Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 34

Горбачев не обманул ожиданий, взял в руки косу и начал срезать сорняковую траву. В газетах замелькали сообщения об освобождении тузов различных мастей от занимаемых должностей. Одних вытряхивали из кресел предельно культурно – они уходили на заслуженных отдых в соответствии с собственным желанием, по состоянию здоровья, а в качестве выходного пособия получали очередной орден. Кроме того, за газетной строкой оставались такие подробности, как обеспечение новоиспеченного ветерана партии пожизненными привилегиями: дачей, пайком, спецмедуходом, санаториями.

Член Политбюро Романов после эвакуации из высокопоставленного кабинета продолжал ездить на партийные средства на отдых за рубеж, прихватывая с собой не только членов семьи, но и обслуживающий персонал. На просторной даче Русакова можно было проводить два футбольных матча одновременно, не ставя при этом под угрозу благополучие фруктового сада, картофельного поля и огородов. На протекающей рядом реке Москве пенсионера ждал приятный сюрприз в виде белоснежного катера. Пономарева черный автомобиль продолжал быстро и без хлопот доставлять на Старую площадь, в кабинет, выделенный видному борцу за мир для написания мемуаров.

Подобное увольнение в запас бойца партийного фронта являлось низшей мерой наказания. Не всем везло в такой степени. Кое-кто уходил в политическое небытие без упоминания о его собственном желании и состоянии здоровья. Льгот в таком случае выпадало поменьше. Хотя товарищ мог, конечно, подсуетиться и выхлопотать недостающие удовольствия через соратников по партийному оружию. То пенсию, глядишь, повысят, то дочери еще попросторнее квартиру предоставят, а то войдут в положение и «Чайку» оставят, чтоб «летать» на ней на дачу и обратно. С явными штрафниками, опозорившими светлое имя КПСС, обходились круче. Исключение из партийных рядов, изгнание из кормушечного «рая». Впрочем, изгоев было немного, Михаил Сергеевич не одобрял сверхкрутизны в подходе к живым людям, проявлял коммунистический гуманизм.

Тем не менее очень скоро армия спецпенсионеров значительно пополнилась. Появились первые недовольные горбачевской политикой аппаратчики. Разгуливая по территории загородных цековских дач или вколачивая «козла» в скамейки Гоголевского бульвара, они бурчали и шипели. «Мальчишка, пацан, такими кадрами разбрасывается! Неужели не понимает, что без наших опыта и знаний ни одно дело не сладится! Молокососы, которых Генеральный ставит на руководящие посты, не тянут и не волокут». Мужьям подкудахтывали супружницы. В очереди в спецполиклинике к врачу я стал невольным свидетелем любопытного монолога. Пожилая тетя с очень простым лицом, но в импортных нарядах разговаривала вслух сама с собой:

– Какой мерзавец убрал из МИДа Громыко? Это же опытнейший и достойнейший дипломат! А на его место взял чурку из Тбилиси или Еревана! Срамота-то какая! Прямо коровам на смех! Или Капитонов. Человек на кадрах собаку съел, а его подлецы возьми и замени на Егорку Лигачева. Тот в Москве еще как следует ориентироваться не научился! На горком опять же сопляка посадили, Ельцина какого-то, дружка Лигачева. Это же издевательство над москвичами! А министров какая-то гадина тасует словно карты!

Еще долго тетя честила безымянных злодеев, а в заключение, уже поднимаясь со стула по сигналу медсестры, в сердцах резюмировала: «В общем, что там говорить, трудно, очень трудно приходится Михаилу Сергеевичу Горбачеву в таких условиях, с такими людьми!». Реплика сразила. То ли тетя была не в ладах с логикой, то ли пока не прозрела от традиционной русской веры в хорошего царя, обманываемого ближайшим окружением. А может, лукавила, ведь эпоха гласности тогда еще не наступила, приходилось прикрывать крамольные речи присяганием в верности «императору». Видимо, играли определенную роль все три фактора, и не только в случае с означенной особой. Прежде кристально-чистое мировосприятие функционеров правящего класса стало к началу 1986 года мутиться и вихриться.

