Страница 107 из 126
Однако, поворчав, приказал Гавриленке:
— Готовь, Петро, документы для отчёта и прикажи взводу охраны седлать коней.
Собрав командиров, Каретников сообщил о вызове к командующему:
— Кожин, Петренко, Марченко, остаётесь на хозяйстве.
— Ты, Никитич, всё же связался бы с батькой, — посоветовал Марченко.
— Да связь отчего-то прервалась. Попробую дозвониться из Ставки.
— Товарищ главком, махновцы прибыли, — доложил Фрунзе по внутренней связи комендант.
— Примите у них оружие и препроводите в мою приёмную.
— Но с ними ещё взвод охраны.
— Сколько?
— 24 человека.
— Их направьте в казарму и там потихоньку разоружите. Всё.
Фрунзе вызвал адъютанта, тот возник у порога.
— Сейчас подойдут махновцы, сразу же вежливо и корректно препроводи их ко мне, а сам тут же свяжись с чекистами, предупреди, чтоб были наготове. И найди Кутякова.
Вошедших в кабинет Каретникова и Гавриленко Фрунзе встретил, стоя за столом.
— Рад приветствовать героев Сиваша, — сказал он с теплотой в голосе. — Прошу садиться, товарищи. Хочу вас порадовать, мы готовим представление вас к наградам.
— Спасибо, — сказал Каретников.
— Как расположился корпус?
— Хорошо, — отвечал Каретников. — Мне бы, товарищ Фрунзе, связаться с нашей Ставкой с Гуляйполем.
— О чём речь? Внизу зайдёте в отдел связи, скажете, я приказал, и мигом вас свяжут с батькой. Ну-с, — Фрунзе взглянул на свои наручные часы, и Каретников подумал: «Куда-то торопится».
— Вы приготовили отчёт?
— Да, — ответил Гавриленко, расстёгивая полевую сумку.
— Какие у вас потери?
— Убитыми и ранеными — 30 процентов, — сказал Гавриленко, извлекая из сумки тетрадь и подавая её Фрунзе.
— Да? — недоверчиво протянул главком. — А вот у Блюхера 85 процентов.
— Оно и понятно, они шли в лоб на Турецкий вал, — заметил Каретников. — Если б не подоспела 52-я, Блюхер уложил бы и все 100 процентов.
Фрунзе улыбнулся краешком рта, дав понять, что вполне оценил остроумие комкора, и опять взглянул на часы.
— Понимаете, товарищи, меня ждут на митинге в одном из полков. Давайте встретимся вечером, часиков эдак, — опять взгляд на часы, — в семь. Годится?
— Годится, — сказал Каретников, поднимаясь со стула. — Я пока свяжусь с Гуляйполем. Идём, Петро.
— Да, да, скажите там, я приказал.
За ними закрылась дверь, Фрунзе вздохнул с облегчением. Взял графин с водой, стал наливать в стакан, почувствовал, как дрожит рука. Успел подумать: «Только этого не хватало» — и услышал приглушённые хлопки. Опытным ухом уловил: стреляют. Ударил ладонью по звонку — раз, другой. В дверь влетел бледный адъютант.
— Ну что там?
— Пришлось стрелять прямо на лестнице, товарищ главком.
— Почему? Я же велел им в подвале.
— Но во время ареста Каретников набросился на Пивоварова и чуть не задушил.
— Размазни — не чекисты.
Из-за спины адъютанта явился Кутяков.
— Вы меня вызывали, Михаил Васильевич?
— Да. Займись их охраной. И пожалуйста, меньше шума. Красноармейцы нас не поймут, привлеки контрразведчиков, они знают, как это делается.
25-го ноября к вечеру, вскоре после отъезда Каретникова, в деревню Замрук приехали три конноармейца.
— Эй, хлопцы, где ваше начальство?
— Убыло утречком по холодку.
— Куда?
— До комфронта.
Конноармейцы выразительно переглянулись.
— Я говорил, раньше надо было, — молвил один с досадой.
— Так кто ж знал. Чёрт, действительно ерунда получается.
— Надо предупредить тех, кто остался за него. Хлопцы, кто за него?.. Ну штаб ваш где?
— Та вон та хата с ракушечника. Там мабудь Петренко да Марченко.
Конноармейцы подъехали к хате, слезли с коней, привязали их к тачанке. Пошли в хату. Старший из них с усами аля-командарм постучал пальцем и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь.
— Можно?
— Входите, добры люди, как раз к ухе поспели, — сказал Марченко.
