Страница 16 из 32
Что касается мсье Филиппа, то, вопреки законам и здравому смыслу, военный министр Куропаткин дал ему доктора медицины от Петербургской военной академии и чин действительного статского советника. Мсье Филипп пошел к военному портному и заказал себе военно-медицинский мундир. К слову сказать, Распутин также лелеял мечту получить официальную должность при дворе, но ему, как ни чудно, это не удалось.
И еще, к слову, про военного министра Куропаткина, отставленного после поражения в Русско-японской войне. В 1914 году, уже во время мировой войны, к княгине Зинаиде Николаевне Юсуповой во дворец на Мойке приехала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Старший швейцар Юсуповых Григорий подошел к ней и сказал: «Почему ваше величество не назначили в армию генерала Куропаткина? Ему самое время искупить прошлое». Императрица пересказала разговор сыну, и через две недели генерал Куропаткин получил дивизию. Надо сказать, что в 1905 году, после позора в Русско-японской войне, другой слуга Юсуповых, Павел, отказался прислуживать Куропаткину за столом, плюнул и повернулся к нему спиной.
После доктора Филиппа Романовы стали искать пророков в собственном отечестве. В придворных кругах прошла информация о том, что в имении флигель-адъютанта Орлова-Давыдова проживает кликуша Дарья, как раз специализирующаяся в области, интересующей царскую семью, то есть как родить наследника. По личной просьбе Николая II флигель-адъютант Орлов-Давыдов доставил кликушу Дарью во дворец. У себя в деревне Дарья принимала роды, посылала проклятия на врагов, а кроме того, была хронической пьяницей. Во хмелю бывала сильно буйной. В деревне говорили, что именно в буйстве у нее открывается дар предвидения. Во дворце она растерялась, дар не открывался, но царицу она сильно напугала.
Другой флигель-адъютант, Николай Оболенский, был родом из Козельского уезда и, в свою очередь, рассказал при дворе о Митьке Козельском, который в припадочном состоянии дает устойчивые прогнозы. Слух об этом пошел с тех пор, как однажды Митька выкрикнул что-то нечленораздельное про какой-то пожар. Собственно, тогда на его слова никто внимания не обратил, но через месяц у кого-то сгорела изба. Тут-то все и вспомнили о Митькином вое. Короче, Митьку Козельского привезли во дворец к царю. Митьку сопровождал в качестве переводчика некий Елпидифор. Увидев царя, Митька замычал. У Елпидифора спросили, что это значит. Елпидифор перевел: «Детей повидать желает». Царских детей немедленно привели. Тут Митька страшным образом завопил. Елпидифора попросили перевести. Он перевел: «Чаю, – говорит, – просит. С вареньем».
Александра Федоровна как раз в это время была беременна. Она регулярно присутствовала при припадках Митьки Козельского в надежде узнать будущее своего ребенка. Это продолжалось несколько месяцев. Наконец Александра Федоровна упала в обморок, который завершился преждевременными родами. Врачи говорили, что если бы императрица разрешилась в срок, то родился бы непременно мальчик и благодарить за это следовало бы Митьку.
Митя молился по просьбе императрицы о рождении наследника, потом причащал всех, включая великих княжон. Причастие он давал из собственного рта, то есть выплевывал, и что выплюнул – тем и причащал. Митька Козельский выплевывал, а великие княжны должны были это глотать. Великую княжну Ольгу тошнило, она говорила, что дурно пахнет. Императрица считала, что Ольга капризна. У великой княжны появилась сыпь, Митя был удален, но через некоторое время его опять выписали во дворец. Кстати, великая княжна Ольга, старшая дочь императрицы, впоследствии не была расположена к Распутину и не поехала на его похороны.
Александра Федоровна вообще была строга к дочерям. Платья девочкам шила в рассрочку, хотя едва ли смогла объяснить, что этим выгадывает. Распутин ее даже попрекал: «Не скупись на одежду, невесты растут».
