Поющие во Тьме

— Скольких же гвардейцев убил этот сумасшедший?

— Не считая первых троих, ещё около двадцати. И, кроме того, двух солдат вашего батюшки. Я не говорю уже о горожанах.

— Но ведь на следующий день гвардия была в полном составе, вся тысяча. Сотники отрапортовали мне о ротах, но никто даже словом не обмолвился о том, что отсутствует двадцать пять человек.

Фольтест развел руками.

— Очевидно, ваш отец приказал доукомплектовать армию из собственного резерва. Благо под копьём у него имелось тысчонки три солдат. Впрочем, я и сам не знаю, почему вас оставили в неведении об этом факте.

Ксеноф молчал, переваривая информацию.

— Но дело в другом, Ваша Светлость. Я рассказал эту историю не болтовни ради. Второй маг — тот, который остался в живых — опознал убийцу. Это был Отверженный.

— Кто? — на лице Ксенофа отразилось искреннее непонимание.

— Так называют диких вампиров Токра, не обузданных в детстве при помощи тёмной магии Ордена Кион-Тократ. Того самого, которому вы отказали, прогнав его посланников. Теперь вы поняли?

— Ситас тебя побери, что за чушь ты мелешь! — вспылил граф.

Советник устало вздохнул:

— Всё дело в том, что Токра делятся на два вида — Покинутых и Отверженных. Первые, это ученики мифического Кион-Тократ, вторые же — все остальные, до которых не дотянулись руки Ордена. Чаще всего, это те Токра, которых родители просто выкинули в детстве из дома. Ну, например, отнесли в лес, когда узнали о тёмной стороне своего ребёнка. Так вот, если вы не отдадите Деймоса Покинутым, он вполне может превратиться в Отверженного, некое подобие того чудовища, про которого я только что рассказывал.

— Что? — владыка Криниспана вскочил, объятый ужасом. — Он станет безумцем, как и тот, кто устроил резню на базаре Хемшифа? Ответь, Фольтест, ты это имеешь в виду?

— Да, господин.

Ксеноф заметался по кабинету, опрокидывая вазы с цветами, письменный набор и стулья. Лицо его выражало отчаяние.

— Что же мне делать, Фольтест?

Советник покачал головой, словно отказываясь что-либо советовать.

— Право же, милорд, я и сам в смятении.

— О всесильные боги, за что вы послали на мою голову это несчастье? — дико вскричал граф и бессильно рухнул в своё кресло.

Фольтест печально улыбнулся.

***

Прошло семь месяцев. Всё это время над Тарагофом нависал серый туман, пришедший со стороны северных полей, на болотистой почве которых произрастал только калшан — тыквообразный овощ Криниспана.

Ксеноф Арханский, развалившись на мягком диване, мутными глазами созерцал потолок. Комната называлась Трофейной Залой и в течение последних лет служила предметом гордости графа. Вдоль стен, на специальных деревянных креплениях, висели десятки звериных голов. Помимо прочих животных, здесь были представлены такие редкие создания, как одноглазый волк и знаменитый лягушачий бык. Морда последнего поражала своей выразительностью: острые зубы блестели в глубине страшной пасти, а над красными глазами нависала пара загнутых рогов, которым позавидовал бы и хайдельский буйвол.

Ксеноф припомнил, как именно происходила охота на этого быка. По соседству с Тарагофом находилась деревня Бычий Холм, в которой проживало от силы триста человек. Однажды жители деревни пожаловались в администрацию столицы на странного зверя, который убивал по ночам запоздалых прохожих. От них оставались только обезображенные тела, словно ночной зверь пытался разодрать своих жертв на куски. Из описания, которое дали крестьяне, выходило, что возмутителем спокойствия является вымерший лягушачий бык. Ещё сто лет назад он достаточно часто встречался на болотах Криниспана. Однако, после того как прадед Ксенофа, прежний верховный глава арханского рода, приказал уничтожить этих созданий, их поголовье резко сократилось. Ходили слухи, что несколько особей осталось в Шадизаре — графстве иранского рода. И вот подобная тварь объявилась в Криниспане. А поскольку всем в Тарагофе было известно, что граф увлекается охотой, то глава городской мэрии лично доложил Ксенофу о необычном звере. Тот не смог отказать себе в увлекательном развлечении, и лично отправился в Бычий Холм.

Лесничие устроили облаву и выгнали быка прямо на графа. Тот сделал выстрел из лука, и стрела пробила массивный горб зверя. Однако для него подобная рана была всего лишь царапиной. Ксенофу пришлось взяться за меч. Бык мчался вперёд огромными прыжками, наподобие лягушки, за что и получил своё название. Ксеноф не растерялся и в последнюю секунду отпрянул в сторону, пропуская животное мимо себя. Его меч ударил вскользь, и на лоснящейся шкуре появилась длинная царапина. Лягушачий бык оглушительно заревел и, развернувшись, снова бросился на человека. Впрочем, минуты его жизни были уже сочтены. Из распоротого бока вывалились фиолетовые кишки и запутались в ногах зверя. Бык рухнул на колени и через секунду испустил дух. А вскоре голова животного стала одним из многочисленных украшений Трофейной Залы.

Ксеноф улыбнулся своим воспоминаниям. В своё время это событие послужило приятным развлечением. Как было бы хорошо вернуться на несколько лет назад, в дни, когда в его жизни царило счастье, разделённое с любимой.

Ноги Ксенофа затекли от сидения, и граф решил размяться. Благо рядом находилась оранжерея, в которой были собраны редчайшие цветы и растения Саул Тай. Под благодатными солнечными лучами, попадавшими в оранжерею через стеклянную крышу, они пестрели многообразием красок, среди которых выделялись пурпур и сочная зелень.

Сладостные воспоминания, несущие горечь, вновь затопили разум графа. Именно его покойная супруга, любимая Эйвил, устроила в замке этот хоровод растительной жизни. Она лично, при помощи лучших садовников Арканской империи, готовила почву для растений, удобряла её особыми составами, выписанными из Картузана. Затем цветы скрупулёзно высаживали в неё, укрепив предварительно особые термодатчики, чтобы создать для каждого растения свой микроклимат. Под неустанным надзором Эйвил оранжерея за год превратилась в прекрасный уголок замка, в котором любили отдыхать все придворные Ксенофа. Вот и сейчас граф заметил под карликовой пальмой главного управителя балов, флиртующего с молоденькой служанкой.