Страница 10 из 23
Общественный договор
По Гоббсу, граждане делегировали государству столь обширные властные полномочия, чтобы иметь возможность жить в безопасности[61]. Позднее Локк и, прежде всего, Руссо дополнили эту позицию принципом общественного договора, где речь шла о добровольном соглашении участвующих сторон, сравнимом с гражданско-правовым договором[62]. Он должен иметь место между гражданами и государством. Или, по крайней мере, граждане должны заключить между собой договор, согласно которому уступают часть своего суверенитета государству и принимают вытекающие отсюда последствия. Данная трактовка по-прежнему преобладает; как правило, конституция государства и вытекающий из нее порядок приравниваются к общественному договору Руссо. Однако у нее есть изъян, а именно: создание договора также должно происходить согласно правилам взаимности, выработанным на протяжении столетий в гражданском праве. В противном случае речь идет о чем-то другом, чему понятие договора уже не соответствует.
Согласно большинству правопорядков, уже сомнительно, что этот якобы общественный договор за отсутствием определенности его услуг и ответных услуг вообще можно рассматривать как договор, ведь гражданин хотя и должен платить налоги, но за что он их платит, целиком и полностью устанавливает государство. Не существует ни конкретных притязаний на ответные услуги гражданина касательно определенных услуг государства, ни возможности обжаловать использование средств[63]. Но по гражданскому праву сделка, где нет согласия по всем важным пунктам, считается незаключенной, ввиду сомнения по причине недостатка соглашения[64]. К примеру, многие граждане ожидают, что государство предлагает определенный уровень безопасности, определенную инфраструктуру и социальные гарантии. Знай они, что по конституционному праву таких притязаний нет или же они очень неконкретны, зато есть безусловная обязанность платить налоги, то, вероятно, задумались бы, стоит ли одобрять данную систему. Практически во всех на свете правопорядках договор, как минимум, предполагает согласные волеизъявления. А вправду ли граждане согласны с тем, что правительство при соответствующем парламентском большинстве может менять все законы включая конституцию и, например, взвинчивать до небес налоговые ставки? Пусть даже в конституции четко прописано такое право и принята она большинством. Как быть с теми, кто голосовал против? По какому праву их подчиняют конституции? Вы как гражданин могли бы не согласиться с использованием своих налогов во многих областях, а возможно, не согласны и с тем, что есть группа людей, которая без вашего согласия выносит решения об использовании средств. Руссо тоже признавал эту проблему. И потому он требует, чтобы общественный договор включая механизмы его изменения изначально был признан действительным, только если за него проголосуют 100 % граждан, ибо он касается всех.
Отсюда без предварительной договоренности для меньшинства вытекает обязанность подчиниться выбору большинства, а с какой стати сто человек, которые желают иметь господина, вправе голосовать за десятерых, которые никакого господина не желают? Закон большинства голосов сам основан на договоренности и по крайней мере единожды предполагает единогласие[65].
Это вполне логично, однако никогда до сих пор не осуществлялось, а потому данный аспект общественного договора Руссо, как правило, замалчивается. А ведь именно таким изъяном и страдают все традиционные конституции. На самом деле они суть договоры за счет третьих лиц, а именно за счет тех, кто не согласился. Правовая конструкция, недопустимая в гражданском праве, поскольку отсутствует согласное волеизъявление отягощенных. По гражданскому праву практически всех государств поэтому невозможно, чтобы договаривающиеся стороны обязывали третьих лиц к некой услуге без их согласия. Вдобавок все усугубляется еще и оттого, что якобы «общественный договор» постоянно меняется исключительно одной стороной, а именно государством, причем индивид никак не может это опротестовать. В итоге и тот, кто изначально голосовал за, внезапно оказывается в совершенно другой, нежелательной для него системе.
Если две стороны в гражданской жизни заключают договор об услугах, они заранее приходят к единому мнению об объеме и стоимости услуги. Если услуга выполнена ненадлежащим образом или не выполнена вообще, клиент вправе отказаться платить вообще или же платить меньше. В период действия договора ни одна из сторон не вправе в одностороннем порядке изменить договоренную цену. А вот граждане государства, напротив, должны платить все налоги, не предъявляя четкого встречного требования. Если они недовольны, поскольку государственные услуги, например, в сфере безопасности, образования, дорожного строительства, здравоохранения и обеспечения по старости становятся все хуже, то у них нет права сократить налоги или вовсе их не платить. Государство же, напротив, может повышать налоги в любом объеме. И как раз этот постоянный отход от принципа взаимности есть одна из главных причин кризиса в том числе и демократических государств.
Правовое государство и конституция
Отними у государства право – и останется всего-навсего большая разбойничья шайка.
Если для некой группы в обществе мародерство становится образом жизни, она со временем создает правовую систему, которая его легализует, и моральный кодекс, который его прославляет.
Даже при фикции общественного договора едва ли приятно быть отданным на произвол непредсказуемых капризов абсолютистского суверена, обладающего монополией власти. Поэтому со временем на абсолютную власть наложили ограничения. Во-первых, как добровольные самоограничения они могли исходить от самого государя, который прекрасно понимал, что его насильственным образом устранят, если он зайдет слишком далеко. Во-вторых, князья, сановники от религии или влиятельные семейства, а позднее и прочие сословия добивались прав участия в управлении и настаивали на их соблюдении. Но как только соответствующие конститутивные права уже активно не предъявлялись, они быстро возвращались к государю. Если он сам был слаб, то терял их в пользу господствующей олигархии. Во все времена были бессильные и могущественные императоры, никогда не было только одного: чтобы власти не имел никто. При неясностях по этому поводу вспыхивали гражданские войны. Прямо-таки закон природы – вакуума власти в человеческом обществе не бывает.
Поэтому мало-помалу появились зафиксированные письменно ограничения самодержавия, ссылаться на которые выгодоприобретателям впредь было легче, нежели на неформальные и устные договоренности. Из таких документов, как Великая хартия вольностей 1215 года и английский Билль о правах 1689 года, в конце концов развилось то, что мы ныне называем конституциями. Абсолютная монархия стала конституционной. По сути, и это тоже лишь осуществление принципа взаимности в форме золотого правила. Если все, в том числе и потентаты, будут соблюдать правила, свобода действий потентатов, конечно, сузится, но они будут и защищены от произвола тех, кто рвется к власти. Власть имущие выменивают большую, но ненадежную свободу действий на меньшую, зато более надежную. В итоге это выгодно всем, ибо теперь можно направить силы в другие производительные сферы, повышающие уровень жизни.
61
Hobbes 1970, 156f. Гоббс тоже называл это договором.
62
Rousseau 1977, 17. Locke 1974, 74.
63
Ср. § 3, абз. 1 Немецкого налогового законодательства (§ 3 Abs. 1 Deutsche Abgabenordnung): «Налоги – это денежные платежи, которые не являются ответной услугой за особую услугу и которые публично-правовое сообщество возлагает на всех для обеспечения дохода…»
64
Ср. § 154, абз. 1 ГК (§ 154 Abs. 1 BGB): «Пока стороны не достигнут согласия по всем пунктам договора, по которым согласно заявлению хотя бы одной стороны должна быть достигнута договоренность, договор ввиду сомнения считается незаключенным».
65
Rousseau 1977, 16.