А потом Распутин вдруг поворачивался совсем другим боком и говорил: «Зачем им (то есть великим княжнам) раззолачиваться, одеты они чисто, лики у них ангельские. Оно, конечно, лишнего всем хочется. Только зачем привыкать. Как еще обернется».
Как-то раз Александра Федоровна, прежде чем отослать на благотворительный базар в пользу бедных сирот старые платья своих девочек, спорола дорогие перламутровые пуговицы и заменила их на костяные. Подмена обнаружилась. Самой Александре Федоровне никто ничего не сказал, но вдовствующая императрица Мария Федоровна поинтересовалась у сына Николая: «Надеюсь, Александра не сильно исколола пальцы».
А что не шло из платьев на благотворительный базар, тому императрица тоже находила применение. Приглашала во дворец старьевщика с Александровского рынка, торговалась с ним и отдавала старые или совсем вышедшие из моды наряды дочек на продажу.
Из допроса дворцового историографа Дубенского в Чрезвычайной комиссии, организованной Временным правительством, 9 августа 1917 года:
«Николай смотрел на жену как мальчик на гувернантку, она говорила за него, он молчал, в ее присутствии царь не имел собственного мнения».
Из письма Александры Федоровны Николаю 4 апреля 1915 года:
«Смирение – высочайший дар, но монарх должен чаще проявлять свою волю. Будь уверен в себе и действуй. Никогда не бойся. Ты лишнего никогда не скажешь».
Александра Федоровна отличалась от мужа несомненной волей, при этом также несомненно, что императрица была очень нездорова. Посол Франции в России Морис Палеолог в воспоминаниях писал о том, что Александра Федоровна вместе с сестрой Елизаветой Федоровной и братом великим герцогом Гессенским унаследовала от рано умершей матери нервное заболевание. Оно выражалось в хронической тоске, неопределенных страхах, смене периодов возбуждения и подавленности. Плюс тяжелый невроз сердца. Отсюда у этой красивой молодой женщины лилового цвета губы, или змеиные губы, как пишут очевидцы. Потому и спецлифт в Дворянском собрании в Москве строили к ее прибытию на празднование 300-летия дома Романовых, и даже инвалидное кресло для нее завели. С таким слабым здоровьем и уязвимой психикой Алисе-Виктории-Елене-Бригитте-Луизе-Беатрисе Гессенской было не потянуть такое мощное переживание, как Россия XX века.
Переход в православие для барышни, получившей хорошее философское образование в Оксфорде, обернулся религиозным помешательством, усилившим врожденную истерию. Русские традиционные юродивые сделались для этой молодой немки жизненно необходимыми. Николай мог легко обходиться без них, но легко к ним привыкал.
Пророчица Агинушка поила государя с государыней голубиной водой. Александра Федоровна спасалась этим от сонливости и от тоски. Рецепт лекарства несложный: одна часть святой воды, одна часть воды из колодца, добавить голубиной крови по вкусу. Что не допьешь – побрызгать на постель.
На государеву постель также брызгали вифлеемской водой из четырех бутылок четыре слепые монахини из Киева. При этом говорили: «Мама, несомненно, святая».
Потом приехала гадалка Гриппа 30 лет, очень красивая. Николай говорил про эту пророчицу: «В одну ночь она может принять три поколения царской семьи, а потом пить свой шоколад в кровати». Гриппа эта часто вела беседы с государем, называла его «прислужником цариц» и еще «футляром для приказов». Николай пересказал Александре Федоровне разговоры с гадалкой. Она отреагировала: «Ники бросает мой хлеб этой собаке. Пускай! Я не ревнива».
Петербург был охвачен ажиотажным спросом на гипнотизеров, странников и кликуш. Впечатления от первой русской революции выработали у дам русского высшего света новый стиль жизни, новую моду. Можно даже сказать, что революция привела в экстаз дамскую часть официального Петербурга. Захотелось соединить томление духа, с томлением плоти, прикрыть немного мистикой, в общем, отправиться на поиски простоты, искренности и истинности. Императрица была, как и положено, первой дамой империи, законодательницей в новой моде. И здесь уже было не до перешивания пуговиц. В общем и целом все были готовы к пришествию Распутина.