Страница 10 из 56
Достаю бутылку с приготовленной смесью из сумки.
— У тебя все под контролем папочка, да?
— Он зависит от нас. Это наша работа, — говорю я, озадаченный ее простым утверждением.
Не трудно заботиться о чем-то или о ком-то, если любить его больше всего на свете.
— Хорошо, вы готовы? — спрашивает вошедшая медсестра, держа в руках кучу ужасных медицинских принадлежностей.
Мне больно только от мысли, что она будет брать кровь у Гэвина. Он такой маленький, и игла кажется такой большой. Однако, замечаю, что для ребенка она будет использовать не такую иглу, как для взрослых.
— Не могли бы вы положить Гэвина на стол? Мне нужно, чтобы один из вас удерживал его.
Тори отходит от стула. Думаю, это потому, что он рядом со смотровым столиком, и она не хочет держать Гэвина.
Это неудивительно, если вспомнить все, что происходило в последний час, но, честно говоря, я тоже не хочу быть тем, на кого смотрит Гэвин, когда в него втыкают иглу. Сделав несколько шагов к столу с Гэвином, я кладу его и держу, пытаясь развлечь смешными рожицами, чтобы он отвлекся.
Закрываю глаза, когда медсестра берет кровь, и тут он начинает кричать — я никогда прежде не слышал таких криков, будто кто-то вырывает его маленькое сердце. Это убивает меня. Надеюсь, что все быстро закончится, но, похоже, это будет длиться целую вечность.
Наконец, слышу шаги медсестры, и крики Гэвина немного успокаиваются. Когда я открываю глаза, вижу, как Тори смотрит на нас с ужасом в глазах.
— Знаю, что вы долго ждали, но результаты будут готовы в течение десяти минут. Я попрошу кого-нибудь принести вам второй стул.
Уходит минут пять, чтобы успокоить Гэвина, и он вырубается у меня на руках, как мне кажется, от усталости.
— Я не могу, — говорит Тори.
Мое сердце замирает, как и все вокруг. Эта фраза знакома до боли, и в последний раз, когда я это услышал, Кэмми заставила мою жизнь измениться, и эти изменения были чрезвычайно болезненными.
— Что? — Не уверен, что это слово вообще было слышно. Какого черта она не может?
— ЭйДжей, ты знаешь, это не то, чего я хотела, чего мы хотели.
— Тори, — говорю я спокойно. — Я не знаю, что происходит в твоей безумной голове прямо сейчас, но подумай, о чем ты говоришь? Потому что я не знаю, что надо изменить, чтобы ты так не говорила.
Даже не знаю, что она собирается сказать. Я просто догадываюсь, основываясь на предыдущем опыте.
— Я не могу быть как ты, ЭйДжей, — продолжает она.
— Так не будь, будь собой. Неужели это сложно? — злюсь я и слышу в своем голосе возмущение. Разве сейчас подходящее время для этого разговора? Наш сын в больнице с высокой температурой, и она говорит мне, что не может?
— Я стараюсь изо всех сил, — говорит она.
— Старайся сильнее, черт побери, — огрызаюсь я.
Учитывая тот факт, что я всего однажды ругался с Тори, и это «однажды» происходит прямо сейчас, она кажется озадаченной.
— Я не могу, — повторяет она сквозь стиснутые зубы.
Конечно, подобные горькие мысли проскальзывали в моей голове. Но все же до последнего надеялся, что Тори справится, полюбит свое материнство. Когда люди говорят, что не хотят детей, на самом деле не все именно это имеют в виду, однако некоторые всерьез настроены подобным образом. Думаю, к сожалению, Тори относится к последним. Мы никогда с ней не обсуждали причины, ни ее, ни тем более мои.
Глава 4
Двенадцать лет назад
Эти пять дней не помогли мне унять гнев и боль, и не уверен, что когда-нибудь почувствую себя иначе. Я собирался позвонить Кэмми каждый день с тех пор, как меня выкинули из ее палаты, но просто не знаю, что ей сказать. Ну, мне есть что сказать, но от этого будет только хуже. Однако если я не приведу в порядок свои мысли и чувства в ближайшее время, боюсь, что могу просто взорваться. И если все зайдет слишком далеко, мама просто запрет меня в комнате, зажмет в углу и тогда я раскрою ей все свои самые темные секреты — те, что храню весь этот год.
Представляя все это, решаюсь сделать то, о чем думал с самого утра. Я хватаю пальто из шкафа и тихо открываю входную дверь.
