Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия

6 апреля 1997 г. Уважаемая госпожа Бажанова!

Давно мы с Вами не виделись. И очень многие читатели газеты «Чжун’ян жибао» основательно соскучились по Вашим прозорливым и глубоким статьям. Очень надеемся, что Вы возобновите свою роль обозревателя газеты, давая возможность жителям Тайваня открывать для себя подлинную Россию и реальную суть российской внешней политики…

29 августа 1997 г. Уважаемая доктор Бажанова!

Спасибо за идеальную организацию в Москве совместного семинара «Ситуация в Северо-Восточной Азии и судьба Корейского полуострова» (19–20 августа с.г.).

Благодаря Вашим личным усилиям семинар получился очень продуктивным. Надеемся на продолжение научного диалога по актуальным темам.

Пока же хочу попросить разрешения на публикацию Вашего впечатляющего доклада на конференции в журнале нашего Института, пользующегося большой популярностью в политических кругах Республики Кореи, а также в Японии и Китае…

2 сентября 1998 г. Уважаемая Наталья!

С огромным удовольствием прочитал твою очередную работу по Северной Корее. Как и все твои исследования, она открывает нам глаза на реальную обстановку на Корейском полуострове.

27 июля 1999 г. Уважаемая доктор Бажанова!

Пишу Вам, чтобы узнать, заинтересованы ли Вы занять в Брукингском институте, одном из ведущих исследовательских центров в области международных отношений в США, должность приглашенного ученого сроком на один год.

Мы приглашаем на такие должности наиболее видных представителей политической науки всего мира…

Будем польщены, если Вы дадите свое согласие…

4 августа 1999 г. Дорогие Наталья и Евгений!

Я очень расстроен, что вы не сможете в этом году прибыть в Стэнфордский университет для исследований и преподавания…

Что касается Ани Нестерук, раз вы рекомендуете ее, высоко отзываетесь о ее научных достижениях и владении английским языком, то Стэнфорд примет девушку на стажировку. На сей счет не беспокойтесь…

16 сентября 1999 г. Уважаемая доктор Бажанова!

Мне доставляет большое удовольствие пригласить Вас принять участие во втором симпозиуме «В поисках мира в Северо-Восточной Азии», который пройдет здесь в Киото, в нашем Университете, с 15 по 17 декабря 1999 г.

Мы хотели бы услышать Ваши взгляды на обстановку на Корейском полуострове и Ваши рекомендации относительно снижения напряженности и установления прочного мира в Корее.

23 ноября 1999 г. Дорогой Евгений!

Наша общая книга по ядерной проблеме на Корейском полуострове вышла, и я высылаю вам два экземпляра… Получилось вроде бы неплохо… Обратите особое внимание на предисловие, в котором такой высокопоставленный эксперт, как Митчелл Рейс, называет главы, написанные Наташей и тобой, лучшими в этой коллективной российско-американской монографии…

В заключение главы прилагаю тексты трех важнейших исследований (эссе), опубликованных Наташей в 1999 году:

Из названия данной работы у читателя может сложиться впечатление, что автор собирается предсказывать будущее. Я, однако, не буду этого делать, ибо предугадать развитие международных отношений практически невозможно. В справедливости такого пессимистического вывода Вы легко убедитесь, ознакомившись, например, с высказываниями политиков, ученых и журналистов различных стран в конце XIX столетия. В них, увы, нет даже намека на главные события нашего века.

Теоретики не смогли предвидеть, что после довольно мирной второй половины XIX столетия европейские страны ввергнутся в ХХ веке в два кровопролитнейших мировых конфликта. Никто представления не имел, что в России возникнет большевистская партия, которая захватит власть и создаст сверхмощную коммунистическую державу, мировую социалистическую систему и международное коммунистическое движение. Полной неожиданностью явилось и то, что немецкий народ, давший миру в XIX в. романтических поэтов и композиторов, гуманистичных философов, дружно проголосует за Гитлера и с энтузиазмом займется захватом чужих земель и геноцидом.

Сюрприз преподнесли японцы. До этого о них знали только как о мастерах чайной церемонии и икебаны, и вдруг Япония развернула агрессию против фактически всего Азиатско-Тихоокеанского региона, включая гигантские Соединенные Штаты. Еще одно удивительное событие начала ХХ столетия – падение Срединной (китайской) империи, до этого незыблемо простоявшей два тысячелетия. За этот период времени успели возвыситься, а затем развалиться более чем на семьдесят государств Римская и Османская империи. Возникли и бесследно исчезли десятки других империй. А с Срединной ничего не делалось. И вот ушла в небытие и она, уступив место весьма странному маоистскому государству, в котором безумные хунвейбины со страстью крушили утонченную цивилизацию предков.

А знал ли кто-то, какая судьба постигнет в нашем веке колониализм? До этого иметь колонии было очень почетно и все крупные державы боролись за право контроля над чужими землями. Однако к середине ХХ в. колониальная система не только рухнула, но сам колониализм был объявлен мировым сообществом вне закона.

Тем не менее, несмотря на неэффективность международно-политических прогнозов, изучать тенденции мирового развития необходимо, чтобы выявлять те возможности, которые открываются перед человечеством, и видеть те преграды, которые могут помешать реализации этих возможностей. Только на такой основе и можно попытаться подготовиться к будущему, выработать более-менее осмысленную линию поведения.

Сейчас, в конце ХХ столетия, вроде бы есть некоторый резон для удовлетворения. Самый кровопролитный и жестокий век в истории завершается в условиях преобладания мира. Покончено с ракетно-ядерным противостоянием великих держав и разделением мира на два антагонистических блока. На путь демократии и рыночных преобразований вступили многие нации Евразии, Латинской Америки и других районов, которые до этого жили в условиях несвободы.

Вместе с тем есть отчего и тревожиться. Распалась великая держава Советский Союз, и все постсоветское пространство переживает мучительный процесс приспособления к новым геополитическим, идеологическим и экономическим реалиям. Взорвалась после десятилетий спокойствия ситуация на Балканах, болезненно напомнив о событиях, приведших к развязыванию Первой мировой войны. Конфликты вспыхивают на других континентах. Ползучий финансовый кризис из места своего зарождения в Азиатско-тихоокеанском регионе приближается к основным экономическим центрам планеты. С точки зрения долгосрочной перспективы особенно опасно то, что прежняя система международных отношений, базировавшаяся на балансе сил двух сверхдержав, распалась, а новая еще не сложилась. Отсутствие системы может порождать анархию и противоборство на мировой арене.

Так в каком же все-таки направлении движется человечество? На данный счет выдвигаются самые различные концепции. Главные из них стоит упомянуть уже хотя бы потому, что они, овладевая умами политических и общественных лидеров, могут становиться материальной силой, реально влиять на развитие событий.

В 1990 г. американский политолог Фрэнсис Фукуяма объявил о грядущем “окончании истории”. Он утверждал, что уже в ближайшем будущем падут последние антизападные бастионы в лице СССР и КНР и западная модель общества, западные ценности станут достоянием всего человечества. Конфликты будут иметь место, но главным образом экономические, за лидерство между наиболее развитыми государствами.

С Фукуямой категорически не согласился другой американский политолог – Самуэль Хантингтон. С его точки зрения, мир в XXI в. расколется на восемь цивилизаций (западная, конфуцианская, японская, исламская, православно-славянская, индуистская, латино-американская, африканская), которые будут бороться за “место под солнцем”. Там, где цивилизации соприкасаются друг с другом, суждено литься крови, как в Боснии, Кашмире, на Кавказе. Хантингтон полагает, что сила Запада и привлекательность западных ценностей будут уменьшаться и Западу придется привыкать к тому, что он уже не сможет, как раньше, навязывать свои порядки другим обществам.

Профессор Франк Пфеч убежден, что в следующем столетии возобладают не цивилизационные, а экономические конфликты между региональными организациями. Есть ученые, которые считают, что на первый план выйдут споры из-за скудеющих ресурсов, плодородных земель, доступа к водам Иордана, Нила, Ганга, Евфрата и Тигра, овладения залежами металлов, нефти, газа и т. д. Еще одно мнение – смещение эпицентра конфликтов на борьбу за контроль над ядерным оружием между теми, кто им уже владеет, и теми, кто стремится присоединиться к ядерному клубу. Следующая концепция предполагает обострение конфликтов по линии Север – Юг, попытки бедных стран, объединившись, отнять нажитое у богатых.

Получила распространение и школа взглядов, полагающая, что главная угроза миру и стабильности будет исходить от внутренних катаклизмов в возрастающем количестве государств. Профессор Ханс Магнус Энценсбергер выдвинул теорию “молекулярных гражданских войн”. В плотно заселенных, бедных районах крупнейших городов мира, отмечает Энценсбергер, накапливается огромный потенциал насилия. Банды озлобленной, безработной и безыдейной молодежи будут крушить все вокруг и в конце концов спровоцируют гражданские войны.

Политолог Роберт Каплан в своей “теории хаоса” предвидит крушение социальных институтов по всей планете, ослабление государств и разрастание до тотальных размеров грызни между кланами, племенами, преступными синдикатами и т. д. Мир вернется в каменный век.

В каждой из упомянутых теорий содержится, очевидно, доля истины. С завершением холодной войны угасла самая страшная угроза жизни на земле – угроза глобальной термоядерной катастрофы, и, может быть, это уже почти “конец истории”. С другой стороны, вполне зримы вспышки насилия на межцивилизационной основе; в самом деле распались некоторые государства, а кое-где даже разразились гражданские войны.

Тем не менее, как представляется, главными действующими лицами на мировой арене являются и будут оставаться в XXI в. государства. У цивилизаций и регионов нет единых правительств, парламента, армии. У государств – есть, и все упомянутые институты формируют, реализуют и защищают государственные интересы, которые весьма комплексны, многогранны, разнообразны. Эти интересы далеко не всегда совпадают с цивилизационными, региональными и прочими векторами, поэтому государства зачастую соперничают и конфликтуют с соседями, близкими им по этническим, религиозным и другим признакам.

Приведем характерный пример. Ирак и Кувейт – два арабских исламских государства, расположенных рядом друг с другом. И тем не менее они враждуют. Почему? Да потому, что Ирак желает поглотить Кувейт. В итоге государственные интересы Ирака и Кувейта входят в непримиримое противоречие. Вместе с тем и у Ирака, и у Кувейта довольно хорошие отношения с Россией и Украиной, расположенными совсем в другой части земли и принадлежащими к абсолютно иной цивилизации. Причина? Отсутствие столкновения государственных интересов. А вот Москва и Киев, несмотря, наверное, на беспрецедентную взаимную близость в духовной, этнической и других областях, конфликтуют. Причина все та же: межгосударственные разногласия и противоречия.

Примеров такого рода можно приводить сколь угодно много. Поэтому есть все основания утверждать, что жизнь на земле определяется и будет определяться впредь взаимоотношениями государств, которые продолжают сотрудничать или ссориться, движимые самыми различными мотивами: экономическими, идеологическими, историческими, великодержавными и т. д. И в конечном счете возможности и позиции государств будут по-прежнему зиждиться на их совокупной мощи.

Значительную часть второй половины XX столетия мир характеризовался биполярностью, решающую роль играли две сверхдержавы – СССР и США. К сегодняшнему дню уцелела лишь одна сверхдержава, и кому-то в самом деле кажется, что наступает эра беспредельного американского господства «Пакс Американа».

Соединенные Штаты, несомненно, имеют основания претендовать на роль мощнейшего центра силы на длительную перспективу. Они создали колоссальный экономический, военный и научно-технический потенциал, который, судя по оценкам специалистов, будет расти и дальше. Влияние США проецируется на главные сферы жизни современного мира.

В основе мировой экономики лежит сейчас американская неолиберальная модель. В сфере ее притяжения в большей или меньшей степени находятся все страны, а те отдельные режимы, которые пытаются оставаться в изоляции (КНДР, Куба), несут потери. В руках Вашингтона эффективные рычаги управления хозяйственными процессами на земном шаре – МВФ, МБ, ВТО, доллар и т. д. Нынешний финансовый кризис в Азиатско-Тихоокеанском регионе лишь оттеняет лидирующую роль США. Южная Корея, Индонезия, Малайзия и даже Япония вынуждены опираться в его преодолении на американскую помощь и в соответствии с требованиями и советами из-за океана еще шире раскрывать свои экономические системы.

В военной сфере Америка тоже вырывается вперед. Несмотря на сокращение в последние годы расходов на оборону на 40 %, Соединенные Штаты по-прежнему тратят на эти цели сумму, во много раз превышающую аналогичный показатель для других ведущих держав. В 1999/2000 финансовом году военный бюджет Вашингтона составит 260 млрд долл. Для сравнения весь российский бюджет на 1999 г. равняется 20 млрд долл.

В США создаются все более совершенные виды ракетно-ядерного оружия и средств ведения войны. В Пентагоне даже начинают опасаться, как бы другие члены НАТО не отстали настолько, что совместные действия союзников стали бы невозможными. Американцы требуют от партнеров по Североатлантическому альянсу повышать уровень средств управления, разведки и связи, космического наблюдения за поверхностью земли, средств проекции силы, высокоточных боеприпасов и т. д.

Соединенные Штаты остаются единственной державой, чьи войска продолжают дислоцироваться в больших количествах в ключевых регионах – 113 тыс. военнослужащих – в Европе, 92 тыс. – в Японии и Южной Корее, 10 тыс. – в Саудовской Аравии. Что особенно важно, так это способность проецировать силу, т. е. стремительно развертывать боевые порядки и наносить массированный удар по противнику почти в любой точке земного шара. Пентагон заявляет, что может одновременно вести две крупные войны, например в Корее и районе Персидского залива, и быстро их выиграть.

Экономические и военные позиции Вашингтона за рубежом подкрепляются его огромным политическим влиянием. Практически все наиболее процветающие государства современного мира, контролирующие 77 % мировой экономики, относятся к числу союзников или ближайших друзей США. По существу, сложилась реальная и обширнейшая американская зона влияния, состоящая из государств, которые приемлют лидерство Вашингтона и будут заинтересованы в нем и впредь. В эту зону входят Западная Европа, часть Азиатско-Тихоокеанского региона, Латинской Америки, Ближнего Востока.

Многие американские подопечные брюзжат, огрызаются, но о разрыве с патроном не помышляют. Они нуждаются в стратегической поддержке и экономическом партнерстве со стороны США. Можно ли себе представить, чтобы японцы согласились на английское военное присутствие на своей территории, а англичане, скажем, на испанское? Американское же приемлемо для Японии и Англии, равно как и для многих других стран. Появилась, кроме того, большая группа государств в Центральной и Восточной Европе, которые изо всех сил стремятся войти в зону влияния США. Что же касается противников Вашингтона, то, как считают в Белом доме, «их мало, они слабые и изолированные»[11].

Мощное воздействие оказывают Соединенные Штаты на внешний мир в сфере информации, образования, науки и массовой культуры. Даже такие в высшей степени цивилизованные и гордые нации, как, например, французская и китайская, черпают мировые новости из американских СМИ, считают образцом для подражания вузы и исследовательские центры США, увлекаются продукцией Голливуда.

Важно и то, что Америкой накоплен огромный опыт лидерства и у нее не просто сохраняется, но даже усиливается воля руководить другими. Согласно опросам общественного мнения, только 30 % американцев предпочли бы изоляционизм, в то же время большинство (65–70 %), полагает, что национальные интересы требуют активного участия Соединенных Штатов в мировых делах.

Вашингтон разделяет все страны земного шара на четыре категории: «сердцевинные», или «стержневые» (core states), «переходные» (transition states), «буйные» (rogue states) и «потерпевшие неудачу» (failed states). «Стержневые» государства – это те, которые имеют развитую демократию и процветающую рыночную экономику, тесно сотрудничают с США и приемлют американское лидерство. С точки зрения нынешней вашингтонской администрации, к «стержневым» государствам относятся вся Западная Европа, Япония, Южная Корея, Тайвань, Израиль, Турция.

«Переходными» государствами называются те, которые встали на «правильный путь» демократизации и свободной экономики и движутся вперед. Таких стран очень много, но их успехи разнятся. Восточная Европа, особенно новые члены НАТО – Чехия, Польша и Венгрия, а также Словения, балтийские страны, уже вот-вот превратятся в «стержневые» государства. Все ближе к «заветной цели» некоторые государства Юго-Восточной Азии (Сингапур, Таиланд, Малайзия); Ближнего Востока (Египет, Иордания, Кувейт). Многие страны Латинской Америки на поверхности выглядят почти как «стержневые», но их демократия и социально-экономическое положение далеки от идеала: в политической жизни процветают коррупция, элитизм, кумовство, насилие, преклонение перед военными; экономика в этих странах не сбалансирована, там сохраняется напряженность из-за вопиющего социального неравенства, преступности, всесилия наркобаронов, беспомощности судебной системы и т. д. В Африке движение в сторону «стержневой» зоны лишь начинается, и перспективы этого процесса не представляются американцам радужными. В зоне СНГ, по мнению США, с перспективами дела обстоят лучше, но борьба за «стержневые» идеалы там лишь начинается.

Особое значение придают в Вашингтоне эволюции трех крупнейших «переходных» государств – Китая, Индии и России. Американцы отмечают, что Китай добился большого прогресса в экономике, Индия имеет развитую и устойчивую демократию. Россия же, несмотря на продвинутость реформ, представляется Вашингтону страной, которая из-за глубокого кризиса в экономике и организованной преступности имеет туманные перспективы. В США сетуют также на то, что Россия и Китай противятся тесной смычке со «стержневой» зоной, стремятся играть роль контрбаланса американскому влиянию в мире.

В любом случае Соединенные Штаты не теряют надежды добиться превращения всех «переходных» государств, включая Россию и Китай, в «стержневые», т. е. их присоединения к американской зоне влияния. Для достижения этой стратегической, и во многих случаях отдаленной, цели имеется в виду использовать силу примера, материальную помощь, политическое и идеологическое воздействие, интенсивные контакты во всех областях, а когда надо – уговоры и давление. Предполагается все шире подключать к реализации поставленной цели союзников.

«Буйными» режимами в Вашингтоне называют такие, которые отвергают демократию и рыночную экономику, нарушают нормы международного права, третируют соседей и враждебно относятся к США. В американском списке «буйных» государств фигурируют, в частности, Ирак, Иран, Ливия, КНДР, Судан, Нигерия, ДРК, Югославия. К таковым якобы примыкает Белоруссия. С подобными государствами американцы полны решимости бороться, не отказываясь при этом дополнять стратегию «кнута» тактикой «пряника». Конечная задача стратегии на данном направлении – сломать «буйные» режимы и поставить их на «переходный» путь. Причем США готовы, если надо, действовать самостоятельно, без санкции ООН, пресекая нежелательные действия «буйных» государств.

Государствам, «потерпевшим неудачу», Соединенные Штаты в принципе готовы помогать, но в первую очередь тем, которые имеют существенное значение для интересов «стержневой» зоны. На данном этапе это Албания и Босния.

Итак, Вашингтон в конечном счете хотел бы создать на планете «Пакс Американа», мир, живущий по американским законам, правилам и обычаям, привязанный к США в экономическом, политическом и военном отношении.

Причем это не просто желание, это государственная идеология, на основе которой осуществляется государственная политика. Деятельность Соединенных Штатов во много напоминает ту, которой занимался в свое время Советский Союз. Официальная идеология правящей коммунистической партии исходила из того, что человечество должно осуществить переход от капитализма к социализму как более прогрессивному общественному строю.

