Страница 9 из 56
Тори: ЭйДжей, ты издеваешься? Мне пришлось позвонить Хантеру, чтобы узнать, где ты. Ты собирался сообщить, что наш сын в больнице? Я уже еду.
Хантер, вероятно, думает, что я убью его, но я не стал бы просить его врать. Я не собирался и ей врать, я просто… стараюсь изо всех сил, драма здесь ни к чему. Вместо того, чтобы ответить на ее сообщение, я набираю номер и подношу телефон к уху. Она сразу отвечает, я даже не успеваю понять, пошел вызов или нет.
— ЭйДжей, почему ты не позвонил мне?
— Я запаниковал. — Это все, что могу сказать.
— Я заставила парикмахера снять фольгу с моих волос раньше, чем надо, поэтому не знаю, на кого буду похожа, но подумала, что ты захочешь, чтобы я приехала.
— Не думаю, что кого-то заботит то, как ты сейчас выглядишь, — говорю я ей тихим голосом, поскольку здесь нельзя пользоваться мобильными телефонами.
— Что ж, я понимаю, — отвечает Тори. — Да иди ты к черту! — Она кричит не на меня, на кого-то на дороге. — Прости, этот парень меня просто подрезал.
— У него высокая температура, мы ждем, когда придет доктор.
— О, этот парень серьезно меня раздражает, — продолжает она. — Теперь он едет как можно медленнее, чтобы я точно не попала в больницу.
Я слышу сигнал, а затем еще крики.
— Когда вы заметили, что у него температура? Он вроде был немножко горячий вчера после ужина, но я не придала этому значения.
Материнский инстинкт не самая сильная сторона Тори, но, полагаю, он есть не у всех.
— Хантер заметил, когда взял его на руки, — говорю я ей.
— Конечно, мистер Мамочка заметил первым, — говорит она с сарказмом.
— Полегче, — предупреждаю я.
Тори нравился Хантер, пока не появился Гэвин. А потом как выключателем щелкнули. Хантер никогда не давал ей непрошеные советы, но думаю, у нее проблема с тем, что он более опытный родитель, и для него все более естественно, чем для нее.
Хантер был отцом уже семь лет, когда родился Гэвин, поэтому не думаю, что нужно переживать по этому поводу.
— Позволь мне догадаться… он все еще там, в качестве резервного родителя-няни, верно?
— Тори? Когда ты начала так ненавидеть меня?
Не хочу быть жертвой, и не хочу ругаться. Я не люблю даже препираться.
Мне хватило этого с Алексой в предыдущем браке, поэтому пообещал себе, что сделаю все возможное, чтобы сохранить мир и следовать моим клятвам — и пойду ради этого на все. Поэтому я не хочу разводиться снова до тридцати лет. Я говорю «Да, дорогая», чаще, чем должен.
Я никогда не спрашивал Тори, почему она ненавидит меня, но сейчас я измучен, раздражен и не в настроении, так что слова просто вырываются из меня.
Она просто молчит, не отвечая. Спустя несколько секунд тишины я смотрю на телефон и вижу, что она повесила трубку. Я убираю телефон в карман и пытаюсь устроиться на этом невероятно неудобном синем пластмассовом стуле.
Двигаюсь аккуратно, но Гэвин начинает громко кричать, ухватившись за ухо. Я читал, что дети делают так, когда у них ушные инфекции. Интересно, вызывают ли ушные инфекции температуру?
Занавеска отодвигается от стены и появляется молодой доктор.
— Я доктор Слэйт, — говорит он. — Я слышал, что у Гэвина высокая температура без других симптомов. Это верно?
— Да, — говорю я. — Как вы думаете, почему это могло произойти?
Понимаю, что он еще не осмотрел его, но последние часы кажутся мне вечностью, и я просто хочу, чтобы кто-то сказал мне, что с Гэвином все будет хорошо.
— Он дергал ухо минуту назад. — Я поднимаюсь и кладу Гэвина на стол, чтобы врач мог осмотреть его.
Менее чем через минуту доктор снимает перчатки.
— У этого маленького парня довольно сильная ушная инфекция в обоих ушах. Поскольку его температура очень высока, мы возьмем кровь на анализ, но уверен, что это просто инфекция, которую мы можем вылечить антибиотиками. Я позову медсестру, и она возьмет кровь, а еще мы дадим ему жаропонижающее. После вы должны будете следить и каждые шесть-восемь часов сбивать температуру, пока она не перестанет подниматься. Лекарство также поможет от боли. Еще теплые ванны могут помочь снять лихорадку.
