Страница 25 из 34
– И все же, нечто столь важное… – Саймону не хотелось посылать с таким серьезным заданием человека, которого он едва знал.
Ему казалось, что это будет неуважением к памяти Изгримнура.
– Позвольте мне кое-что поведать вам о брате Этане, – сказал Тиамак. – Возможно, вы помните, что, когда умер отец Стрэнгъярд – мой дорогой старый друг, как мне его не хватает! – его свиток так никому и не передали.
Мириамель кивнула:
– Потому что все произошло очень быстро. В то лето лихорадка унесла многих.
Саймон вспомнил. Он не представлял, насколько сильно ему будет не хватать старого архивариуса, пока не стало слишком поздно.
– Да хранит нас бог, то были ужасные времена.
– В последние часы своей жизни он просил меня, чтобы я хранил его свиток и эмблему до тех пор, пока не найду того, кто будет их достоин. Теперь я начинаю думать, что брат Этан именно такой человек – и его следует пригласить в Орден манускрипта. Возможно, так вы поймете, что я о нем думаю.
– Ну, это очень сильная рекомендация. Ты уверен, что он справится?
– С задачей? Да. Он молод, и у него хорошее здоровье. Кроме того, он не верит в легкие ответы, как и положено истинному ученому. Я не могу представить лучшего кандидата. Но, что еще важнее, для него это будет хорошо.
– Почему ты так думаешь?
– После нашего возвращения из Риммерсгарда он был озабочен… определенными проблемами.
Саймон видел, что Тиамак решил ограничиться минимумом необходимой информации, и на мгновение испытал раздражение.
– Определенными проблемами?
– Вам не следует тревожиться, ваши величества, – это важно только для ученых, вроде Этана и меня, – но одна проблема вывела его из равновесия. Он стал плохо спать и, как многие религиозные люди, склонные к созерцанию, принял ее слишком близко к сердцу. Я считаю, что для него будет полезно заняться чем-то новым, увидеть другие земли, оторваться от знакомых стен замка и жизни храма.
Саймон поднял руку:
– Если ты готов поклясться, что он справится, для меня твоего слова достаточно. Мириамель?
– Конечно, мы бы предпочли, чтобы на поиски отправился ты, Тиамак, – сказала она. – И как ты догадываешься, я не считаю, что нам следует предпринимать их сейчас. – Она бросила быстрый взгляд на мужа. – Но если мы сможем послать твоего… ученика Ордена, вероятно, его следует называть именно так, я не стану возражать.
– Значит, так тому и быть, – сказал Саймон. – Но я бы хотел поговорить с Этаном перед тем, как он отправится в путь, чтобы он понимал, насколько серьезное дело ему поручают.
– Конечно, ваше величество. – Саймон вновь почувствовал в Тиамаке внутреннее сопротивление, однако решил не обращать на него внимания.
– И тебе следует позаботиться о том, чтобы он имел все необходимое для поисков Джошуа, Воршевы и их детей. И чтобы узнал всю правду.
– Я клянусь своей деревней, ваши величества. Я клянусь Верховным Престолом.
Когда Тиамак ушел, Саймон постарался не смотреть в глаза Мириамель. Он знал, что она недовольна, но сейчас ему не хотелось оправдываться. Вместо этого он посмотрел на еду и пустые чаши, лежавшие в траве.
– Мы заберем это с собой? И тогда все будет как в прежние времена, когда я работал на кухне, – сказал он.
– Мы пришлем слуг, – твердо сказала Мириамель, подобрала юбки и встала. – Если ты не забыл, я никогда не работала на кухне.
Саймон посмотрел ей вслед. Она снова на него сердилась, но возможных причин было так много, что он не знал, из-за чего именно.
«Как я могу проиграть спор, если я даже не знаю о существовании аргументов?» – спросил себя он.
Он раздраженно пнул чашу с вином, посмотрел, как оно выливается в траву, и последовал за женой.
Когда Тиамак добрался до своих покоев, он обнаружил там Телию, которая выглядела недовольной, хотя он не сразу понял, что стало тому причиной.
– Доброго дня, дорогая, – сказал он. – Как наша пациентка?
– Ситхи? Не лучше, но, благодарение богу, не хуже. И все же что-то ускользает от меня – от всех нас, – и я никак не могу понять, что именно.
Тиамак вздохнул:
– У меня такое же ощущение, но не только из-за ситхи, но и по нескольким другим поводам. Меня оно преследует вот уже несколько недель, как будто я наблюдаю за рекой дома, во времена моей юности. По воде идет рябь, но я не понимаю причин. На дне только камни или там кто-то прячется?
