуны, Ворошилов подошёл к Будённому, сказал негромко:
— Глупейшая смерть.
— А где ты видел её умную, — ответил серьёзно командарм.
Всего на несколько дней пережил Алексей Марченко своих высоких пленников, сложив удалую голову в одной из смертельных рубок с червоноармейцами, так и не дожив до своего 18-летия.
4. Ещё месяц и ещё
Расчёт штабарма и Реввоенсовета Повстанческой армии поднять всё Правобережье против большевиков не оправдался. Отряды, которые там действовали и с которыми махновцы надеялись объединиться, были либо разбиты уже Красной Армией, либо являлись настолько мелкими, что не представляли серьёзной силы. Это были скорее шайки бандитов и мародёров, не способные противостоять даже милиции.
Такое пополнение принимать в армию Махно не хотел:
— Зачем они мне? Сегодня приму, завтра расстреляю за грабёж. И только.
6 января в селе Межеричи под Каневом, воспользовавшись небольшой передышкой, штабарм решил провести совещание комсостава по вопросу: как действовать дальше?
Туда прибыли петлюровские атаманы Пономаренко, Родченко и Струк.
— Враг у нас один, — говорил с пафосом Струк, — это большевики, так помогите нам, дайте оружие.
— Враг-то у нас один, — скрёб затылок Махно, — но вот цели разные. И потом, у нас у самих с боеприпасами — беда. Мы же почти не вылазим из боя.
— Но у вас вон сколько пулемётных тачанок, сотни две, не меньше, — вздыхал Родченко. — Уступили бы нам хоть с десяток.
— Сколько у вас бойцов?
— У меня 200 сабель, — сказал Струк.
— У меня около того же, — сообщил Пономаренко.
У Родченко оказалось всего 175 штыков.
— М-да, атаманы, такую вашу силу красные раздавят одним полком.
— В том-то и дело, приходится по лесам ховаться, — признался Пономаренко. — Да если б у нас были патроны... Нестор Иванович, дайте хоть с полмиллиона.
— Что вы, братцы, у меня у самого и половины этого нет. Вы посчитали тачанки с пулемётами, а ведь если у трети осталось хоть по одной ленте, так и то хорошо.
— Что ж нам делать? Посоветуйте, Нестор Иванович.
— Ховайтесь и далее. У меня армия, мне не сховаться, хоть иной раз и рад бы. А если серьёзно, добывайте оружие у красных, товарищи атаманы. Мы тоже от них снабжаемся. А сейчас, извините, мне надо на совещание.
На совещании, куда припозднился Махно из-за атаманов, обсуждали дезертирство артиллеристов.
— От кого, от кого, а от шаровских я этого не ожидал, — говорил Белаш. — Такие были честные, исполнительные и вот на тебе — дезертировали.
— Они ещё записку оставили, — сказал Зиньковский.
— Записку? — спросил Нестор, сразу уловивший суть разговора. — Она у тебя?
— Вот, — подал Зиньковский клочок бумаги.
— Так. Написано: «Без снарядов воевать не умеем. Простите. Василий и Влас Шаровские». Вот черти полосатые, — вздохнул Махно. — А я так умею? И куда их, дураков, понесло?
— Наверно, в Гуляйполе, на родину, — предположил Серёгин.
— Там пропадут. Напорются на чекистов, и всё. Жаль. Стрелки были милостью божьей. Ну, а вы как надумали? Куда двинем?
— Вот гадаем, — сказал Зиньковский, — кто полагает на Гуляйполе надо, а кто советует на север.
— На Гуляйполе нельзя, братцы. Там сейчас красных, как блох в катухе, к тому же они нас там и ждут. Лева, где у нас группа Христового действует?
— Оперировала на Полтавщине, но уже больше месяца у меня нет с ней связи.
— Это ничего не значит, мы всё время в движении. Нас Фрунзе догнать не может, чего уж говорить о связном. Христовой должен быть там, отправь к нему двух-трёх связных.
Теперь надо решить, кого на пушки поставим. Они хоть пока и без снарядов, но хозяин им нужен.
— Так и Сипливый и Карпенко тоже смылись, — сказал Белаш.
— Вот сукины дети, поймаю, ей-ей высеку. Придётся тебе к пушкам становиться, Василий Антонович, — обратился Махно к забившемуся в самый угол Данилову — начальнику артиллерийского снабжения.
— Что делать, встану. Токо стрелок я хреновый.
— А ты сам и не стреляй, ты командуй. Там Влас прислугу всю обучил бою. Так что стрелять есть кому, дело за снарядами.
Махно прошёл к карте.
— Итак, товарищи, решено, ворочаемся на Левобережье, поскольку на правом берегу повстанчество выродилось в бандитизм и петлюровщину, с такими нам не по пути. Идём на Полтавщину, на соединение с Христовым.
— Надо ещё Днепр благополучно перейти, — заметил Куриленко.
— У Александровска на юге перешли, а тут более чем на 200 вёрст севернее лёд тоньше, что ли?
— Да лёд-то, может, и толще, но кони подбились, давно перековка нужна.
— Знаю, — вздохнул Махно, — но красные для перековки нам время не дадут. Придётся настилать солому. Григорий Иванович, озаботься этим.
— Слушаюсь, Нестор Иванович, — отвечал Серёгин.
Командюж Фрунзе собрал в свой поезд под Харьковом главное начальство тех соединений, которые в той или иной мере имели соприкосновение с Махно. Все понимали, что разговор предстоит нелёгкий, и поэтому до начала совещания старались не вспоминать бандита, который уже «всем плешь проел», а говорили более о погоде, о видах на урожай.
— Чёрт его знает, то пурга, то гололёд.
— А ветра? Весь снег с полей выдуло. Опять неурожай грядёт.
— И не говорите, не знаешь на чём ехать, то ли в санях, то ли на телеге.
— Лучше в броневике.
Командюж вошёл в салон в сопровождении члена Реввоенсовета Гусева. Последний сел за стол. Фрунзе, не садясь, обвёл присутствующих строгим взглядом и начал: