Страница 17 из 32
Распутин безошибочно понял, чего от него хотят. «Возили меня, – вспоминал он, – и показывали, как райскую птицу. И восчувствовал я, что и хотя и позолотилась моя судьба, но что-то подломилось. Понял я, что моей мужицкой свободе конец пришел. Что будут они все со мной в мужичка играть. И мне их хитрости постигнуть надо, а не то мне крышка. Капут».
Наконец «райскую птицу» Распутина довезли до императорского дворца. Знакомство его с Александрой Федоровной произошло в присутствии фрейлины императрицы Анны Вырубовой, в девичестве Танеевой. Феликс Юсупов был знаком с барышней Танеевой, сохранил о ней детские воспоминания: «Танеева, рослая, сильная девица с толстым, лоснящимся лицом, была напрочь лишена обаяния. Ума за ней тоже не водилось. Только хитрость и жир. Охотников танцевать с ней не было. Кто бы мог подумать, что толстуха Анна сблизится с царской семьей и поможет головокружительному восхождению Распутина».
Как-то раз сели вечером царица с Вырубовой поиграть в четыре руки Лунную сонату Бетховена. Лунная соната всегда до слез умиляла Александру Федоровну.
Время уже шло к полуночи. Императрица сидела за роялем спиной к дверям. В дверях стоял Распутин и смотрел императрице в спину. Часы пробили полночь.
«Не чувствуешь ли ты, Сана, что происходит нечто особенное?» – спросила Вырубова и повернула голову к Распутину. «Да», – ответила царица, тоже повернулась, вскрикнула и забилась в истерике. Распутин подошел к ней, начал гладить ее голову, щеки, плечи. Царица припала к распутинской груди.
Сестра Александры Федоровны Елизавета Федоровна не терпела Распутина и никогда с ним не встречалась. Царица ее категорически не понимала. «Ты брезгуешь этим человеком, – говорила ей царица. – А между тем он и есть все самое русское».
Александра Федоровна глубоко усвоила художественный и политический стиль Распутина, он проступает в ее письмах к мужу:
«В Думе все дураки, в Ставке сплошные идиоты, в Синоде одни только животные, министры – мерзавцы. Дипломатов наших надо перевешать. Поскорей закрой Думу. Думу надо прихлопнуть. Все они должны научиться дрожать перед тобой. Тебя должны бояться. Мы, слава Богу, не конституционное государство и не смеем им быть. Наш народ не подготовлен к этому, и слава Богу. Показывай свой кулак».
Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова, зная, что императрица вся во власти проходимцев, жалела ее. Зинаида Николаевна приехала на Каменный остров, к вдовствующей императрице Марии Федоровне, и в присутствии сестер Николая, Ксении и Ольги, сказала, что единственное средство спасти государя, детей и Россию – это поместить императрицу в санаториум для душевнобольных. Изолированная, спокойная, тихая жизнь могла еще ее спасти.
По всеобщим отзывам, болезнь Александры Федоровны отступила с началом мировой войны. В годы войны внешне она была необыкновенно хороша собой. Французский посол Палеолог писал: «У нее никогда не было такого здорового вида. Императрица вся была поглощена работой в лазарете».
«В первый раз побрила солдату ногу возле и вокруг раны».
«Одному раненому пришлось отрезать три пальца».
«Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами. Они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями. Быть может, придется все отрезать – так все почернело. Я все промыла, прочистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала – все это вышло вполне удачно. Мне приятнее делать подобные вещи самой под руководством врача».
Надо сказать, что идею поработать в лазарете подарил императрице Распутин.
«Я нахожу совершенно естественным, – писала императрица, – что больные чувствуют себя лучше в моем присутствии, потому что, гладя их, я всегда молюсь и думаю о нашем друге».
Друг – Распутин. Чистая правда, что она всегда думала о нем, потому что она умела заботиться о его детях. Распутин пожелал, чтобы его дочь Матрена получила воспитание обязательно в Смольном институте. Начальница института старая княгиня Ливен отказала в приеме Распутиной, не имевшей необходимой подготовки, и демонстративно ушла со своего поста, который занимала более 20 лет. После этого дочь Распутина была устроена в Смольный без каких-либо документов и без экзаменов. Младшая дочь Распутина Варвара училась в частной гимназии. Вырубова писала о ней: «Прелестная девочка. В ней есть что-то от отца. Те же глаза. А когда смеется, та же мужицкая хитрость».
Подруги Варваре говорили: «Счастливая ты, Варя! Твой отец все может сделать. Что бы ни попросила, все тебе дадут».
Сына Распутина Дмитрия императрица лично отмазывала в войну от армии. Императрица писала мужу: «Наш друг (то есть Распутин) в отчаянии, ведь его сын ведет хозяйство в отсутствие отца. Нельзя брать единственного сына». Указание в отношении стрелка Распутина давал не кто иной, как начальник Генерального штаба.
В 1916 году Николай в основном пребывает в Ставке. Александра Федоровна – невольно на хозяйстве в Петербурге. Она в тонусе. Это своего рода военный синдром. Николай пишет жене одно из самых знаменитых своих писем:
«Тебе надо бы быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь. На твоей обязанности лежит поддерживать единение среди министров. Этим ты приносишь огромную пользу мне и нашей стране. О, бесценное Солнышко, я так счастлив, что ты наконец нашла себе подходящее дело. Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучиться, по крайней мере о внутренних делах».
В декабре 1916 года великая княгиня Елизавета Федоровна в очередной раз попыталась поговорить с младшей сестрой-императрицей о Распутине. Александра Федоровна прервала ее: «На святых всегда клевещут». Уходя, Елизавета Федоровна бросила: «Помни о судьбе Людовика Шестнадцатого». Французский король Людовик XVI был казнен во время революции вместе с женой Марией-Антуанеттой.
Императрица писала Николаю в Ставку: «Время великой снисходительности и мягкости кончено – теперь наступает царствование воли и власти. Потому что знают, что у меня сильная воля!» Александра Федоровна вернулась в свое детство. В самый неподходящий момент она превратилась в Spitzbube, что значит «озорница». Так ее называли в детстве, когда, замкнутая от природы, она раскрепощалась в кругу близких людей. В конце 1916 года гипнотизер Распутин оказался ее единственным компаньоном. Руководить Россией она при всем желании не могла. У Распутина также в отношении России конструктивных предложений не было. Неконструктивных предложений было множество. С середины 1915 года до отречения сменилось шесть министров внутренних дел. После Маклакова – князь Щербатов. Продержался 3 месяца, слетел за статью о Распутине. Потом Хвостов Алексей Николаевич – 7 месяцев. Слетел за интригу против Распутина. МВД пять месяцев возглавляет лично премьер Штюрмер. Его сменяет Хвостов, но другой. Александр Алексеевич. Держится 2 месяца. После него Протопопов.
Теперь военные министры: Поливанов, Шуваев, Беляев. Дальше – чехарда в Министерстве юстиции. После Щегловитова назначают Хвостова, в смысле Хвостова-второго, Александра Алексеевича. Которого потом назначат на МВД вместо Штюрмера. После Хвостова Минюст возглавит Макаров, который также раньше был главой МВД. Под конец будет Добровольский. Но это уже после убийства Распутина.
«У него хаос в голове, политический хаос». Эти слова министра внутренних дел Протопопова легко могут быть отнесены к Распутину, хотя сказаны они о другом персонаже петербургской светской, медицинской и политической жизни. Этот персонаж – доктор тибетской медицины Бадмаев – появился в Петербурге задолго до Распутина, еще при Александре III, и сохранял свой вес до 1917 года.
Вот что пишет о Бадмаеве Сергей Юльевич Витте: