Страница 113 из 119
«Я хочу, чтобы было лучше, чем есть». – так часто говаривал он.
А то, что последует после него – уже забота других: и он очень надеялся, что они тоже будут хоть приблизительно также стараться о благополучии народа. Но во всём этом не было резона, за действиями его давно уже следили и некоторым из приближённым не очень нравилась такое расточительство и такая благотворительность. Приближённые императора не могли оставить это на самотёк
Давненько Мистамин не был в растерянности, но этот момент настал и он не знал как действовать. Все смотрели и ждали его окончательно действия – главной печати на документ. Казалось бы, приговор самый что ни на есть жесточайший, и неоспорим никак, даже им, но что-то, или кто-то внутри него твердил и назойливо шептал в разум:
«Не делай этого».
По его мнению, они сделали достаточного хитрого и подлого злорадства против короны – заслужив тем самым худшее для человека. Но с другой стороны, эти люди не знали и половины правды о том, что происходило на самом деле. Они всегда будут далеки от реальной истины.
Грустно думая, он понимал:
«Они хотели крайним злом добиться добра».
Взоры верноподданных стали более увереннее, и ожесточённые взгляды взирали на него с выжиданием, нетерпением и подозрительностью. Он же начал впадать в смятения и не знал, как подобает поступить, дабы не сделать ошибку. Но, опять же, спасовать сейчас и не поставить печать, значило бы слабость в глазах этих людей.
Император, слушавший приговор внимательно, взирающий свысока на виновников, чувствовал противоречивые эмоции. Он не заметил, как к нему направился с дальнего конца зала суда человек облачённый в белую мантию, который понял, что медлить больше нельзя.
Дойдя до него, он шепнул:
– Сделайте вид, что ставить печать и отдайте их в наше распоряжение. Доверьтесь ордену, мы не подведём.
Император глянул в его разноцветные глаза из-подо лба, и не глядя со всей силы ударил печатью в стол так, что все услышали этот отзвук эхом. Судья злорадно расхохотался, даже захлопал в ладоши и презрительно начал что-то снова твердить всем заседающим, убеждая их в победоносности сегодняшнего дня.
Человек в белом, аккуратно взял указ, некоторое время рассматривал его, затем показал раскрытый лист бумаги и в зале поднялся неподдельный восторг и ропот. Некоторые даже стоя начали аплодировать. Печати, которой не было, с такого расстояния увидеть никому из посторонних не разглядеть – на то и шёл расчёт наблюдателя.
Он уверенным голосом провозгласил на весь зал полуправду:
– Отведите заключённых в камеры. Завтра их ждёт бичевание и казнь через повешение перед народом. Пусть подождут и подумают о содеянном. – стража освободила от оков подсудимых и оттащила их, при смехе и злорадстве всех остальных к себе в камеры.
Ронэмил не боялся смерти, ему просто желалось напоследок увидеться со своей любимой. Чувство неминуемости конца давило на него, злящегося, трясущегося в гневе. Сури же тосковала по сыну, чувствуя, что больше никогда его не увидит, что осело в её сердце тяжким грузом.
В тюрьме под зданием суда постоянно стояла гнетущая, звенящая тишина, прерываемая разве что еле слышными стонами заключённых из-за недоедания. Тот самый человек в белом шёл по коридору в сопровождении конвоя, который буквально нёс Вельмола и остальных. Наблюдатель крепко сжимал бумагу, подписанную многими, но на которой не было самого главного – печати. Желание его было лишь одно на данный момент: уничтожить данный документ, чтобы всё забылось, – а затем побеседовать один на один с ними. Но сейчас, в данный момент, он миновал множество тёмных камер и смотрел, как мерзко шаркали ноги этих людей, которых несли стражники – за ним тоже шли четверо, чтобы никто не сбежал.
Хоть наблюдатель и был одним из весомых людей Горбри, но всё равно он придерживался определённых правил и порой не мог совершить простые действия, не вызвав подозрения окружающих. Сейчас же, завидев факела, что окружали весь этот коридор тюрьмы, наблюдатель понял, как избавиться от документа. Время в принципе-то терпело, а он же нет, понимая, насколько важна эта бумага, особенно если она попадёт не в те руки. За него всё это должны были делать другие люди, а не он сам, но дело слишком важное и он не решился доверить это низам.
Он произнёс, своим стандартным, шипящим как у змеи голосом:
– Вы знаете что делать. Мне надо закурить. – человек в белом остановился, мимо него прошли те, кто был сзади, и он отошёл как можно дальше, зайдя в маленький закуток возле камер у скромного окна.
На него пялились люди, сломленные пытками, голодомором, недосыпаниями и мучениями с осознанием того, что они больше никогда не выберутся отсюда. Но он своё дело знал и не обращал на них внимание, таким как ему – неведомо было понятие жалости и сочувствия, его заботило только нынешнее задание и прямой приказ от Терата.
Аккуратно выглянув из-за угла, наблюдатель осведомился, что никто не подсматривает. Он поднёс к факелу твёрдую бумагу, которая никак не желала сжигаться. Чуть погодя огонь возобладал и победил, не торопясь сжигая бумагу.
Как только она догорела и чёрный пепел осыпался на каменистый пол, человек в белом почувствовал небывалый спад тяжкого груза. Он чуть было не вышел из закутка, но остановился и зажёг самокрутку, чтобы всё выглядело правдоподобно. Выйдя в коридор, он заметил маленькую потасовку; самый высокий из заключённых пытался яростно вырваться, ему даже удалось ударить хорошенько одного из стражников лбом в нос, но его быстро скрутили остальные.
Наконец их всех закрепили к кандалам у стены, наблюдатель же смотрел на них и выжидал момента, когда останется лишь один стражник, которого легко можно было уговорить уйти.
– Ну, здравствуйте, Самоотверженные! И особенный привет тебе, лорд Джутан, а точнее Вельмол. – проговорил стражник, криво улыбаясь, вертя на пальце связку ключей. – Я не верил напарникам о твоём существовании, все-то они твердили то, что ты всего лишь тень Адишола! Нет, ну просто немыслимо то, откуда вы только берётесь! Кстати, удобно сидится-то? Кандалы нигде не жмут? А то если что сообщите, я дам клич и вас будут содержать более достойно! – он гоготал до тех пор, пока не увидел наблюдателя и самого императора.
– Оставь нас, сейчас будет разговор государственной важности. Не смей даже попытаться подслушать. – проговорил Мистамин грозно. Стражник икнул, почтенно склонил голову, передал связку ключей и вприпрыжку удалился.
– Представься. – проговорил, улыбаясь, человек в белой мантии.
– Конечно. – император открыл замок и вошёл внутрь. – Благодарю за предоставленную возможность, уж слишком мне понравилась эта... кучка, и я не могу не обмолвится словечком перед уходом. Я, кстати, был на вашем месте ровно семьдесят с чем-то лет назад. Я знаю истину и то, что против короны невозможно пойти! Вы хоть знаете то, как обучают наблюдателей? Это даже не люди, а нечто... высшее. А их глава – верх всех мыслимых знаний. Старше даже меня, ах да, вы, скорее всего и не ведаете то, кто же я есть? – хихикнул он другим, прокуренным, замогильным голосом.
Он поддел двумя руками лицо, и просто сорвал его. Перед ними, во мраке, стоял человек без носа, губ и лица. Что ужасало, так это голая красная плоть, срезанная каким-то умельцем. – Мой образ и есть причина тому, что я так часто отсутствовал. Две, нет, даже три роли одновременно.
Безликий вышел на свет и посмотрел в маленькое окно, а затем, оглядев каждого, улыбаясь прошептал:
– Наверное вы думаете что это – ужасно? Но нет, это – необходимая часть меня. Скажу по правде, мне сложно даже с самим собой. А сложность в том, что я сам ненормален и, понимая это – никак не могу измениться. Так и приходиться жить в неопределённости какой-то. – он слегка размял шею, потряс головой так, что кровь с лица попала на каждого из них. – Ой, простите. Что, убили Мистамина? Неплохо, но я перенял его лицо – и вместе с тем облик. Привет от Оросамила, друзья!