Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 56

— Только сегодня. Никогда раньше. С тех пор, как наш сын родился четыре месяца назад, она немного подавлена. Я хотел, чтобы она сходила к врачу, но она сказала, что сама уже ходит к терапевту. Я не знаю, страдает она от послеродовой депрессии или нет, и как долго. Она даже не сказала мне, кто ее терапевт, не сказала, зачем она видится с ним.

Доктор расслабляется в кресле и закидывает одну ногу на другую, излучая спокойствие. Отлично. Он может покончить со всем этим, пойти домой и притвориться, что сегодня этого не случалось. А моя жизнь разрушена. Тело словно пронзают тысячи маленьких разрядов.

— Я мог бы согласиться с тем, что послеродовая депрессия — часть проблемы, потому что симптомы указывают на совсем другой диагноз, и он у нее гораздо дольше, чем четыре месяца. Полученной мной информации пока достаточно, но в моей голове пока — пазл, и я не знаю, с какой части начать складывать эту головоломку.

— Тори страдала срывами много раз, но вот уже несколько лет все в порядке. Мы думали, что это осталось в прошлом. К сожалению, мы ошиблись, — откровенничает ее отец.

— Проблему мог спровоцировать какой-то триггер, — говорит доктор. — Однако, эту информацию мы не смогли пока отыскать.

— Никогда не удавалось, — соглашается ее отец.

— Тори когда-нибудь лежала на реабилитации в стационаре?

— Какая реабилитация? — спрашиваю я врача. — Она не принимает наркотики и не алкоголичка.

— Тут другой вид реабилитации, мистер Коул. Когда пациент совершает попытку самоубийства, мы должны принять профилактические меры, прежде чем отпустить его или ее обратно домой.

О, Боже мой. У нас дома младенец, а моя жена вот-вот ляжет в психушку? Это, по его мнению, должно меня успокоить?

— И сколько времени это обычно занимает? — спрашиваю я.

— Все зависит от пациента. Все по-разному.

Эгоистично, но я хочу знать, что будет с нами. Это так неожиданно, я никогда не думал, что такое может случиться. Самое большое мое опасение заключалось в том, что жена разлюбила меня или поняла, что никогда не любила. Я не думал, что причина такого поведения и перепады настроения Тори могут быть следствием какой-то серьезной проблемы.

— Мы всецело полагаемся на ваше решение, доктор, — говорит отец Тори.

— Согласен, — добавляю я, чувствуя растерянность. Ситуация решится, неважно, как тяжело нам будет, но все обязательно будет хорошо. — Все, что нужно, чтобы она поправилась. Мне можно надеяться или лучше все же готовиться к худшему?

У меня есть опыт: я верил в хорошее, а потом оказывалось, что хорошего быть не может.

— Вам нужно будет подписать кое-какие бумаги, и потом мы определимся с дальнейшей тактикой в отношении Тори.

Доктор поднимается с места и пожимает мне и отцу Тори руки.

Он оставляет нас обоих в маленькой комнате ожидания в молчании. Но, наверное, только я в полной прострации. Ее отец обнимает меня за плечи и похлопывает по руке.

— Давай поможем нашей девочке, — говорит он.

Мне кажется неподъемной эта ноша. Наверное, у меня что-то вроде шока.

Когда мы снова заходим в палату, мать Тори сидит на краю кровати, запустив пальцы в спутанные пряди ее волос.

— Прости, — говорит ей Тори.

— Тори, я знаю, что ты не контролируешь все это. Нет необходимости извиняться, — с теплотой в голосе говорит ее мать.

Я подхожу к кровати и встаю на колени рядом с ней. Не знаю, как она отреагирует на меня после ужасного поведения сегодня. Молча беру ее руку и подношу к губам.

— Я так волновался за тебя, — говорю я ей.

— Я должна извиниться, ЭйДжей. В последние несколько месяцев я была ужасной женой и матерью. — Я качаю головой, не соглашаясь. Последнее, чего хочу, чтобы она волновалась сейчас. — Не надо притворяться, что это неправда.

— Ты получишь от нас всю необходимую помощь, все будет хорошо, — заверяю я ее.





Но если все же это неправда? Откуда мне знать?

Слабая улыбка появляется на ее губах, Тори протягивает руку, касаясь моей щеки. Это та Тори, которую я знаю — не улыбка, но жест и широко открытые глаза.

