Вторжение. Смерть ночи

Рёв самолёта утих, и я позволила Робин помочь мне встать.

Это было начало жуткого дня. Мы гордились тем, что совершили, но и ужасно боялись. Только теперь мы начали осознавать, насколько масштабным и разрушительным оказался устроенный нами взрыв. Самолёты и вертолёты прочёсывали небо. Бесконечный гул, похожий на гул бензопил, просачивался мне прямо в мозг, пока я не перестала понимать, гудит ли у меня в голове или в небе. Через пару часов мы были уже настолько взвинчены, что ушли из домика и, спрятав велосипеды, под прикрытием деревьев направились к холмам. Лишь оказавшись в густых зарослях буша, мы почувствовали себя чуть спокойнее. У нас не было еды, кроме пачки сухих бисквитов, которые принёс Гомер, но мы предпочли бы умереть от голода, лишь бы не попасть под обстрел на открытом пространстве.

Сидя в кустах, мы наконец смогли рассказать друг другу о событиях, происходивших с каждым из нас. Было очень интересно сравнивать, и это отвлекло нас от бесконечного рычания воздушных врагов. Первой рассказала о своей вылазке я, потом — Робин. Ей достался дом по соседству с моим, мы его считали второстепенным офисным зданием. Но Робин не сумела проникнуть внутрь.

— Дверь оказалась заперта, — объяснила она. — И потому, как только караульный в четыре часа пошёл смениться, я разбила окно. Я старалась сделать это как можно осторожнее, но оно было довольно высоко над моей головой, и всё стекло вдруг вывалилось и грохнулось на что-то внутри. Такой был шум! Просто поверить невозможно. Я чуть не запаниковала, но подумала, что времени у меня совсем немного, и потому попыталась залезть в него. Там была дренажная труба, и она разделялась на две, вот я по ней и полезла. Я уже потянулась к окну, чтобы ухватиться за подоконник, и тут труба сломалась! Шума было ещё больше, чем от стекла. Мне очень жаль, но тут уж я совсем струсила. Я убедила себя, что времени на то, чтобы залезть в дом, уже не осталось. Теперь-то мне кажется, что, наверное, я всё же могла это сделать, но шум меня перепугал. Потом я заметила, что из сломанной трубы вытекло много воды. Как будто всё было против меня! Я кое-как приставила трубу к стене и решила добраться до соседнего дома, проверить, не помогу ли я чем-то Элли, но кончилось тем, что я оказалась между двумя караульными, они обходили дом с разных сторон, и мне понадобилось жутко много времени, чтобы снова выбраться на улицу. Так что, боюсь, я вообще ничего не сделала. Всё досталось вам, ребята.

Ли тоже наткнулся на запертую дверь. Может быть, захватчики запирали только те дома, где работали с документами. Но у Ли было одно преимущество: Фай знала дом доктора Берджеса почти так же хорошо, как свой собственный, и потому смогла составить для Ли подробный план. Когда Ли обнаружил, что задняя дверь заперта, он прямиком отправился к окошку для спуска угля, открыл его, соскользнул в подвал, а уж оттуда попал в дом.

— Доктор Берджес постоянно говорил о том, что эту дверцу тоже надо бы запереть, — сообщила Фай с ужасно довольным видом. — Но он просто не заботился как следует о безопасности. Папа то и дело повторял, что это потому, что его никогда не грабили.

Ли нашёл газовую плиту и три газовых обогревателя, так что взрыв там можно было устроить что надо. Я спросила, трудно ли ему было выбираться обратно, но Ли, глядя на деревья, только пожал плечами и сказал:

— Нет.

Я не знала, как это понять. И почему Ли не смотрел на меня? У меня возникло опасение, что, возможно, на руках Ли теперь ещё больше крови, чем раньше, на этих его длинных музыкальных пальцах.

Гомер легко попал в назначенный особняк, а вот газа в нём не нашёл вообще. Тогда он решил посмотреть, что будет, остановившись в нескольких кварталах оттуда.

— Тебе это нравится, — заявила Фай. — И когда мост взрывали, ты наслаждался.

— Он обожает взрывы, — сказала я.