ЦК КПСС видел свой долг в руководстве этим историческим процессом. Хотя к 70–80 гг. даже в самой верхушке правящей партии появилось немало сомневающихся в перспективности и более того правомерности такого курса, тем не менее гигантский идеологический и государственный аппарат великой державы продолжал исправно, денно и нощно, реализовывать коммунистическую стратегию на практике: Москва поддерживала социалистические перевороты, оплачивала счета зарубежных единомышленников, готовила антиимпериалистические кадры, снабжала оружием бойцов национально-освободительных движений, посылала войска за рубеж для подавления контрреволюционных мятежей, клеймила неоколониалистов с трибуны ООН, издавала теоретические труды, рисовавшие светлое будущее во всех красках.

Теперь Вашингтон напрягает все силы своего мощного, многочисленного и квалифицированного аппарата на реализацию американского варианта светлого будущего для человечества. В американской столице многие, конечно, отдают себе отчет, что «Пакс Американа» лишь идеал, который вряд ли когда-то станет реальностью и тем более не является таковым сейчас. В официальных материалах Белого дома неизменно проводится мысль, что не стоит грубо навязывать другим американские ценности и что у современной Америки не хватает сил и ресурсов руководить всеми и всем. Надо, мол, не командовать, а подталкивать других на верный, выгодный, удобный для США путь.

В целом, несмотря на усиление США после окончания холодной войны, мир вряд ли станет однополюсным. Да и как может руководить Вашингтон почти двумястами государств и человечеством, насчитывающим 6 млрд человек? Есть государства, которые не просто способны сопротивляться американскому контролю, но стремятся сами быть лидерами, выполнять роль центров силы.

Возьмем Россию. В принципе то, что США желают россиянам, мы желаем сами себе – создать в нашей стране здоровую демократию и процветающую рыночную экономику. Так что речь не идет, как в прошлом, в коммунистические времена, о навязывании нам из-за океана чуждой идеологии. Проблема в другом. Россия, заимствуя западную модель развития, не желает при этом превращаться в младшего партнера Вашингтона, входить в зону его влияния. Как следствие, даже сейчас, в пору своего внутреннего кризиса, Россия остается вне американского контроля.

Но способно ли российское государство вернуть себе «сверхдержавный статус»? Ведь по своей совокупной мощи оно спускается все ниже в мировой «табели о рангах». Думается, однако, что основания для оптимизма все же есть.

Россия не впервые в своей истории попала в сложное положение. Достаточно вспомнить период большевистской революции и последовавшей затем Гражданской войны. Мы сетуем, что наше государство сейчас ослабло. Но в 1918–1920 гг. вообще не было единого российского государства. Империя Романовых распалась на противостоявшие друг другу лагеря, большевики засели в Петрограде, Деникин окопался на юге, Колчак хозяйничал в Сибири и т. д. Нам печально, что нынешняя Россия переживает полосу жесткого социально-экономического кризиса. Но в революционную эпоху экономики просто не существовало, не говоря уже о каких-то социальных благах. Люди не работали, а убивали друг друга. Еще одним фактом современной жизни является снижение веса и роли Москвы в международных отношениях. Но было ведь гораздо хуже. Россию просто перестали считать субъектом международного права, и по ее территории бродили армии оккупантов: англичан, французов, немцев, японцев, американцев и прочих, многие из которых ставили перед собой четкую цель аннексировать ту или иную часть рухнувшей империи.

И несмотря на такие перипетии судьбы, Россия быстро встала на ноги и уже через каких-то три десятка лет превратилась в сверхдержаву, которая в тандеме с США доминировала в мире на протяжении почти всей второй половины ХХ столетия. Растеряла ли современная Россия те «козыри», которые позволили СССР набрать мощь и стать лидером?

Нет, не растеряла, таких «козырей» теперь даже больше. У России огромная территория и расположена она в «сердцевине» самой важной части мировой цивилизации, Евразии, охватывающей Европу и Азию. Россия располагает уникальной кладовой природных ресурсов, которые в XXI в. лишь возрастут в цене. Причем эти ресурсы сосредоточены в Сибири и на Дальнем Востоке, в непосредственной близости к рынкам сбыта, которые особенно в них нуждаются (Китай, Япония, Корея, страны АСЕАН). Следующий «козырь» сегодняшней России – это ее интеллектуальный потенциал, которого у СССР в 20-х годах не было. Наша наука, несмотря на переживаемые трудности, способна сохранить лидирующие позиции.

Огромное значение имеет российское военное могущество. Большевики воссоздавали державу в условиях постоянной и нараставшей угрозы извне, которая в конце концов реализовалась в виде тотальной агрессии, массового уничтожения наших граждан, разрушения экономического потенциала страны. Ныне же и в обозримой перспективе ни одна крупная внешняя сила не в состоянии угрожать существованию российского государства, ибо оно обладает мощнейшим ракетно-ядерным «кулаком». Да никто из других держав и не демонстрирует намерения на нас нападать.

Заслуживает внимания и следующее обстоятельство. Большевистское правительство выбрало далеко не самую эффективную из известных стратегию развития, она-то в конечном счете и привела страну в тупик. Ныне же стратегия, нацеленная на построение рыночной, открытой экономики, гораздо перспективнее. Другое дело, что до сих пор не удается создать работающую рыночную модель, но ведь рано или поздно должно получиться. Получилось же у Западной Европы, Японии, Южной Кореи, Тайваня, получается у КНР и многих других государств.

Примечательно также и то, что ни распад СССР, ни экономический упадок, ни социальные невзгоды, ни межэтнические противоречия, ни потеря союзников не изменили психологии россиян – они, в своем большинстве, страстно желают, чтобы Россия возродилась в качестве великой державы. Подобного настроя не встретишь, пожалуй, больше нигде. Даже в США тема американского величия не столь волнует широкие массы людей.

Великодержавные тенденции стимулируются тем, что Индия, Ливия, Куба и десятки других стран заинтересованы в активности российской дипломатии. Что особенно впечатляет Кремль, так это позиция тех режимов, которые не питали к СССР добрых чувств. Израиль, Саудовская Аравия, Оман, Аргентина, Малайзия и другие подчеркивают важность России как противовеса слишком возросшему влиянию США, как посредника в урегулировании региональных конфликтов.

В возрождении величия Москвы существует, очевидно, и объективная потребность – без ее стабилизирующей роли бескрайние просторы постсоветского пространства в долгосрочной перспективе обречены на хаос и отсталость. Никакая из бывших советских республик (за исключением, возможно, прибалтийских) не сможет «прибиться к другим берегам». Из-за экономической взаимозависимости, перемешанности населения, культурных традиций, потребностей обеспечения безопасности независимые республики вновь потянутся к России, как Франция или Мексика тяготеют к США (сколь бы французы или мексиканцы ни поносили американцев за всевозможные реальные или воображаемые пороки).

Примечательно, что немалое число аналитиков на Западе придерживаются именно такой точки зрения. Так, в работе «Новая внешняя политика России», изданной в 1998 г. под эгидой влиятельного американского Совета по международным отношениям, говорится: «В обозримом будущем ни одно государство не овладеет таким сочетанием интересов, силы и доступа к южному ближнему зарубежью[12], чтобы выступить там в роли противовеса России. Ни США, ни другие западные державы, ни международные организации (НАТО, ОБСЕ) не смогут ослабить доминирование России в южном ближнем зарубежье[13].

Есть, впрочем, в США и другая точка зрения, гласящая, что сила России и дальше будет уменьшаться и Москва не сможет ни руководить другими, ни служить моделью развития[14].

В отличие от второй половины ХХ столетия в следующем веке на карте мира может появиться еще одна полнокровная сверхдержава – Китай. Его козыри: колоссальное население; безудержно растущий уже два десятилетия экономический потенциал; присоединение к КНР «малых азиатских драконов» Гонконга и в 1999 г. Макао; все более тесная экономическая привязка к материковому Китаю преуспевающего Тайваня и многочисленной (50 млн человек) диаспоры в различных районах земного шара; беспрецедентные традиции государственности и лидерства (Китай существует четыре тысячи лет, из них более трех тысяч лет доминировал над окружающими народами).

Есть мнение, что у Китая даже больше шансов стать сверхдержавой, чем у России. При этом ссылаются на следующие обстоятельства. В КНР проживает сейчас свыше 1230 млн человек, в то время как в России только 148 млн человек. Средние темпы роста китайской экономики в 1980–1998 гг. составили 9 %, в России же размеры народного хозяйства сокращаются на протяжении всех 90-х годов. Как следствие, ВНП Китая уже почти в два раза больше российского (700 млрд долларов против 370 млрд долларов). Иностранные инвестиции в экономику Китая достигли 37 млрд долларов, в нашу же не превышают 3 млрд долларов. В обозримой перспективе Китай может превратиться в страну с самой большой в мире экономикой.

Китайцы отстают в военной сфере – их ракетно-ядерный арсенал насчитывает всего лишь около ста зарядов, но в последние годы Пекин активно наращивает и модернизирует все компоненты оборонного потенциала, в том числе и ядерные силы. Следует учитывать и то, что на современном этапе, когда в мире нет глобальной конфронтации, роль военной составляющей в совокупной мощи государства менее важна.

Правда и то, что Китай испытывает определенные трудности во внутреннем развитии – неэффективный государственный сектор промышленности, неравномерность развития различных регионов, слабая финансовая система, высокий уровень безработицы, социальное расслоение, коррупция и т. п. Тем не менее в целом Китай продолжает на всех парах двигаться вперед по пути экономического прогресса, сохраняя политическую стабильность.

Важно и то, что у китайцев после во многом неудачного ХХ столетия, когда иностранные державы зачастую понукали Срединной империей, вновь проснулся инстинкт величия. И появилась непоколебимая уверенность в собственных силах. В первой половине 80-х годов китайские политические деятели жаловались, что живут под дамокловым мечом советской угрозы. Для образности речи говорили даже, что «не спят от страха по ночам, а днем не могут кушать, ибо палочки для еды не слушаются их дрожащих рук». Сейчас те же политики в частных беседах заявляют, например, что им безразлично, кто будет следующим Президентом России, ибо «ни Зюганов, ни любой другой российский политик не посмеют выступить против КНР».

А один китайский чиновник, разъясняя разницу между регулярной китайской армией и народным ополчением в провинции Чжэцзян, заметил: «Ополчение гораздо слабее, чем регулярные войска, но, разумеется, сильнее российской армии». Другой чиновник из провинции Фуцзянь, что напротив острова Тайвань, так ответил на вопрос о том, страшно ли было во времена эскалации напряженности в Тайваньском проливе весной 1996 г.: «Страшно было американцам; они послали к берегам Тайваня авианосцы, понимая, что если начнется заваруха, то мы не только мокрого места не оставим от этих кораблей, но пощекочем нервы всей Америке».

Великодержавные планы не афишируются в Китае на официальном уровне. Напротив, китайские лидеры всячески подчеркивают, что КНР пока всего лишь одно из развивающихся государств, все еще сравнительно слабое и отсталое и что, даже когда Китай станет по-настоящему могущественным и богатым, он не будет стремиться к гегемонии, к контролю над другими народами. Тем не менее, если почитать статьи китайских журналистов и особенно ученых, то они буквально пропитаны жаждой руководить миром и уверенностью, что великому Китаю уготована сия роль в грядущем столетии. Утверждается, например, что Китай – это та сила, которая помогла третьему миру «встать во весь рост и бросить вызов богатым странам», что «в XXI столетии центр тяжести человечества переместится в Азию, где будет возвышаться исполинский Китай» и т. п.

О великодержавных амбициях Срединной империи свидетельствует и ее международная деятельность: стремление участвовать в обсуждении и решении всех животрепещущих проблем современности в ООН, присутствовать на пяти континентах и влиять на события там, во всем и всегда иметь собственное, независимое мнение, обладать наравне с другими великими державами ядерным потенциалом, догнать наиболее развитые государства по основным показателям совокупной мощи.

При этом Пекин еще гораздо раньше Москвы, в начале 80-х годов, пришел к выводу о целесообразности проведения сбалансированной внешней политики. Китай отказался от союзов с крупными державами, ссылаясь на то, что такая стратегия в прошлом ставила китайцев в подчиненное положение по отношению к партнерам (СССР, позднее США), лишала их самостоятельности, возможностей для маневра, вынуждала следовать чужим интересам, предавая забвению собственные. Пекин неизменно придерживается открытой гибкой линии, позволяющей сотрудничать с различными государствами и блоками государств, оставляя в то же время свои руки свободными. Данная политика, как уверены в китайской столице, способствует росту престижа и влияния КНР на международной арене, превращению ее в «державу мирового класса».

Кроме США, России и Китая есть и другие претенденты на великодержавную роль. Среди них – Япония. Она, правда, остается составной частью военно-стратегической системы США, находится под защитой американского ядерного «зонтика». У Токио нет собственного ракетно-ядерного потенциала и вряд ли мировое сообщество позволит им обзавестись, если даже подобные амбиции когда-то возникнут у японцев. Япония имеет и другие «слабые места» в качестве претендента на «сверхдержавный» статус. Она находится, что называется, на «задворках» сердцевины земельного массива нашей планеты, Евразии. К тому же Япония – островное государство со сравнительно небольшой территорией, скромными природными ресурсами. Наконец, японцы замарали свою репутацию агрессивной войной и вряд ли найдется государство, которое горит желанием принять японское лидерство. В последнее время Япония к тому же переживает финансовые трудности.

Тем не менее Токио накопил колоссальный экономический и научно-технический потенциал, добился выдающихся достижений в социальной сфере и на протяжении трех последних десятилетий играет одну из ключевых ролей в мировой экономике. Японские товары, финансовые ресурсы, технологии притягивают клиентов со всех пяти континентов, делают Токио желанным партнером в глазах любого правительства. Важно и то, что, потерпев поражение во II мировой войне и согласившись на американское военно-политическое покровительство, Япония сумела оставаться в стороне от многих баталий холодной войны, установила и сохраняет нормальные отношения со многими странами, которые с подозрением или даже неприязнью относятся к США (в том числе, с ближневосточными радикальными режимами).

В целом есть основания полагать, что экономические и научно-технические достижения в конце концов выведут Японию в число самостоятельных центров силы на международной арене. Уже сейчас стоит вопрос о постоянном членстве Токио в СБ ООН. Активизируется военная роль Японии в тандеме с США и при их поощрении.

Объединенная Европа – еще один перспективный полюс складывающегося нового миропорядка. Конечно, разногласия и трения внутри Европы будут сохраняться и на каких-то направлениях даже обостряться. Ведь перестала существовать “коммунистическая угроза с Востока”, которая в прошлом сплачивала западноевропейцев и заставляла их забывать о претензиях друг к другу. Ныне о старых претензиях могут вспомнить тем более, что появляются и новые. Узлом противоречий может стать, в частности, Германия, – из-за экономического доминирования на континенте в перспективе, исторических споров с соседями. Стабильности и сплоченности континента будут по-прежнему угрожать междоусобица на Балканах, традиционные противоречия в Восточной Европе, различия в подходах к Турции, ближневосточному конфликтному узлу, к России, наконец.

И все же Европа, под воздействием продолжающих углубляться интеграционных процессов, взаимозависимости европейских стран, их географической близости, общности судеб имеет шанс в перспективе превратиться в своеобразную сверхдержаву с более-менее единой и самостоятельной линией поведения в мировых делах.

К следующему поколению кандидатов в сверхдержавы, по крайней мере регионального уровня, можно, причислить Индию, АСЕАН, Бразилию, Турцию, Пакистан, ЮАР, Иран, Саудовскую Аравию.

Итак, мир, судя по всему, движется к многополярности. С одной стороны, этот процесс естественен, ибо отражает волю реальных и потенциальных центров силы. Вместе с тем переходный период таит в себе немало опасностей. Его суть – в быстром изменении баланса сил, а это, согласно закономерностям политологии, всегда грозит вызвать дестабилизацию и даже конфликты.

Вспомним в этой связи о выводах древнегреческого ученого Фукидида (ок. 460 – ок 400 гг. до н. э.). Во время 28-летней войны между демократическими Афинами и тоталитарной Спартой Фукидид был произведен в генералы афинской армии, но не проявил себя как военачальник. Его разжаловали и отправили в ссылку на 20 лет. Оказавшись не у дел, Фукидид решил заполнить свое существование изучением мотивов и причин продолжавшейся войны.

В итоге Фукидид написал многотомный труд «История Пелопонесской войны», который на первый взгляд кажется историческим, но по сути является первым в мире и при этом выдающимся политологическим анализом, базовой работой по теории международных отношений. «История Пелопонесской войны» представляет собой исследование закономерностей борьбы за военное и политическое лидерство. Фукидид изучал исторический материал, с тем чтобы он послужил путеводителем для будущих поколений политиков, стратегов, ученых.

Рассматривая глубинные причины, приведшие к затяжному конфликту в Древней Греции, Фукидид пришел к выводу, что они заключались не в разных политико-идеологических системах Афин и Спарты, не во взаимных обидах, не в ошибках лидеров, хотя все эти факторы тоже способствовали развязыванию войны. По словам Фукидида, «что сделало войну неизбежной, так это рост афинского могущества и страх, который породил данный процесс в Спарте»[15].

Таким образом, фундаментальной причиной войны был страх, связанный с изменением баланса сил. Спарта испугалась, что теряет доминирующие позиции в эллинистическом мире, и предприняла контрмеры, чтобы увеличить свою военную мощь и заручиться поддержкой союзников. Афины ответили той же монетой – принялись укреплять собственные военно-политические позиции. Итог был до боли знакомый по всем последующим событиям всемирной истории: гонка вооружений, взаимное сдерживание, военные альянсы, дипломатические ходы, стратегические построения, забота о чести и имидже государства, анализ сильных и слабых сторон противника и неуемная жажда установления выгодного для себя баланса сил. А в конце концов – война, растянувшаяся более чем на четверть века.

Такое раз за разом повторялось в человеческой истории. Как только власти одного государства начинали испытывать страх, что баланс сил меняется в пользу традиционного соперника, они тут же бросались исправлять положение, чем немедленно порождали подозрения и страхи в противоположном стане. В работе Фукидида Афины и Спарту можно легко заменить Англией и Францией в XVII и XVIII столетиях, Наполеоном и остальной Европой в начале XIX в., Германией и Великобританией после франко-прусской войны 1870 г., Советским Союзом и Соединенными Штатами в 50–80-х годах ХХ столетия. Во всех перечисленных случаях страх перед меняющимся балансом сил был главным фактором, провоцировавшим гонку вооружений и конфронтацию.

Страх при этом рассматривается не как выражение человеческой натуры, а как категория в сфере международных отношений. В мире, где нет центральной власти, верховного арбитра, писал Фукидид, «сильный делает то, что в состоянии делать, а слабый соглашается с тем, с чем вынужден соглашаться»[16].

В современном мире теория баланса сил не потеряла актуальности. В результате распада Советского Союза и затяжного кризиса в постсоветской России в зоне советского влияния в Восточной Европе образовался вакуум, который США начали заполнять. Цель Соединенных Штатов – та, которая и должна появиться в данной ситуации в соответствии с закономерностями политологии, – расширение сильным собственной сферы влияния настолько, насколько позволяют обстоятельства. Соединенным Штатам безопаснее, удобнее и выгоднее, чтобы Польша, Венгрия, Чехия и другие восточноевропейцы тесно сотрудничали с ними и входили в союзы и организации, подконтрольные Вашингтону. Политика расширения НАТО – продукт такой логики.

Но у России совсем иная логика, что тоже вполне естественно. Москва полагала, что после окончания холодной войны мир останется биполярным. Изменится лишь то, что два лидера, Россия и США, перестанут беспрерывно конфронтировать между собой и начнут дружно руководить человечеством. И вот выясняется, что Вашингтон не желает соблюдать привычный баланс, он вторгается в традиционную сферу влияния России и превращает ее в свою собственную вотчину.

У россиян вначале возникает ощущение, что их обманул и предал заокеанский стратегический партнер. Постепенно нарастают опасения, что Россию хотят лишить статуса великой державы, спустить ее до уровня второразрядного государства, изолировать от остальной Европы, оказывать на нее давление. Для предотвращения неблагоприятных геополитических сдвигов Россия принимает контрмеры. Она притормаживает полное энтузиазма сотрудничество с Западом и провозглашает новую сбалансированную внешнеполитическую линию.

Суть этой линии заключается в следующем: у России нет врагов, она может и должна сотрудничать с большинством стран, особенно с соседними; но Москве не следует «склоняться» в ту или иную сторону – в силу своего географического положения, размера, мощи, истории Россия должна поддерживать сбалансированные отношения с Западом, Востоком и Югом. В Кремле стали подчеркивать, что «надо проводить диверсифицированную, активную политику по всем азимутам, где затрагиваются интересы России. Это просто жизненная необходимость, для того чтобы создать наилучшие условия для внутреннего развития – более динамичного, более эффективного в нашем изменяющемся мире»[17].

В рамках обновленной стратегии Москва идет на восстановление связей с бывшими друзьями и союзниками СССР в третьем мире, начиная с Индии и Вьетнама и кончая Ираком и Ливией. Ищет геополитического взаимопонимания со странами, отвергающими американский диктат, – Китаем, Ираком. Наряду с этим Россия провозглашает СНГ зоной своего преобладающего влияния и энергично берется за всестороннее, в том числе военное, интегрирование постсоветского пространства под своим руководством.

Теперь уже наступает очередь американцев испытывать опасения и предпринимать контрмеры. Ведь они не имели в виду изолировать Россию и оказывать на нее давление. Они лишь хотели заманить бывшего противника в холодной войне в «стержневую» зону, т. е. свой лагерь. И Москва вроде бы двигалась в правильном направлении, но затем вдруг остановилась на полпути, и, более того, зачем-то принялась восстанавливать собственную зону влияния. Тем самым Россия стала возводить помехи на пути вхождения в «стержневой» лагерь других бывших советских республик. А их Вашингтон тоже желает видеть в своем лагере, особенно большую Украину, богатые нефтью прикаспийские государства.

Соединенные Штаты активизируют внедрение в постсоветское пространство, все интенсивнее «работают» с членами СНГ, стремясь нейтрализовать интеграционные процессы внутри этой организации, охладить интерес новых независимых государств к союзу с Москвой, подтолкнуть их в сторону западных союзов и организаций. Вашингтон не упускает из поля зрения и Россию, полагая, что если это удастся, тогда и ей ничего, мол, не останется, как присоединиться к «стержневому» лагерю.

Для россиян же вывод из всего происходящего однозначен – от нас отрывают земли, лишают друзей, ресурсов, окружают, чтобы в случае необходимости начать окончательное «удушение» России. В результате Москва теряет всякое доверие к Вашингтону, все чаще недвусмысленно противостоит ему как на постсоветском пространстве, так и вне его.

Америка, полагающая себя бесспорным и признанным лидером свободного мира, берет на себя функции блюстителя порядка, приводящего в чувства «злостных нарушителей закона» (Ирак, Иран, Югославия и т. п.). Вашингтон уверен, что защищает интересы союзников, друзей, всего человечества, ибо, например, обладание Саддамом Хусейном ядерным оружием рассматривается в США как глобальная угроза. А противодействие Белграда сепаратистам в Косово – как подрыв устоев «стержневого» лагеря в Европе.

Россия же видит в действиях Соединенных Штатов не что иное, как попытку единолично командовать миром. Сегодня американцы преподают уроки Ираку и Югославии, а завтра им вздумается наказать Москву за то или иное проявление «непослушания». И вновь в России возникают реальные опасения, спровоцированные нарушением прежнего баланса сил, при котором США не позволяли себе подобных вольностей. Негативная реакция Кремля на силовые акции в отношении Ирака и Югославии порождает встречные опасения США, что Россия возвращается на конфронтационные позиции, что она не только не является американским стратегическим партнером, но и противодействует защите интересов «стержневого» лагеря.

Такие действия России вкупе с неясными перспективами эволюции российского общества, ростом националистических настроений в нашей стране вызывают в Вашингтоне нарастающее беспокойство по поводу того, что Россия может погрузиться в хаос и тем самым создать угрозу безопасности потенциальным «стержневым» государствам. Или же в Москве к власти прорвутся агрессивно-националистические круги, которые бросят вызов самому суверенитету кандидатов на «стержневой» статус со всеми их нефтяными и прочими богатствами.

Опасения заставляют США интенсифицировать противодействие России, Россия реагирует аналогичным образом. В результате возникает типичный заколдованный круг, когда каждой стороне кажется, что она лишь отвечает на опасные действия другой, и остановить процесс взаимного сдерживания становится все сложнее.

На Востоке тоже меняется баланс сил, но уже не в пользу США. Там американцы с тоской взирают на подъем китайского гиганта. Проводящий самостоятельную внешнюю политику, да к тому же отказывающийся демократизироваться Китай оказывает все большее экономическое и политическое влияние на соседние азиатские государства, жестко отстаивает свои позиции по Тайваню, нефтеносным районам в Южно-Китайском море, военным приготовлениям Японии и другим проблемам. Одновременно КНР модернизирует вооруженные силы, получая передовую военную технику из России, осуществляет экспорт ракетного оружия в «буйные» страны типа Ирана, Ливии и т. п.

Вашингтон рассматривает действия КНР как вызов военно-политической и экономической гегемонии «стержневого» лагеря в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Как следствие, политика США в отношении Китая включает в себя элементы сдерживания и давления. Пекин реагирует опять же согласно канонам классической политологии. В КНР растут раздражение, подозрительность, страх и делается вывод: Америка лезет из кожи вон, чтобы не допустить усиления Китая. Именно под этим углом зрения начинают оцениваться такие действия Вашингтона, как поддержка Тайбэя и продажа ему вооружений; блокирование вступления КНР в ВТО; ограничения на экспорт китайских товаров на американский рынок; противодействие поставкам китайского оружия за рубеж; нападки на Пекин по вопросам демократизации и прав человека и т. п.

Наращивание китайской мощи вызывает страх и у другого центра силы – Японии, точно так же, как рост японских военно-политических амбиций встречает неприятие у Пекина. Завязывается еще один узел взаимного сдерживания, замешанного на страхе из-за меняющегося баланса сил.

На юго-западном фланге аналогичное соперничество разворачивается между КНР и Индией, подпитываемое появлением у Дели ядерного оружия. Есть резон полагать, что элемент страха вновь может омрачить российско-китайские отношения. Если Китай будет продолжать усиливаться, а мы ослабевать, то в конце концов любые действия КНР на международной арене и в адрес непосредственно России станут порождать в Кремле беспокойство – начиная с эмиграции больших количеств китайцев в пустынные и отсталые регионы Сибири и Дальнего Востока и кончая укреплением позиций КНР в Центральной Азии.

Предположим теперь, что в конечном счете в XXI веке на международной арене сложится новый баланс сил, мир станет многополярным. Будет ли международная система автоматически стабильной? Гарантий на сей счет нет, ибо мы не знаем, как поведут себя новые сверхдержавы.

Соединенные Штаты не идеальная сверхдержава, но хорошо изученная и предсказуемая. Из истории мы знаем, что Вашингтон, обладая монополией на ядерное оружие на первоначальной стадии холодной войны, не реализовал ее. На протяжении всей послевоенной истории США не пытались завоевать другие страны, а когда все же вмешивались в чужие дела, то под знаменем демократии. Конечно, теория не всегда совпадала с практикой – достаточно вспомнить вьетнамскую интервенцию Вашингтона 60–70-х годов. Вместе с тем Соединенные Штаты помогли целому ряду западноевропейских и азиатских государств преодолеть тоталитаризм и социально-экономический кризис.

А вот что можно ожидать от Японии в роли полновесного центра силы? В прошлом, когда эта страна набрала военную и политическую мощь, то немедленно выплеснула ее на соседей в форме агрессий и фактически геноцида. А как будет в следующий раз?

Следует, наверное, учитывать и то обстоятельство, что еще один кандидат в сверхдержавы – Китай – в прошлые века, будучи на вершине могущества, не только рассматривал иностранные государства в качестве «варварских», но и полагал их «вассалами» Срединной империи. То есть де-юре неравными, подчиненными Китаю. Даже когда ведущие западные державы уже начали вгрызаться в слабевшую Срединную империю, ее правители продолжали игнорировать реалии и поплевывать на «белых варваров».

Характерный пример. В архивах сохранилось послание императора Цяньлуна (1736–1795) английскому королю Георгу III, в котором, в частности, есть такие слова: «…Наша Поднебесная империя обладает всеми вещами в огромном изобилии, и не существует такого продукта, которого нельзя было бы найти в ее пределах. Поэтому нет никакой необходимости импортировать промышленные изделия внешних варваров в обмен на нашу продукцию. Но поскольку чай, шелк и фарфор, которые производятся в Поднебесной, абсолютно необходимы европейским странам и вам, то мы разрешили, в знак особого расположения, чтобы иностранные компании были учреждены в Кантоне. Таким образом… ваша страна воспользуется нашей добротой. Но ваш посол высказывает теперь новые просьбы, которые не учитывают принцип трона… осуществлять умиротворение варваров всего мира»[18].

Далее в послании объясняется, что намерение Лондона учредить постоянное посольство в Пекине – это-де невероятная наглость. Таких, мол, «малых варваров», как англичане, на свете пруд пруди, и если «всякая козявка», поддавшись дурному примеру, возжелает иметь посла в Поднебесной, то во что империя превратится? Богдыхан, однако, вновь подчеркнул свое особое расположение к «варварскому» королю Георгу III и выразил все-таки согласие на аккредитацию английского диппредставителя в Пекине при условии, что тот переоденется в китайские одежды, перейдет на местную пищу, выучит китайский язык, забудет родную речь, а главное – прекратит какие-либо контакты с Лондоном.

Среди западных предпринимателей в конце XIX в. ходил анекдот о том, что китайские власти долго отвергали предложение о прокладке железной дороги. При этом давали такое объяснение: под землей живет дракон, железнодорожные составы его растревожат, и он сотворит неимоверные беды. Согласно другому анекдоту, китайцы не давали разрешения на движение пароходов по Янцзы, ссылаясь на то, что по берегам реки обитают обезьяны, которые будут забрасывать невиданные механические чудища каменьями. Пострадают иностранные пассажиры, и разразится нежелательный международный скандал.

Эти истории вполне могут быть правдивыми, и тогда они в очередной раз свидетельствуют не о невежестве китайцев, а об их пренебрежении к западной цивилизации. Чиновники Срединной империи в завуалированной форме издевались над «белыми варварами».

Когда в середине XIX в. дело дошло до вооруженной агрессии англичан с юга, богдыхан квалифицировал вторжение как «бунт» и ввел должность военачальника, ответственного за «умиротворение белых варваров».

Сказанное выше отнюдь не является апологетикой однополюсного мира («Пакс Американа») или попыткой возбудить недоверие к Японии, Китаю или любой другой потенциальной сверхдержаве. Мы лишь хотели обратить внимание на то, что логично и привлекательно звучащий призыв к многополюсности мира на практике очень непросто реализовать на пользу, а не во вред международным отношениям.

Потенциал конфликтности несет в себе не только соперничество центров силы, но и их отношения со средними и малыми странами. Зоны влияния в сегодняшнем мире – это не колониальные владения XIX столетия и даже не лагеря или блоки периода холодной войны. Сейчас в упомянутые зоны входят лишь те страны, которые того желают. Куба, несмотря на свою относительную слабость, близость к берегам США, потерю патрона в лице СССР, категорически отказывается подчиняться воле Вашингтона. И американцы ничего не могут поделать с этим смельчаком. Давление и даже военные операции не сломили до сих пор Саддама Хусейна. Не поддается нажиму Соединенных Штатов, как, впрочем, и всех других держав, северокорейский режим.

Более того, Пхеньяну в процессе сложных торгов с Вашингтоном удается отвоевывать себе различные дивиденды. Так, в обмен на обязательство не создавать ядерное оружие КНДР бесплатно получает от США большое количество дизельного топлива и северокорейцам обещано безвозмездно построить два ядерных реактора на легкой воде. На требование Америки прекратить экспорт ракет на Ближний и Средний Восток Пхеньян ответил предложением, чтобы США выплатили компенсацию в размере 1,7 млрд долларов. Затем американские спутники обнаружили, что северокорейцы ведут подозрительные подземные работы. Потребовали согласия на инспекцию. КНДР ответила: пожалуйста, но за деньги, за 300 млн. долларов. После долгих торгов Вашингтон купил-таки себе право на инспекции подозрительного объекта.

Даже те страны, которые по собственной воле входят в зоны влияния центров силы, гораздо энергичнее отстаивают свои права, чем в эпоху холодной войны. Через десять лет после распада СССР европейцы все еще готовы сотрудничать с США, в том числе в рамках НАТО, но одновременно они крепят региональные институты – Европейский союз, Западноевропейский союз и другие, подумывая, в частности, о чисто европейских оборонных усилиях. В НАТО же европейцы добиваются большей роли в командных структурах, отказываются проецировать силу за пределы континента, увеличивать расходы на оборону. Американские союзники выступают против блокады Кубы, жестких санкций в отношении Ирана и Ливии, которые навязываются из США. Вашингтон реагирует на эти тенденции весьма раздраженно, сетуя, что американцы и европейцы «маршируют под разные барабаны»[19], что уровень готовности Североатлантического альянса падает. На Ближнем Востоке дружественные США режимы (Египет, Иордания, Саудовская Аравия) осуждают силовую линию Белого дома в отношении Ирака, болезненно реагируют на присутствие Пентагона в регионе, жалуются на негативное влияние на местную молодежь американской массовой культуры. Арабы заинтересованы в уравновешивании Россией влияния Вашингтона на Ближнем Востоке.

Растет национализм в Юго-Восточной Азии. Асеановские правительства не приемлют американского нажима по правам человека и демократизации, настаивая на ведении дел по-азиатски. Страны региона (особенно Малайзия, Индонезия) демонстрируют независимость от США в военных и политических вопросах, выказывая, в частности, интерес к закупкам российского оружия.

В Латинской Америке отвергают призывы США ограничить роль местных военных кругов, избегают коллективных оборонных структур с участием Пентагона, отказываются проводить на своей территории многонациональные военные маневры. В Вашингтоне признают, что в Латинской Америке не воспринимается политика, основанная на западных ценностях (в Карибском бассейне – де «на интеллектуальном уровне восприятие есть, но реализация на практике отсутствует»).

В СНГ тоже можно отчетливо наблюдать стремление бывших союзных республик ревностно отстаивать свой суверенитет, подчеркивать собственную независимость. Сотрудничая с Россией, они пытаются вместе с тем заручиться политической поддержкой Запада как гаранта суверенитета. В договорных документах стран – участниц СНГ с США, европейскими государствами неизменно присутствует соответствующее положение, как и тезис о нерушимости границ и территориальной целостности. Политические деятели СНГ постоянно подчеркивают, что для укрепления суверенитета их государств «сотрудничество с США имеет в высшей степени важное значение»[20]. Желание ослабить нити зависимости от России толкает наших партнеров по СНГ на формирование различных объединений на постсоветском пространстве без участия Москвы: ГУАМ (Грузия – Украина – Азербайджан – Молдавия), Центрально-Азиатский союз.

В отношениях с Россией страны СНГ склонны добиваться односторонних преимуществ, различных льгот для себя, подчас в ущерб российским интересам. В таких случаях срабатывает иждивенческая логика, представление о том, что Россия, мол, богатая, да к тому же в прошлом «угнетала» республики, поэтому сейчас должна «платить по счетам». Еще одна тенденция – видеть «руку Москвы» в конфликтах между новыми независимыми государствами (война из-за Нагорного Карабаха) и в своих внутренних неурядицах (абхазская и южноосетинская проблемы в Грузии, приднестровская в Молдавии и т. д.).

Противоречив подход средних и малых соседей к Китаю, Японии, Индии. В Юго-Восточной Азии не забывают, что их страны по-прежнему обозначаются на исторических китайских картах как территории, утерянные Срединной империей. Там с тревогой взирают на наращивание китайского военно-морского флота, ежатся в ответ на напористые действия Пекина в отношении спорных островов в Южно-Китайском море. В большинстве стран региона сохраняется зависть к преуспевающей китайской диаспоре и подозрения в том, что она играет роль «пятой колонны». Негативные эмоции взрываются в периоды социально-экономических и политических катаклизмов и приводят к антикитайским погромам (что, например, имело место в Индонезии в 1998 г.). Страх перед китайским исполином побуждает азиатские страны соглашаться с продолжением американской военной роли в регионе (военно-техническое сотрудничество, заход американских ВМС в порты, маневры, обмен разведывательной информацией и т. д.). По той же причине приветствуется присутствие России в АТР.

Даже Южная Корея, для которой в меньшей степени характерен антикитайский синдром, заявляет, что американские войска должны постоянно оставаться на полуострове, ибо в противном случае «китайский и японский киты проглотят корейскую креветку».

О японцах, кстати, корейцы отзываются однозначно. Их стандартный тезис: «Мы ненавидим японцев!». Причина – жесточайшее колониальное правление Токио на Корейском полуострове. Колонизаторы начали в свое время с того, что закололи штыками корейскую императрицу, а затем приступили к методичному истреблению местных жителей. На заключительном этапе колониальная администрация придумала новую стратегию: населению стало внушаться, что корейского этноса просто нет, что обитатели Корейского полуострова – это всего лишь отсталая часть японской нации. Болезненные чувства испытывают другие народы, пострадавшие от японских захватчиков, – китайцы, малайцы, индонезийцы, филиппинцы и т. д. Поэтому любое поползновение Японии к активизации своей политической и особенно военной роли в Азиатско-Тихоокеанском регионе вызывает там открытое или затаенное отторжение.

Индию тоже не жалуют соседи – от Пакистана, обзаведшегося даже ядерным оружием против Дели, до небольшого Непала.

Еще одна реальность современного мира, которая сохранится, несомненно, в XXI столетии, – противоречия между самими средними и малыми государствами. Некоторые из этих противоречий способны достигать высокого накала и выливаться в конфликты. Причем после окончания холодной войны имеет место рост конфликтности, что обусловлено рядом причин.

Во-первых, конфликтности способствует демократизация международных отношений. Если раньше сверхдержавы держали подопечных в узде, то теперь большинство государств действует по своему усмотрению, а это ведет к анархии. Известно, например, что Москва и Вашингтон неоднократно охлаждали пыл союзников и друзей на Ближнем Востоке, на Корейском полуострове, да и в Европе тоже.