– Что тебя тревожит?
– О, все или ничего. Слишком многое, чтобы просто рассказать.
– Тогда я оставлю тебя, чтобы ты подумал в тишине, если только ты окажешь мне одну услугу.
– Какую?
– Налей мне чашку стимулирующего желтого щавеля, ладно? Я сегодня очень устала, и у меня болит голова.
– Целую чашку?
– Ну ладно, половину. И я выпью ее медленно. – Телия нахмурилась, но она рассчитывала, что у нее получилась игривая улыбка. – Ты слишком осторожен со мной, Тимо. Мы, женщины материка, очень крепкие, ты же знаешь.
– О да, конечно. – Он вытащил пробку из маленького кувшина, щедро плеснул желтой жидкости в маленький драгоценный стеклянный стаканчик и посмотрел сквозь него на полуденное солнце. Большое окно являлось главной причиной, почему Тиамак выбрал именно эти комнаты, которые в остальных отношениях были весьма скромными, но по сравнению с прежней жизнью ему больше всего не хватало света. Он встряхнул стакан и стал смотреть, как в нем, подобно облакам в небе, клубится туманная жидкость.
– Спасибо, муж мой, – сказала Телия, взяв стаканчик из его рук.
Он оставил ее с лекарством, а сам подошел к столу, решив наконец заняться тем, что занимало его мысли с того момента, как Этан показал ему запрещенную книгу. Тиамак сразу понял, как только увидел «Эфирные шепоты», что ему потребуется совет другого ученого, но Орден перестал быть прежним – осталось всего три его члена, да и то если Файера жива! Он стал рассматривать Этана как возможного нового кандидата из-за деятельного ума и доброго сердца молодого монаха, но его еще следовало подготовить на роль ученого, не рассчитывая на то, что он уже сейчас сможет оказать помощь. А помощь Тиамаку требовалась немедленно.
Его жена читала «Движение крови и дыхания» Ракуна и потягивала лечебный напиток, из чего Тиамак сделал вывод, что она все еще тревожится об умирающей ситхи. Казалось, после возвращения короля из путешествия Телия уходила в свои покои только для того, чтобы изучать медицинские книги или спать. Тиамак не был требовательным мужем, но начинал испытывать ревность к отравленной женщине, которая теперь получала все внимание его жены.
«Нет смысла страдать, – сказал он себе. – Лучше поблагодарить Того, Кто Всегда Ступает По Песку, за то, что Телия жива и здорова и мы вместе. К тому же я могу направить свою энергию на что-то более полезное».
Он взял лист пергамента из коробки, обрезал перо и начал писать.
«Мой дорогой друг Энгас, – начал Тиамак, у него промелькнула мысль, что это слишком свободное обращение, но он решил, что не станет ничего менять. – Я пишу тебе это письмо, потому что нуждаюсь в твоих знаниях, и это перевешивает мой стыд, который я испытываю, отвлекая тебя от жизни и работы. В мои руки попала очень необычная книга, ни один из нас ни разу ее не видел, мы только слышали о ней, книге с дурной славой.
И тем не менее я не стал бы тебя тревожить, однако я опасаюсь, что ее содержание может оказать влияние на другие важные вещи. Большая часть книги написана на старом наббанайском, который вполне понятен, но используется в качестве шифра. Автор – я не стану упоминать его имя здесь, потому что ты сам догадаешься, какую книгу я имею в виду, – использует кандианские слова в тех местах, где называются и описываются самые важные имена и процессы. Я плохо знаю язык Кандии. Однако он хорошо известен тебе. Теперь ты понимаешь, какие у меня возникли проблемы.
Я не могу отправить тебе книгу, только сам привезти ее, чтобы передать из рук в руки, что сейчас совершенно невозможно, поскольку долг вынуждает меня оставаться в Эрчестере. Я не прошу тебя сюда приехать – я знаю, что нельзя обращаться с подобной просьбой к человеку в твоем положении, – но других идей у меня нет. Знаешь ли ты ученого, который мог бы мне помочь, старый друг? Есть ли ученые, не принадлежащие к церкви эйдонитов, которые знают древний язык Кандии? Если ты догадался, о какой книге идет речь, тогда тебе понятно, почему я не стану обращаться к санцелланским эйдонитам и почему больше ничего не напишу в письме, которое мне придется доверить курьеру, пусть даже и королевскому.