Кровь

В разгар весёлой возни с фантами нервическому господину становится плохо. Он тяжело валится на стену и съезжает по ней, подёргиваясь и свесив голову, как тряпичная кукла. Покрытое испариной лицо до серости бледно и безжизненно.

Переполох, вызванный неожиданным обмороком, странным образом не касается Мэри, которая вновь впадает в задумчивое оцепенение. Только острый взгляд льдисто-голубых глаз выводит её из ступора. Она вздрагивает, когда её дымчатые глаза невольно пересекаются с холодными взглядом темноволосого гостя. И на её преувеличенно кукольное личико набегает тень тревоги, так что она даже не замечает, что, вздрогнув, расплескала вино из своего бокала. Воздушное кружево платья безнадёжно испорчено безобразным алым пятном, расползающимся по её груди.

***

Бэла нетерпеливо возится на стуле, кутаясь в шубу. Ирена с участием:

– Vidim, da si popolnoma utrujena. (Я вижу, ты совсем устала.)

Бэла отвечает энергично, хотя её бледное осунувшееся лицо говорит о другом:

– Нет-нет! Спать совсем не хочется. Просто не очень интересно. Незанимательно. Ничего нового.

Ирена мягко, но с чувством возражает:

– In za moje pojme, je zelo zanimivo. Ko je on stal v sobi, vendar ona ni mogla ga videti! Bilo je grozno! Kar je kurja polt me oblivala. (А по-моему, очень интересно. Когда он стоял в комнате, но она не могла его увидеть! Просто жуть! У меня даже мурашки пошли по коже.)

Бэла с показным равнодушием:

– Это просто гипноз. Вампиры такое могут. А остальное – любовная бессмыслица!

Ирена качает головой:

– In to je oseba, ki obožuje Lermontova! Ne bodi cinična! (И этот человек любит Лермонтова! Не будь циником!)

Бэла несколько пристыженная:

– И чем там всё кончилось?

– Toda ne! Zadnjikrat si me prisilila, da sem prebrala to, kar mi ni všeč. Tokrat boš morala sprejeti. Prebereva zaporedoma. (Ну, нет! В прошлый раз ты заставила меня читать то, что мне не нравилось. В этот раз придется смириться тебе. Читаем всё по порядку.)

Бэла смиренно кивает, и Ирена, пряча удовлетворенную улыбку, возвращается к чтению: «Po nekaj mesecih sem počutil, da nekaj se je spremenilo v ozračju veselega salona Belle D'Arlot (Через пару месяцев я почувствовал, как что-то изменилось в атмосфере весёлого салона Belle D'Arlot.) Эти постепенные изменения, если определить их наиболее точными словами, выглядели так, будто плоскость веселья сместилась – с беззаботного жизнерадостного кутежа к тяжелому лихорадочному разгулу.

***

Золотисто-зелёная гостиная юной куртизанки залита жарким светом канделябров. Восемь или десять господ, которые, судя по сброшенным парикам и беспорядку в одежде, уже порядком навеселе. Четыре хохочущих девицы, все одинаково шелковистые, пышно кудрявые, расхристанно возбужденные. «Мамаша» в своих необъятных глянцевитых юбках, непринужденно болтающая то с одним, то с другим гостем:

– О! А где же милый Уинзор?

– На днях в театре у него пошла горлом кровь...

– Какая жалость! Но мы всегда будем его ждать.

– Ах! Одним болваном меньше. Тут и так не протолкнуться!

Судорожный взрыв смеха – в гостиную на четвереньках вползает господин средних лет. На его спине по-дамски боком восседает хозяйка дома. В её миниатюрной ручке хлыстик, которым она грациозно подгоняет своего неуклюжего скакуна. Девицы, припадочно повизгивая, валятся на своих кавалеров. Перекрывая гвалт, по комнате разлетается переливчатый звон – прекрасная наездница требует тишины, тряся над головой серебряным колокольчиком.

Как только публика относительно успокаивается, она командует своим всё ещё полудетским голосом: «Сюзан!». Одна из девиц подскакивает к хозяйке и, покатываясь со смеху, забирает колокольчик. Зачинщица игры достает из рукава широкую ленту и под всеобщие одобрительные крики завязывает глаза коленопреклоненному господину. Изящно соскакивает на пол и снова хлещет бок своей счастливой жертвы.