Во-вторых, перестав конфликтовать друг с другом, Запад и Восток уже не вмешиваются автоматически в столкновения, имеющие место за пределами зон их жизненно важных интересов. В прошлом Белый дом и Кремль оказывались по противоположным сторонам баррикад при возникновении каждого конфликта в любой точке земного шара. Порой их вмешательство лишь подогревало страсти и продлевало кровопролитие, но зато рамки конфликта контролировались. В нынешнем мире огонь конфликтов зачастую полыхает и некому локализовать стихию. Это особенно видно в Африке, которую даже вездесущие США более не рассматривают как зону своих стратегических интересов. На протяжении последнего десятилетия на Африканском континенте ежегодно имело место до 20 конфликтов, большинство из которых не привлекало серьезного внимания внешних сил. Если проблемы и решались, то в том числе и военными усилиями самих африканцев (таким образом была, в частности, стабилизирована ситуация в Уганде, Эфиопии, Эритрее, Руанде).

В-третьих, сказывается отсутствие в ряде районов земного шара ярко выраженных региональных лидеров. В Африке, например, страны, которые по своему потенциалу могли бы стабилизировать ситуацию, напротив, взрывают ее (Нигерия, Судан, ДРК). Нет подлинных лидеров в арабском мире.

В-четвертых, резкому росту конфликтности способствовал распад СССР и Югославии, появление на карте мира новых государств, многие из которых по разным причинам не могут ужиться как друг с другом, так и с остальными соседями.

На протяжении всей человеческой истории самой распространенной причиной конфликтов были споры из-за границ и территории. Ситуация в этом смысле не изменилась и вряд ли изменится. Отдельные споры настолько остры, что уже принимали или принимают форму вооруженной борьбы (Израиль против палестинцев и Сирии; Армения – Азербайджан; Англия – Аргентина; Япония – Южная Корея; Перу – Эквадор; Индия – Пакистан; Иран – Ирак; Ирак – Кувейт); другие тлеют и могут вспыхнуть (КНР, Тайвань, Вьетнам, Малайзия, Филиппины из-за островов в Южно-Китайском море; КНР – Япония и проч.); третьи блокируют гармонизацию межгосударственных отношений (Россия – Япония; Англия – Испания), а некоторые из территориальных вопросов пока не стоят на повестке дня, но могут там появиться в XXI столетии (Германия – Польша; Германия – Чехия; Германия – Россия; Румыния – Венгрия; Словения – Италия; Польша – Украина; Литва – Польша; Белоруссия – Литва и т. д.).

Следующая по распространенности категория конфликтов – этнически-религиозные. Они подчас переплетены с погранично-территориальными, как между Израилем и арабами, армянами и азербайджанцами, греками и турками, сербами и югославскими мусульманами, индийцами и пакистанцами. Есть и связанные с притеснением нацменьшинств.

Сохранятся, очевидно, и отдельные идеологические конфликты, которые в холодную войну происходили повсеместно. Наиболее остры конфронтации на идеологической почве между Северной и Южной Кореей, КНР и Тайванем, Ираном и Западом. Среди прочих мотивов фигурируют также борьба за ресурсы, экология, миграция, беженцы, особенно политические, терроризм, наркобизнес, обладание ядерным оружием, соперничество за влияние, субрегиональное лидерство. Примечательно, что чисто торгово-экономические споры, хотя и имеют место по всей планете, но редко перерастают в острые конфликтные ситуации. Их удается, как правило, решать путем переговоров.

Характерной особенностью современного мира является наличие значительного числа государств, которые испытывают и в обозримой перспективе будут продолжать испытывать серьезные внутренние трудности. Часть из них находится просто в разваленном или полуразваленном состоянии. Число внутренних конфликтов сейчас превышает число межгосударственных.

Проблемных стран больше всего в Африке: Нигерия, Судан, Алжир, Сомали, Руанда, Либерия, Сьерра-Леоне, Заир, ДРК и многие другие. Немало их в Латинской Америке, и прежде всего это Колумбия, Боливия, Перу, Эквадор, Гаити и т. д. В Азии, если называть только наиболее тяжело больные на данный момент, – Индонезия, Таджикистан, КНДР, Камбоджа. В Европе – Албания, Босния. На Ближнем и Среднем Востоке – Ирак, Ливан, Палестина. В общей сложности более 50 государств можно отнести к категории пораженных недугами большой и средней тяжести.

Причин, по которым современные государства болеют, немало. Самый распространенный источник проблем – социально-экономическая сфера. Развал экономики порождает тяжелейшие социальные язвы, в том числе безработицу, преступность, коррупцию, шовинизм, расизм и т. п. Демографический взрыв во многих странах третьего мира лишь усугубляет ситуацию, города «распухают» от избыточного, голодного, томящегося от безделья, озлобленного населения, и достаточно поднести спичку, как вспыхивает пожар.

Вместе с тем в ряде стран, где имели место успешные реформы и наблюдался экономический рост, социальная напряженность также стала нарастать. Ее провоцируют коррупция, резкое изменение условий жизни широких слоев населения, несправедливое распределение национального дохода.

Наиболее кричащий пример дает Индонезия, которая бурно развивалась последнее десятилетие и уже, казалось бы, превращалась в очередного «азиатского тигра». Вместо этого, столкнувшись с финансовым кризисом, Индонезия сорвалась в хаос, погромы, гражданское неповиновение. Люди озлоблены тем, что власти казнокрадствуют и живут в роскоши. Ненависть обращена и к китайцам как наиболее зажиточной этнической группе страны.

Растет недовольство в некоторых странах Латинской Америки и Персидского залива, добившихся заметного экономического прогресса. Латиноамериканцы страдают от инфляции и безработицы, арабы недовольны тем, что становится меньше социальных льгот (что вызвано падением цен на нефть и как результат определенным оскудением государственной казны).

Вторая типичная причина внутренних катаклизмов в государствах – неурегулированность этнических, религиозных, племенных и клановых отношений. Потенциал для напряженности в данных сферах велик, учитывая, что до 90 % всех государств полиэтничны и поликонфессиональны. Взять хотя бы проблему 40-миллионного курдского народа, подвергающегося притеснениям в целом ряде стран Ближнего и Среднего Востока. Или политизированный исламизм, который грозит разорвать на части Алжир и дестабилизирует обстановку в Турции, в странах Аравийского полуострова и т. д.

Угроза стабильности в государстве может исходить от политической системы – как тоталитарной, рано или поздно обреченной на крах, так и демократической. Бурная демократизация в мире в последние два десятилетия дала волю различным деструктивным процессам – от сепаратизма до расизма, от политической борьбы без правил до трайбализма, от терроризма до прорыва мафиозных структур к рычагам государственной власти. Многие специалисты полагают, что демократия в Латинской Америке, например, настолько неэффективна, что маятник может качнуться в обратную сторону и народы континента опять отдадут свою судьбу на милость военных режимов.

Демократизация привела к распаду государств, в том числе столь великого, как Советский Союз. В результате появились новые образования, которые только формируют свою государственность. Они, как правило, пока слабы, плохо организованы и поражены конфликтами. В этой связи достаточно привести пример практически каждого государства на постсоветском пространстве. Помимо всего прочего, некоторые из молодых государств одним своим фактом существования могут стимулировать различные процессы у соседей. Скажем, появление на карте мира суверенных центрально-азиатских республик активизировало выступления за независимость среди казахов, киргизов, узбеков, таджиков, проживающих в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР.

Распад многонациональных государств, несомненно, способствовал усилению сепаратизма и на Западе: в Бельгии, Испании, Канаде, Великобритании (в последней даже шотландцы обзаводятся собственным парламентом и поговаривают о независимости через 10–15 лет).

В заключение следует отметить, что внутренние проблемы все стремительнее вырываются за государственные границы, вторгаясь в сферу международных отношений. Выражается это в потоках беженцев, терроризме, наркобизнесе, похищении ядерных и других смертоносных материалов и т. д.

Из сказанного выше может сложиться впечатление, что человечество подстерегают в XXI столетии многочисленные и серьезные испытания. Действительно, различий в интересах и проблем между государствами существует немало, кроме того, в международных отношениях будут присутствовать элементы более широких, надгосударственных противоречий – меж-цивилизационных, по линии Север – Юг, межрегиональных. И тем не менее есть все-таки основания смотреть в XXI век с определенным оптимизмом.

В свое время Мао Цзэдун, описывая взаимоотношения сверхдержав, СССР и США, утверждал, что они имеют обыкновение «ссориться и сговариваться одновременно». Так вот, думается, что в следующем столетии «сговора», или, переходя на менее революционный язык, сотрудничества должно быть больше, чем ссор. Прежде всего, следует учитывать, что ушли в прошлое времена, когда великие державы изо всех сил стремились обескровить и подорвать внутреннюю стабильность друг друга. Россия не желает, чтобы рухнула американская экономика или разлилась смута по Китаю. В обоих случаях наши интересы пострадают. Хаос в России и в Китае в равной степени ударит по Америке – уже хотя бы потому, что бесконтрольными окажутся смертоносные ядерные объекты и побегут во все стороны волны беженцев. Вашингтон видит свою первейшую задачу в том, чтобы не допустить развития подобного рода событий как чреватых в высшей степени негативными последствиями для США и всех «стержневых» государств. Китайцы, в свою очередь, боятся беспорядков в соседней России и убытков в случае дезорганизации американской экономики. Взаимозависимость современного мира реальна, и она будет влиять на поведение гигантов не в меньшей степени, чем других государств.

Ярким подтверждением этого тезиса явился финансовый кризис осенью 1997 г. Он начался в далеком и вроде бы не столь значительном в мировой экономике Таиланде. Тем не менее ухудшение финансовой ситуации в Бангкоке немедленно спровоцировало панику на фондовой бирже Гонконга. Далее паника, словно эпидемия чумы, стремительно понеслась по всем направлениям, захватывая все новые регионы. Через несколько дней обвалился курс акций в цитадели современного мирового хозяйства, на Уолл-Стрите. И это несмотря на то, что американская экономика по всем ключевым показателям находится в «прекрасной спортивной форме», она здорова как никогда в последние десятилетия.