Врач не будет стоять рядом и ждать моих вопросов, но, честно говоря, сейчас я даже не знаю что спросить. Только понимаю, что должен снова ждать. Достаю телефон, чтобы сообщить Хантеру, что происходит, и поскольку Тори едет сюда, скажу, что он может взять мой грузовик и уехать, если ему надо. Уроки скоро закончатся, и я знаю, что он хотел бы забрать Олив и Лану.
Как раз когда я заканчиваю набирать сообщение Хантеру, слышу голос:
— Проходите, он там.
Занавеска распахивается и входит Тори в бейсбольной кепке и с мокрыми зачесанными назад волосами.
— Доктор уже приходил? — спрашивает она.
— Да, это ушная инфекция, но они хотят сделать еще анализы, чтобы убедиться, поэтому мы ждем здесь.
— Слава Богу, — говорит она, оглядывая комнату. — Здесь только один стул? Что, если придут двое?
Я встаю с Гэвином на руках и предлагаю ей свое место, которое она быстро занимает. Хочу отдать ей Гэвина, полагая, что она захочет взять его.
— О, мои ногти еще не совсем высохли. Я сделала их два часа назад и...
— Ладно, — говорю я, прерывая ее. — Почему ты не ответила на мой вопрос по телефону?
— Какой вопрос? — Она прекрасно знает, о чем я спросил ее.
— Я спросил тебя, когда ты начала ненавидеть меня. — Она долго смотрит на меня, не отвечая. — Ты совсем не похожа на того человека, которого я знал раньше. Это не ты. Волосы, ногти, встречи каждый день. Ты совсем другая, я никогда не встречал человека, который мог так сильно измениться за одну ночь.
Тори выглядит ошеломленной и шокированной, услышав все это, вероятно, потому, что я впервые поднял этот вопрос. Сегодня у нас многое впервые.
— Я... я не знаю, что ответить, — говорит она, заправляя прядь волос за ухо.
— Тебе не нужно отвечать, Ти. Это просто мои выводы, личные и субъективные.
— Но... Ты прав, — говорит она, вставая со стула.
Ее взгляд застывает на линолеуме, а руки, сложенные на груди, сжимаются крепче — кажется, будто она защищает себя от какого-то вреда или боли, я думаю, защищается от моих слов. Наверное, я не должен чувствовать облегчение, узнав, что оказался прав. Или что я не сумасшедший, считая странным то, насколько быстро человек может измениться.
— Я точно не знаю, кто я, ЭйДжей.
Как человек может не знать кто он? Знаю, что людям иногда нужно найти себя или свой жизненный путь, но не уверен, что встречал человека, не знавшего самого себя.
— Теперь я не знаю, что сказать, — говорю я ей.
Я чувствую тяжесть в груди, мысли путаются. Смотрю на Гэвина и чувствую, как его маленькое тело начинает сильнее излучать жар.
— Что случилось? — спрашивает она.
— Он горит.
Тори подходит ко мне и кладет пальцы на лоб Гэвина.
— Он горячий, он никогда не болел раньше, — говорит она, заявляя очевидное.
— Тори, что происходит?
Она смотрит на меня, ее большие карие глаза мерцают в свете больничных ламп.
Невинность и доброта, что я вижу в ее взгляде, напоминают, почему я влюбился в нее. Она смотрит так, будто все ее поражает и изумляет, но, когда она грустит или болеет, такое ощущение, что ее глаза выражают каждую унцию боли, которую испытывает ее тело.
Я могу смотреть на нее и знать, что она чувствует. Именно поэтому я в замешательстве. Смотрю ей в глаза и понятия не имею, что происходит в ее голове. Словно случилось что-то кардинально меняющее жизнь, но Тори не хочет мне рассказывать.
— Я не рождена быть матерью.
Хотя я слышал эти слова раньше, на этот раз они звучат как удар. На этот раз она уже мать. На этот раз нет вариантов, чтобы выбрать.
— И я не рожден быть чьим-то папой, но так уже вышло, — говорю я, глядя на Гэвина. — О, черт, ему нужна бутылочка.