— ЭйДжей, это ты? — кричит мама из кухни.
— Нет, — кричу я в ответ.
— Эндрю, — зовет она. Если мама назвала мое полное имя... она понимает, что-то случилось. — Подойди сюда на минутку, пожалуйста.
Я закатываю глаза и, крепко сжимая пальто, заворачиваю за угол и вхожу в нашу старую кухню.
— Что случилось, мама?
Она вытирает руки о кухонное полотенце и поворачивается ко мне. Медленно складывает руки на груди и пристально смотрит на меня, опираясь о кухонную тумбу.
— Ты был моим сыном семнадцать лет и ни разу не запирался в своей комнате четыре дня подряд, и это говорит о том, что что-то происходит или что-то случилось. Это так?
Многие назовут меня умником, но лгать родителям я никогда не умел. Раньше даже поводов соврать не возникало.
— Я просто нервничаю, ничего особенного, — говорю я ей.
Она переминается с ноги на ногу и склоняет голову набок, спиваясь в меня взглядом, будто читает мои мысли.
— Я знаю, как ты нервничаешь. Эти футбольные матчи, интервью в рамках стажировки в прошлом году, промежуточные экзамены, итоговые и вступительные. Но это конец школы, и у тебя есть стипендия для колледжа, и девушка... подруга, которая боготворит землю, по которой ты ступаешь. Кстати говоря, я уже давно не видела Кэмми, с ней все хорошо? В этом причина, милый? Вы поругались? Ссора между друзьями — это нормально. Знаю, должно быть, тяжело думать о том, что вы будете учиться в разных штатах. Ты сказал, что она поступила в университет Джорджа Вашингтона, да? Университет Род-Айленда находится всего в восьми часах езды, вы сможете видеться во время каникул или когда будете приезжать домой. Мы с твоим отцом справились, и твой брат и Элли тоже так живут, поэтому уверена, что ты сможешь...
— Мам … — я прерываю ее, — пожалуйста, остановись. Мы просто друзья, я говорил тебе это миллион раз.
Хантер и Элли лет с восьми были практически помолвлены, так что в этом нет ничего удивительного. Кроме того, их колледжи находятся менее чем в часе езды друг от друга. Это совсем близко.
— О, — мягко говорит она. — Если тебе настолько плохо из-за вашей ссоры, тогда, возможно, твои чувства к ней сильнее, чем ты думаешь.
Гораздо сильнее, чем я думаю, потому что, ах, я сделал ей ребенка. О, и затем она решила отдать нашу дочь, не обсуждая это со мной. Я почти уверен, что это гораздо хуже, чем ссора между друзьями.
— Да, мы вроде как поругались, и думаю, что должен извиниться, поэтому и собирался пойти к ней. — Я не вру.
— Понятно, — говорит мама. — Хорошо, передавай ее родителям привет от меня. Хотя, подожди секунду. — Мама оборачивается и берет буханку хлеба с полки на верхней части печи. — Еще секунду. — Она достает из верхнего шкафа тонкое полотенце и заворачивает буханку. — Отнеси это им, — и вручает мне хлеб.
Но все, о чем могу думать, это разговор, который должен буду вести с ее родителями. Что-то вроде: «Эй, мистер и миссис Скай, ваша дочь забеременела от меня. Это моя вина, хотя она скрывала правду от вас и от всех, кого мы знаем, последние девять месяцев. Поэтому я хотел бы предложить вам хлеб в обмен на ваше прощение».
— Я бы хотела как-нибудь встретиться с родителями Кэмми.
Мне бы тоже хотелось встретиться с родителями Кэмми, но этого не случилось до беременности, и этого не случилось после. «Друзья», «влюбленные» — как бы то ни было, прошло уже два года, и они не знали бы, кто я, окажись я перед ними.
— Они много работают, — говорю я маме.
— Это очень плохо, — говорит она.
У мамы по этому поводу совершенно другое мнение, отличное от мнения большинства родителей моих друзей. Похоже, что в этой местности, стиль жизни домохозяйки остался в прошлом. У большинства моих друзей работают оба родителя, настолько высока здесь стоимость жизни. Думаю, что единственная причина, по которой мама может не работать, состоит в том, что папа выиграл какой-то иск двадцать лет назад и купил дом. Кроме того, папа много работает, и его столярный бизнес является крупнейшим в этом районе. Мы не купаемся в роскоши, но нам комфортно, у нас есть еда на столе и крыша над головой. Мы относимся к среднему классу в сравнении семьями с высоким доходом, но я не считаю это проблемой.