Страница 5 из 10
А теперь Тибо остался один и пьет за свободу Парижа из водоразборной колонки на площади, где повсюду валяются кирпичи, в которых есть что-то от обреченных цветов.
Несколько месяцев назад его разведчики в девятом арондисмане доложили о демонах в склепе вблизи Клиши. Тибо и товарищи по ячейке посмотрели друг на друга в ужасе.
– С ними нет нацистских дрессировщиков, – сказала Виржини. Она была новобранцем сюрреалистического сопротивления, свирепой, но молодой и невежественной. – Они одичалые. Насколько это срочно? Нам что, придется…
– Ты раньше не имела с ними дела, – отрезал Тибо. – Иначе не задавала бы такие вопросы.
Дело в том, объяснил он ей, что демоны, нашедшие где-нибудь приют, подобны загноившейся занозе или аллергической реакции. Сила арондисмана пока что удерживала их от проникновения, не считая случайных одиночек, которые своими неуклюжими тушами крушили все вокруг. Но теперь, когда они закрепились, их надо изгнать или уничтожить, иначе весь девятый округ превратится в зону кровопролития и инфернальных мук. Сюрреалисты должны приготовить экзорцизм.
Процесс и соответствующие ему принадлежности, реликты волшебства, которое так раздражало эпоху Просвещения, доставляли определенное удовольствие. Но вот кое-что другое разило клерикализмом, и партизанам претила сама мысль о том, что и такие методы приносят пользу. Тибо и Элиза понесли мешок распятий, бутылочек со святой водой и колокольчиков к отцу Седрику. Элиза сказала, что дочь раввина с мешком таких штуковин – форменный анекдот. Старый священник пробормотал череду бессвязных благословений, и они заплатили ему сигаретами и едой.
– Подставьте другую щеку, отче, – проговорила Элиза, заметив выражение его лица. – Найдите кого-нибудь из «Свободной Франции», если желаете стать пастырем покорного стада. До той поры у нас с вами брак по расчету. Хотите уйти? Дверь вон там.
Они предоставляли ему кое-какую защиту, а он отвечал тем же. Неудобный симбиоз. Сюрреалисты презирали его призвание, он же презирал их за воинствующий атеизм, но все знали: если уж приходится бороться с демонами, лучше, чтобы кое-какие нелепости вершил священник, в рамках своего ремесла.
– Почему? – спросил он у Элизы, когда они снова ушли. – Почему, по-твоему, это работает? Ведь непохоже, чтобы в этой куче ерунды было хоть что-то настоящее.
– Может быть, демоны любят ритуалы так же, как люди, – ответила она.
Хоть отряд Тибо издевался и запугивал отца Седрика, на самом деле к нему испытывали что-то вроде недружелюбного уважения: этот человек, невзирая на все прочее, был частью Сопротивления. На этих улицах традиции, которые он соблюдал, стали непривлекательным инакомыслием. В отличие от множества священнослужителей он отказался заключать какой бы то ни было мир с новой Церковью Парижа или с ее руководителем, Робертом Алешем.
За несколько месяцев до преобразований аббат Алеш был известным проповедником, выступающим против нацистов. Очень немногие близкие знали также, что он работал в подпольной организации Жанин Пикабиа, известной как «Сеть Глория». Он был курьером и доверенным лицом, способным благодаря своему сану проходить из зоны в зону, перевозя сообщения и контрабанду. Товарищи по «Глории» называли его «епископом», и он выслушивал их исповеди.
Но на самом деле он был двойным агентом. После С-Взрыва он продал товарищей нацистам, которые платили ему жалованье, и почти все погибли. Алеш, Ви-мен[7], доносчик, стоил не тридцати сребреников, но двенадцати тысяч франков в месяц.
Два ревностных активиста, Сьюзанна Дешево-Дюмениль и ее любовник, ирландец Беккет, бежали от резни, в которой погибла «Глория». Они рассказали о вероломстве Алеша, но он не испугался. Напротив, он стал основоположником теологии предательства. Это был коллаборационистский католицизм, построенный на сотрудничестве с немецкими захватчиками и теми, кто пришел из нижнего мира. Рим осудил его, а он в ответ осудил Рим. Он сделал самого себя епископом собственной церкви, которую финансировал фюрер.
В том, что касается ненависти к Алешу, Седрик и сюрреалисты могли найти общий язык.