Правда, в феврале – марте 1986 года работал XXVII съезд КПСС, на котором М.С. Горбачев, признав недостатки, ошибки и трудности, выступил с программой использования скрытых резервов социализма, ускорения социально-экономического развития страны. Для большинства делегатов лозунги звучали ладно, оптимистично, привлекательно. Нам горбачевская программа представлялась демагогической, хотя в ней содержалось гораздо больше здравых, живых мыслей, чем в предыдущих партийных документах.

Впрочем, нам было не до анализа докладов и речей. Я, в частности, имел поручение опекать партийные делегации из Вьетнама и Лаоса. Водил их в музеи, цирк, на хоккей. На хоккейном матче попросил знаменитого вратаря В. Третьяка (сидевшего поблизости) пообщаться с лаосскими лидерами. Третьяк согласился, увлеченно рассказывал гостям о любимом виде спорта. Лаотянцы внимали и одновременно следили за событиями на ледовой площадке. И всякий раз, когда там происходило столкновение, они взрывались заразительным смехом. Третьяк тогда замолкал, недоуменно посматривая на чудаковатых собеседников. Улучив момент, я шепнул ему на ухо: «Не удивляйтесь, в Юго-Восточной Азии люди даже при виде автомобильной катастрофы улыбаются и хихикают. Это своего рода защитная реакция».

На самом съезде бросалась в глаза популярность Фиделя Кастро. При его появлении в фойе зала заседаний делегаты замолкали, цепенели, а затем многие бросались к вождю кубинской революции: пожать ему руку, выразить восхищение, получить автограф, сфотографироваться.

Чувствовалось также, что делегаты пребывают в оптимистичном расположении духа. Наконец-то вываленные в нафталине старики оттеснены на задний план, страна оживает и вот-вот на всех парах рванет вперед и вверх.





На меня «навесили» еще одно задание – дежурить в галерее подарков. Гости дарили сувениры, которые развешивались или расставлялись у стены в фойе Кремлевского Дворца съездов. Делегаты рассматривали подарки, одобрительно цокали языками и качали головами. Но вот ко мне подошли два товарища со значками Ким Ир Сена в петлицах пиджаков. Более важный на вид что-то сказал по-корейски. Молодой перевел:

– Почему подарок товарища Ким Ир Сена висит ниже этой вещи из Мозамбика?

– А вам не все равно? – удивился я.

– Мне, – признался переводчик, – все равно. Но моему шефу (и здесь молодой кивнул в сторону стоявшего рядом коллеги) не все равно. Ему докладывать о ситуации в Пхеньян.

Тогда я предложил:

– Скажите шефу, что отсчет подарков идет по кругу и начинается этот воображаемый круг с подарка товарища Ким Ир Сена. Ваш подарок – № 1, а мозамбикский – последний в кругу.

Услышав перевод, более важный кореец еще больше надулся, удовлетворенно усмехнулся и пожал мне руку. Тучи, сгустившиеся было над советско-северокорейскими отношениями, рассеялись.

Но вот отговорили ораторы, отгремели фанфары, отшумели аплодисменты. Съезд завершился, возобновились будни. М.С. Горбачев с места в карьер принялся наращивать реформаторскую деятельность. Какое-то время в аппарате все еще сохранялось убеждение, что речь идет о дальнейшем укреплении позиций партии коммунистов. Партком ЦК КПСС так и озаглавил тему теоретических семинаров для отделов аппарата в 1986 году: «О путях и методах повышения роли КПСС в советском обществе». Предложения Горбачева о разделении функций партийных и государственных органов, об активизации деятельности Советов всех ступеней воспринимались именно как направленные на цементирование фундамента партийной власти. «КПСС не следует марать руки мелочами, влезать во все проблемы, – разъясняло начальство, – партия должна прочерчивать генеральный курс, а всякие там горсоветы пусть исполняют директивы и несут ответственность».

Однако на практике получалось по-другому, усиливалась ломка давно устоявшихся канонов теории и практики КПСС, властные полномочия партии сокращались. И аппарат насупливался, задумываясь о переменах и стараясь понять их суть и цели. Новый вождь запустил в оборот термин «перестройка», требовалась его расшифровка и соответствующая корректировка линии поведения. В ЦК и партийных штабах на местах гадали и метались. Знакомый обкомовский работник поучал: «Если хочешь выполнять замыслы партии, делай акцент на человеческий фактор». Для очень многих речь прежде всего шла о подъеме дисциплины.