Инвесторы на нью-йоркской бирже в мгновение ока потеряли сотни миллионов долларов. Еще серьезнее пострадали акционеры там, где хозяйственная ситуация сейчас далека от идеальной: в серьезном накладе оказались Германия, Франция, Япония, Бразилия, десятки других государств. Слетела в новую пропасть экономика России, которая только-только начинала выходить из десятилетнего «штопора» и оживать.

Финансовый удар чувствительно напомнил всем отрядам человечества, насколько они взаимозависимы. Не случайно те, кто в состоянии, стали вытаскивать из долговой ямы наиболее пострадавших, в частности Южную Корею и страны Юго-Восточной Азии.

Комментируя американскую позицию по данному вопросу, министр финансов США заявлял: «Вашингтон поддерживает широкие международные усилия по восстановлению стабильности в Азии, ибо эти усилия чрезвычайно важны для экономических интересов и национальной безопасности США»[21]. Японское правительство не только согласилось предоставить Южной Корее 3,3 млрд долларов в кредит, но и принялось уговаривать собственных банкиров не отзывать вложения в южнокорейских банках. И это несмотря на то, что Япония сама испытывала финансовые затруднения. Не помешали этому традиционный антагонизм между японцами и корейцами, разговоры о том, что две нации не любят друг друга, опасаются усиления соседа.

Финансовый кризис, однако, так и не преодолен, и сейчас уже речь идет о его глобальном характере. Иные комментаторы и в Азии, и в России усматривают «руку Вашингтона» в собственных финансовых неурядицах. Но Соединенные Штаты тоже несут потери. Американский рынок захлестнули подешевевшие азиатские товары, подрывающие благополучие местных производителей. Стал падать экспорт американских изделий в зону АТР. Сокращены военные расходы асеановцев и Сеула, что бьет по карману военно-промышленного комплекса США. Снизившаяся экономическая активность в регионе способствовала падению цен на нефть, и уже страдают американские нефтяные корпорации, а заодно и вся экономика Соединенных Штатов.

Взаимозависимость современных государств можно проследить на любом другом явлении экономической и политической жизни планеты. Интересен в этом смысле пример, приведенный секретарем кабинета шведского правительства Яном Элиассоном в выступлении в Дипакадемии МИД России. На вопрос, почему средняя по размерам, да еще нейтральная Швеция стремится участвовать в политической жизни за пределами зоны своего обитания (Балтийское море), он ответил так:

«Представим себе, что на оккупированных палестинских территориях началось восстание. Палестинцы камнями закидывают израильских солдат и полицейских, но восставших быстро подавляют. Льется кровь. К чему это приводит? На сторону палестинцев встают все арабы. На Ближнем Востоке накаляется атмосфера. Взлетают цены на нефть, затем на другие товары. Закрывается транспортировка грузов через Суэцкий канал, страдает мировая торговля, обрушиваются ведущие фондовые рынки, падает доллар. Волна кризиса захлестывает Швецию. Кипят страсти в ООН, обостряются отношения между США и Россией, Вашингтоном и европейскими странами, ухудшается обстановка непосредственно в среде обитания Швеции, в бассейне Балтийского моря».

Взаимозависимость современного мира будет и дальше возрастать под воздействием таких факторов, как:

– ускоряющаяся революция в средствах транспорта, связи и коммуникаций, в микроэлектронике;

– все более полное включение в мировые связи бывших коммунистических стран, а также КНР;

– отказ большой группы государств третьего мира от «некапиталистического» пути развития, принятие ими рыночной модели и развертывание глобальной конкуренции за иностранные инвестиции и передовые технологии;

– беспрецедентная либерализация мирохозяйственных связей и, как следствие, интенсификация взаимодействия национальных экономик большинства государств;

– интернационализация финансового и производственного капитала (уже сейчас транснациональные корпорации контролируют 1/3 активов всех частных компаний);

– общие задачи человечества по противостоянию возрастающим угрозам глобального характера – терроризму, наркоторговле, организованной преступности, распространению ядерного оружия, голоду, экологическим катастрофам.

В целом можно констатировать, что внутреннее развитие любого государства зависит от внешнего окружения, поддержки и помощи других «игроков» на мировой арене.

Возьмем Россию. На долгосрочную перспективу страна нуждается в больших количествах современных технологий, капитала, товаров. Власти осознают, что без внешнего фактора реформы будут пробуксовывать. Импортные изделия находят спрос у сотен тысяч коммерсантов и миллионов потребителей. Для оплаты импорта необходимо вывозить на мировой рынок сырье и готовую продукцию. Поиск рынков сбыта для нефти, танков, автобусов и других товаров является важной составной частью внешнеполитической деятельности России.

Россия по-прежнему настроена на тесные связи с Западом в интересах своего внутреннего развития. Но одновременно Москва заприметила важнейших партнеров на восточном и южном направлениях. Китай все больше выглядит в глазах Кремля как полезный стратегический партнер; ценный контрагент, готовый импортировать промышленное оборудование и вооружение, наконец, как канал для продвижения интересов Москвы в Азии и в зоне Тихого океана.

Не получая всего необходимого из США и Западной Европы, Россия осознала, что ей следовало бы энергично побороться за финансовые и технологические ресурсы Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, стран АСЕАН. Геополитические и экономические аргументы подталкивают Москву к возвращению в Монголию и страны Индокитая. Ошибкой признано снижение уровня партнерства с Индией. Российское руководство констатировало, что невозможно иметь сильную внешнюю политику «без Индии или без учета интересов Индии, ее глобального веса и влияния».

В центре внимания Кремля вновь оказался Средний и Ближний Восток. Иран по достоинству оценен как выгодный покупатель оружия и важная политическая сила в регионе. Имея хорошие отношения с Тегераном, можно сдерживать его экстремизм в Центральной Азии и в Закавказье. Дружба России с Ираном стимулировала бы арабские государства, расположенные в зоне Персидского залива, и Турцию к сближению с РФ как с единственной державой, способной воздействовать на иранцев. Ухудшение отношений с традиционными союзниками СССР на Ближнем Востоке – Ираком, Сирией, Ливией – перекрыло перспективу возвращения ими долгов на сумму свыше 25 млрд долларов. Участие России в санкциях против Ирака и Ливии обернулось настоящей катастрофой: убытки составили еще около 16 млрд долларов.

В Москве учитывается теперь и то обстоятельство, что срыв в отношениях с ближайшими соседями – странами СНГ – может лишить Россию доступа к транспортным магистралям, природным ресурсам, полигонам и т. д. Так, разлад с Азербайджаном затруднит доступ к крупным запасам каспийской нефти, недоразумения с Казахстаном помешают использованию космодрома в Байконуре и центров по испытанию вооружений. Раскол с Белоруссией поставит под угрозу коммуникации, соединяющие Россию с Европой, – железнодорожные, авиационные, электрические и проч.

Китай также связывает свое превращение в процветающую державу с внешним фактором. Вот уже почти двадцать лет основным принципом китайской внешней политики является обслуживание реформ. Думается, что внутренние потребности и сложные проблемы развития будут и дальше вынуждать Пекин стремиться к максимально широкому доступу к финансовым, технологическим и товарным ресурсным рынкам как Запада, так и Востока, Юга, Севера. А значит, Китай сохранит сдержанность и гибкость в отношениях и с США, и с Японией, и с Россией, и с объединенной Европой.

США, Япония и Западная Европа также не смогут удерживаться от соблазнов все глубже внедряться в экономику России и Китая (преследуя наряду с экономическими и политические цели).

Смягчению противоречий на международной арене способствует демократизация, которая охватила значительную часть постсоветского пространства, Латинской Америки, некоторые страны Восточной Азии, Среднего и Ближнего Востока. У государств, придерживающихся схожих идеологических установок, меньше оснований для взаимных противоречий и больше возможностей преодолевать их, не вступая в конфликты.

Россиянам, несмотря на пристрастие к разговорам о своем «особом пути», некуда больше двигаться, как к рыночной экономике и соответствующей ей идеологии личной свободы. Китайцы уже сейчас с усмешкой признают, что у них строится «социалистический капитализм» – т. е. на словах социализм, а на деле капитализм. В КНР не осталось желающих вступать в теоретическую полемику ни с Россией, ни с США. Как с гордостью говорил один китайский экономист, «в Китае, в отличие от России, люди вообще перестали думать об идеологии и политике, нет времени, надо делать деньги».

4

Су Ци, министр информации Тайваня (Тайбэй, Тайвань).

5

Парк Мун Сан, директор Института по изучению международных проблем (Сеул, Южная Корея).

6

Уильям Мэйли, профессор Австралийской академии вооруженных сил (Канберра, Австралия).

7

Бэйтс Гилл, директор программы внешнеполитических исследований Брукингского института, Вашингтон (Вашингтон, США).

8

Энди Качинс, старший исследователь Института международных отношений Стэнфордского университета (Пало-Альто, Калифорния, США).

9

Тойо Оми Нагата, президент Университета Рицумейкан (Киото, Япония).

10

Клей Молтц, заместитель директора Центра по нераспространению ядерного оружия Монтерейского института международных исследований (Монтерей, Калифорния, США).

11

Strategic Assessment 1998. Washington D.C.: National Defense University, 1998. P. 12.

12

Имеются в виду Закавказье и Центральная Азия.

13

The New Russian Foreign Policy / Edit. M. Mandelbaum. New York, 1998. P. 101, 102.

14

See: Strategic Assessment. 1998. P. 10; Бжезинский З. Великая шахматная доска. М., 1998. C. 108–148.

15

Thucydides. History of the Pelopo

16

Thucydides. Op. cit P. 402.

17

Примаков Е. Россия ищет новое место в мире // Известия. 1996. 6 марта.

18

Цит. по: Бажанов Е., Бажанова Н. Китай: каким быть социализму? // Глобус. 1989. № 1. C. 84.

19

Strategic Assessment. P. 62.

20

Токаев К.К. Под стягом независимости. Алматы, 1997. C. 411.

21

Известия. 1997. 30 декабря.