— Я не знаю, возможно ли это, — сомневается она.

— Конечно возможно, Ти, — уверяю я ее.

Я понимаю, что она может и не чувствовать уверенности, ведь она искала помощи в течение многих лет. Несмотря на то, что слышал эти слова сегодня впервые, но если реабилитация для нее — что-то новое, может быть, это, наконец, поможет. Для этого и нужна реабилитация, верно?

— Я лягу в реабилитационное отделение на некоторое время, — говорит она, поглядев на каждого из нас. — ЭйДжей, ты сможешь управиться с Гэвином?

Я мог бы многое сказать в ответ на этот вопрос, но это не обязательно.

— С нами все будет хорошо. Важно то, что ты будешь здорова, и мы снова заживем, как прежде, — говорю я, пытаясь убедить себя, что так и будет.

Вымученная улыбка исчезает с губ Тори, она с трудом сглатывает.

Тори молчит, и в разговор вступает ее мама:

— ЭйДжея есть кому поддержать. Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать и на нас, ЭйДжей.

После адского дня я еду домой, один, без жены, в пустой дом. Хантер забрал Гэвина, и я сижу за кухонным столом перед шоколадным кексом на десертной тарелочке. Несмотря на весь тот ужас, что произошел сегодня, мне необходима минутка, которую могу посвятить своей маленькой девочке.

Осторожно ставлю свечу в центр кекса, зажигаю ее и загадываю желание.

— С днем рождения, малышка. Твой папа любит тебя. Надеюсь, ты это знаешь. Хотел бы я, чтобы ты была здесь. Хотел бы тебя обнять. Хотел бы увидеть самую красивую улыбку на земле. Хотел бы я посмотреть, похожа ты на свою маму или нет.

Я задуваю свечу и откидываюсь на спинку кресла, ощущая, как груз в моем сердце становится еще тяжелее.

Глава 12

Год спустя

Тринадцать. У меня есть дочь-подросток. Это звучит невероятно, ведь твоя мама и я сами были подростками, когда ты родилась. Сколько лет прошло с того дня, как я держал тебя на руках с того первого и последнего дня с того дня, когда отдал тебя двум незнакомцам. Надеюсь, они дали тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. Четыре тысячи семьсот сорок пять, детка вот сколько дней прошло.

Сегодня я скучаю по тебе больше, чем в последние четыре тысячи семьсот сорок пять дней, потому что каждый проходящий день словно отдаляет тебя от меня на несколько километров.

Проснувшись в день годовщины одного из худших событий в моей жизни, я не могу заставить себя открыть глаза. Тори тоже вспоминает о той ночи, когда пыталась покончить с собой? Всякий раз, когда мы заводим разговор о том, что было в прошлом году, я боюсь расстроить ее и вызвать очередной срыв. Не думаю, что был ответственен за произошедшее в тот день, но она никогда мне ни о чем не рассказывала... разве что о каких-то старых воспоминаниях, появляющихся в ее голове и вызывающих растерянность. Так и живем с секретами — она со своими, а я со своим. Хотя мой секрет кажется маленьким по сравнению с тем ящиком Пандоры, что скрывает в себе ее разум.

— Доброе утро, — хрипло произносит она. — Хочешь, приготовлю тебе что-нибудь на завтрак перед тем как ты уедешь?

— М-м-м, я бы не отказался от французских тостов, если ты сделаешь, — говорю я, медленно открывая глаза. Чувство облегчения наполняет меня, когда вижу ее спокойной, проснувшейся в нормальном настроении.

— Ты их получишь. Гэвин тоже любит французские тосты.

— Я это заметил, — говорю я, стараясь вести себя нормально, насколько это возможно. — Какие планы на сегодня?

Я говорю то же самое, что в прошлом году в этот день. Все начиналось так обыденно, а потом вылилось в настоящий ужас.

— Встречаюсь с мамой в обед, плюс у меня есть кое-какие дела. Еще думаю убрать пару шкафов, если успею, но посмотрим.

Я заметил, что она постоянно чем-то себя занимает. Тори редко просто садится и включает телевизор или компьютер. С тех пор как вышла из реабилитационного центра, она всегда такая. Нет, тут ничего плохого, но иногда, вечером, меня бесит, что она не может сесть и отдохнуть. Хотя предпочитаю терпеть такую жизнь, а не то, что могло бы быть.