— Но на этот раз вышло покруче, чем с тем мостом, — отметил Гомер. — Это было что надо! Сначала один взрыв, потом второй, намного сильнее. Наверное, там где-то хранились взрывчатые вещества. Вы тут ощутили взрывную волну? Меня как будто ураган настиг. Вау! А шум! Я просто поверить не мог. А потом пошли повторные взрывы. Да, мы сотворили нечто грандиозное! Мы герои!

Я подумала, что разрушение и убийство людей воспринимается теперь как некое достижение, и это очень странно, и ещё подумала, что разрушать гораздо легче, чем строить.

— А ты что делала, Фай? — спросил Ли.

— Ох, я просто проползла через сад, как кролик, — ответила Фай. — Я целую вечность добиралась до того дома. А когда была уже в метре от задней стены, то поняла вдруг, что караульная спит. Так что я могла спокойно бродить вокруг, она бы и не заметила. Я даже немного беспокоилась, потому что было уже без десяти четыре и караульная могла проспать смену. Но у неё оказались часы с будильником; пока я придумывала, как разбудить её, зазвенел звонок. И через пару минут раздался свисток. Охранница кое-как поднялась на ноги и ушла. Мне кажется, она была пьяна, потому что у неё была бутылка — она сунула её в карман, когда уходила. Ну и как только она зашла за угол, я бегом бросилась в дом. Нашла газовую плиту в кухне и обогреватель в гостиной, но побоялась искать что-то ещё. И я не проверила таймер, просто ткнула его на нужное место, понадеявшись, что всё будет в порядке, и сразу сбежала.

— И я тоже, — призналась я.

В общем, вышло так, что проверил таймер только один Ли.

— Да они всё равно должны были сработать, — сказал Гомер. — Мы же их заранее устанавливали, поэтому всё так и пошло, по расчёту. Дома стоят близко друг к другу, и даже один взрыв мог запустить остальные. А может, там хранились патроны или что-то такое.

В середине дня на землю Маккензи явился полевой патруль. Это были два внедорожника, «тойота» и «джакеро». «Джакеро» я узнала. Он принадлежал мистеру Кассару, моему школьному учителю литературы. Он очень гордился этой машиной. Прячась в густых зарослях, мы чувствовали себя в безопасности, но очень боялись, что патруль найдёт какие-то следы нашего пребывания и, поняв, что мы там были, вызовет подкрепление. Мы пристально наблюдали за тем, как солдаты обыскивали всё вокруг. Забавно было, что они и сами ужасно нервничали. Не выпускали из рук винтовки, держались группами, постоянно беспокойно оглядывались. А мне хотелось закричать: «Это всё мы натворили! И мы всего лишь подростки. Так что незачем вам так бояться!»

Но конечно, они этого знать не могли и, похоже, были уверены, что мы — профессиональные, хорошо обученные бойцы. Ну, насколько я понимала, мы такими и были. То есть стали такими.

Ясно одно: если нас когда-нибудь поймают и поймут, что именно мы устроили, нам точно придёт конец. Нас немедленно убьют. И это не фигура речи. Это значит, что мы перестанем дышать, видеть, думать — перестанем быть живыми. Мы будем мертвы.

Солдаты добрались до домика стригалей. Они подходили к нему, как в кино, короткими перебежками, прикрывая друг друга, а дверь открыли ударом ноги. И это вызвало у меня мысль о том, как нам повезло, что мы сумели многое сделать. Мы в сравнении с военными выглядели просто любителями, самоучками. Не знаю, может, как раз это и стало нашим преимуществом. Наверное, у нас больше воображения, больше гибкости мысли. А они лишь наёмники, выполняющие чьи-то приказы. Мы же были сами себе хозяева, могли делать, что нам вздумается. Пожалуй, это нам помогало.

И тут я вспомнила свои детские фантазии. Это были фантазии о мире без взрослых. В этих фантазиях я никогда не думала о том, куда, собственно, взрослые подевались, просто дети были вольны блуждать где захочется, делать что захочется. Я как будто вместе с друзьями могла взять с выставки «мерседес», а когда в нём кончался бензин, мы пересаживались в другую машину. Меняли машины, как носки. Ночевали в разных особняках, просто перебирались в другой дом, вместо того чтобы стелить свежую постель на кровать. Это было немного похоже на чаепитие у Безумного Шляпника, где все пересаживаются с места на место за столом, вместо того чтобы мыть посуду. Просто долгое весёлое чаепитие.