Господин проворно подскакивает и, топыря руки, ныряет в гущу возбужденных весельем гостей: «Сюзан!». Но бойкая Сюзан не ждет, пока похотливые руки заключат её в объятия. Звеня колокольчиком, она продирается в другой конец комнаты. А «жмурка» между тем, охотясь за не видимой ему девицей, походя облапывает всех встречных. От чего шум, и гам, и хохот переходят все границы.

Вот он сгребает в охапку случайно подвернувшуюся ему «мамашу» и, несмотря на её громкие протесты, сжимает и трясет её так, что лиф платья не выдерживает. Все вокруг захлебываются в истерическом ликовании. Вырвавшись из этой переделки, «респектабельная» дама с деланным возмущением заправляет назад в платье свои увядшие прелести.

Кутерьма не стихает. Сюзан ловко вскакивает на столик и под улюлюканье окружающих начинает пританцовывать. Кто-то сел за клавесин – бравурная музыка ещё сильнее раззадоривает резвую девицу. Развернувшись, она бесстыдно отклячивает зад и начинает им вертеть.

Распаленные гости срывают повязку с глаз «жмурки» и вручают ему бутыль вина. Тот же подскакивает к вихляющей задом Сюзан и, закинув юбки ей на спину, обливает вином её пышные ягодицы. Девица взвизгивает и валится со стола прямо на престарелого озорника. Оба падают, увлекая за собой других, обезумевших от возбуждения гостей.

В образовавшейся свалке громче всех гогочет Сюзан, потрясая в воздухе полуголыми ляжками. Кое-кто не упускает шанса и зарывается головой в ворох юбок. Смех девицы стихает и сменяется утробным мурлыканьем. Из кучи малы по одному выползают ничуть не смущенные дамы и кавалеры.

Юная хозяйка вертепа подлетает к наглецам и с наигранным гневом обрушивает на них свой хлыстик. Отличившийся кавалер, уворачиваясь от ударов, резво подскакивает, а Сюзан пытается уползти, но предсказуемо путается в своих громоздких шелках, отчего становится лёгкой мишенью. Хлыстик неумолимо преследует умирающую от хохота жертву. Мэри входит в азарт комической охоты. И хоть лицо её остается неизменно бледным, зато алые напряженные губы волнительно влажны, а острые гладкие зубки обнажены в хищной усмешке.

Голос Драгана: «И вроде бы по-прежнему блистала Мэри своим кукольным очарованием. Только под маской многослойных белил больше не крылась по-детски трогательная меланхолия. Озорные огоньки в серо-зелёных глазах теперь, кажется, всё чаще вспыхивали безумным исступлением.

Однако это ни чуть не сокращало круг восторженных поклонников. И в то время, как внезапная смерть скашивала всё больше жертв «любовного недуга», непременно находились новые, которые становились завсегдатаями этого бардака и вязли в нем, словно бы опьяненные губительной аурой опасности и вожделения.

Между тем я приходил в отчаяние от своей неспособности выследить князя. По моим наблюдениям, он перестал посещать Мэри в графских апартаментах. Однако сама девица несколько раз в неделю внезапно ускользала посреди ночи неведомо куда, оставляя без внимания полную гостиную, а порой и самого графа.

Полнейшая непредсказуемость этих тайных свиданий долго не давала мне возможности преследовать ночную беглянку».

***

Ночная пустынная улица на окраине города. Силуэт ничем не примечательного одинокого дома вырисовывается на фоне освещенного луной прозрачного неба. Окна черны и безжизненны. От ворот отъезжает мягко поскрипывающий экипаж. Откуда-то из дома долетают слабые звуки звякнувшего дверного кольца, лязгающего засова; стук, скрип, приглушенный, суетливый топот ног – и обрывистая тишина. Дом по-прежнему тёмен и нем.

Мужчина в высокой круглой шляпе осторожно приближается к дверям. Они приоткрыты, и ночной гость некоторое время медлит на пороге. Бесшумно, ступая по каменному полу, он входит в пустынный холл. Вещи застыли в сонном оцепенении, лишь подрагивает на холодном полу голубоватый свет, льющийся сквозь незанавешенные окна.