В сумерках бойцы поднялись на крышу, их пушки были заряжены язвительно благословенными боеприпасами. В Париже нужно было быть готовым к борьбе с искусством и адскими порождениями – не говоря уже о нацистах, – и потому они запаслись оружием на все случаи жизни.
Тибо был готов к манифам. Он набрался опыта, он мог выполнять катексис[8] или использовать против них оружие той же манифовой природы.
Людей, конечно, можно было убить почти чем угодно.
Партизаны пробирались, словно собиратели хвороста, через перелески дымоходов. Среди старых кирпичей, мертвых ворон, шифера и водосточных желобов Тибо видел маятники и веревочные фигурки. Обломки сюрреалистичного, мимолетного забытья. По краям крыш имелись двери. Расплывчатые существа бродили совсем близко, и он на них не смотрел.
Потом раздался далекий крик. Они осторожно приблизились к источнику звука. Члены «Руки с пером» встали под огромным небом, глядя в треснувший световой люк в крыше склада, как будто в гадательный бассейн.
Далеко внизу человек в просторном одеянии конвульсивно дергался, подвешенный в воздухе над пыльным полом. Его окружали чудовища.
Тварь с носом в виде трубы и рыбьими глазами размахивала дубиной и жестоко лупила жертву. Безногое существо с крыльями летучей мыши колотило бедолагу шипастым хвостом с присосками. Животные, похожие на тряпичных кукол, жевали пальцы незнакомца и кололи его рогами.
– Боже мой, – прошептала Виржини. – Идемте же.
Бойцы Сопротивления от отвращения стиснули зубы и быстро приготовили оружие. Кукла, похожая на ящерицу, оскалилась; мохнатая тварь с мордой свиньи бросила на них злобный взгляд, не переставая атаковать.
– Подождите, – выдавил Тибо. Он вскинул руку. – Посмотрите. Посмотрите на его одежду.
– Не мешай, Тиб, – сказал Пьер, прицеливаясь сквозь стекло.
– Да подождите же! Он уже совершил в точности такое же движение несколько секунд назад, – не уступил Тибо. Незнакомец опять закричал. – Послушайте. – Шли секунды, и отчетливый жалобный возглас повторился. – Посмотрите на демонов, – продолжил Тибо. – Посмотрите на него!
Глаза парящего над полом человека были расфокусированными и невыразительными, как бетон. В его одеждах песочного цвета, его бороде ощущалась какая-то странная аккуратность. Он вопил и корчился, его крики не становились ни громче, ни тише, а кровь бесконечно барабанила по полу, собираясь в лужу, которая не росла.
– Эти демоны, – наконец сказал Тибо, – выглядят слишком здоровыми. Происходящее повторяется, как поцарапанная пластинка. Они не демоны. А тот, кого они мучают, не человек.
И вот теперь на меняющихся улицах Парижа звучало эхо адских копыт. После взрыва демоны вырывались из канализации, выламывались из деревьев, как из сломанных дверей, влетали в мир на полной скорости, как манифы, хотя были другими, совсем другими, и взрыв явно имел совершенно иную природу, с ними не связанную. Казалось, взрыв стал для них не моментом рождения, но поводом. Они выплывали на свет через тротуары, превратившиеся в лаву, с рычанием покидали пространство боли, которое можно было увидеть лишь мельком. Гиганты со сгустками паутины вместо лиц, генералы с головами крабов, из которых торчали зубы, и так далее. Они носили доспехи и золото. Они швырялись смертоносными заклинаниями и вопили во всю свою адскую глотку.
И все-таки, насмешливо скаля зубы, демоны морщились. Осторожно трогали свои шкуры, когда думали, что никто за ними не наблюдает. Когда они убивали и мучили, в этом ощущался намек на некую принужденность. Они выглядели встревоженными. Они воняли не только серой, но и инфекцией. Иногда они плакали от боли.
Парижские гости из Преисподней не умолкали. Они объявили, едва придя в мир, – на сотне языков, с шипением и завыванием описывая свои абиссальные города, ударяя когтями в знаки, которые носили, символы благородных домов из глубин, они назойливо орали, обращаясь к своим жертвам, – что пришли не откуда-нибудь, а из самого Ада, и по этой причине все должны трепетать от ужаса.
7
Ви-мен (V-man) – главный герой комикса патриотической направленности, первый выпуск которого появился в 1942 году (не путать с главным героем комикса «V значит вендетта»).
8
Катексис – термин, которым пользовался З. Фрейд для обозначения энергии бессознательного, затрачиваемой на формирование определенных образов, идей или символов.