— Спасибо, хлопцы, за приглашение, но у нас дело срочное, безотлагательное. Кто у вас за старшего назначен?
— Да мы тут вроде все сейчас старшие. Вот это Петренко с усами не хуже твоих, это Фома Кожин командир пулемётного полка... А впрочем, вы часом не шпионы? — прищурился с усмешкой Марченко.
— Что вы, хлопцы. Тут такое дело, братки, получен приказ сегодня ночью разоружить и уничтожить ваш корпус.
— Как? За что? Чей приказ?
— Приказ комфронта Фрунзе, братцы. Вы что, не заметили, как вас со всех сторон обложили красными полками?
— А ведь верно, — сказал Кожин. — А я-то гляну в бинокль, дивлюсь: и чего они расшагались? Оно вон что.
— Ведь это ж чистой воды предательство, — возмутился Марченко. — Вот суки, и ведь командира отозвали, для отчёта вроде.
— Да погано, братцы, погано, — сказал Белочуб. — Выходит, Семёну с Петром в Джанкое капкан приготовили.
— Выходит, так, — согласился Петренко. — Ну, что будем делать? Драться?
— Нет, хлопцы, треба тикать до батьки, — сказал Кожин. — Они наверняка сегодня же на Гуляйполе нападут, а у батьки там если есть 300 сабель, так хорошо.
— Верно, пробиваемся до батьки, — поддержал Марченко.
— Ну спасибо, ребята, что предупредили, — сказал Петренко конноармейцам.
— Да не за что. У нас многие за вас болеют, та пикнуть не смеют. Наш взводный как узнал о часе атаки, так и послал нас: предупредите махновцев и пароль велел передать на эту ночь.
— Какой? — спросил Марченко.
— Одесса. И вам лучше правиться на шоссе Симферополь — Перекоп, там, в деревне Джума-Аблам, 7-я кавдивизия стоит, вроде ваши знакомцы.
— Точно. Мы с ними перед Сивашом в одной деревне стояли.
— Атам глядите. На Литовском, кажись, чисто, а на Перекопе 1-я дивизия в карауле. Ваши знакомые места, проскочите.
Фрунзе не ложился спать в эту ночь. Что ни говори, а расстрел махновского комкора прямо в штабе взволновал его. Теперь он ждал звонка от командарма-4 Лазаревича, которому накануне передал в подчинение махновский корпус, а заодно и секретный приказ о его ликвидации.
Видимо, после всех этих волнений, после полуночи у главкома разболелся желудок, он достал из стола пачку соды, налил стакан воды, всыпал ложечку соды, размешал, выпил. Вскоре боль стала затихать. Взглянул на настенные часы, шёл третий час. Подумал: «Ну, наверно, начали. К утру должны управиться». Но вскоре раздался резкий звонок телефона. Фрунзе схватил трубку. Далеко на конце едва слышалось:
— Товарищ комфронта, а их уже нет.
— Кого? — не понял главком.
— Махновцев.
— Где же они?
— Ушли.
— Когда? Куда?
— Местные жители говорят: ещё с вечера. Вроде на север.
— Раз-зявы, — выругался Фрунзе и звонком вызвал адъютанта.
— Пришли ко мне Кутякова и скажи связистам, пусть соединят меня со штабом 7-й кавдивизии. Да побыстрее.
Скоро явился Кутяков — помощник командующего. Узнав о случившемся, выругался и сказал уверенно:
— Это предательство, Михаил Васильевич. Какая-то сволочь им сообщила.
— Ты думаешь?
— Я уверен. Более того, догадываюсь — кто.
— Кто?
— Кто-нибудь из будённовских, там много им сочувствующих.
— Будённому надо усы повыдергать.
Он-то при чём? Он рубака. Это скорее вина членов Реввоенсовета Первой Конной Ворошилова и Щаденко.
Резко зазвонил телефон, Фрунзе взял трубку.
— Товарищ главком, на проводе штаб 7-й кавдивизии.
— Где начдив, Мишин?
— Он отдыхает.
— Разбуди и побыстрее — это Фрунзе.
Через длинную паузу в трубке послышался низкий прокуренный голос:
— Начдив-7 слушает.
— Проспал, начдив, махновцев.
— Почему? Не проспал.
— Так где они?
— Часа полтора тому проследовали на север колонной.
— Почему не задержал?
— Не имел права, товарищ главком. Они шли с паролем.
— Тьфу, — невольно сплюнул Фрунзе. — Велика ли колонна?