Страница 68 из 101
Змей хмыкнул, свернул глазами и снова занялся едой.
Когда дверь открылась, и в палату вошел Леонид Лаврентьевич, мы все втроем прекратили жевать и опасливо посмотрели на врача. Уловив наши лихорадочные метания на тему, куда бы припрятать улики разнузданной продуктовой оргии, доктор Виргун усмехнулся.
- Расслабьтесь, ребята, у Егора ведь нет диеты.
Мы с рысенком постарались незаметно выдохнуть, а змей пожал плечами и стал спокойно дожевывать последний кусок своего слайдера.
- Правда, есть эту фасфудную белиберду я не советовал бы и здоровым, - добавил медведь и переменил тему. – Егор, твоя мама скоро приедет?
- Должна вот-вот быть, - кивнул рысенок.
- Хорошо. С ней хочет поговорить глава общины.
Парнишка кивнул и как-то незаметно сник. Леонид Лаврентьевич цокнул и качнул головой.
- Не нужно переживать из-за того, что скрываешь от матери правду о дуалах, Егор. Этим самым ты ее защищаешь. У нас очень суровые законы. Если становится известно о нарушении тайны, дуала, открывшего ее, ссылают на рудники, а посвященного человека помещают в психиатрическую больницу.
Парнишка недоверчиво посмотрел на доктора.
- Да, Егор. Все именно так. Наши законы очень жесткие, но благодаря им мы можем безопасно существовать в человеческом обществе.
Леонид Лаврентьевич вышел из палаты, а тишина осталась.
- В психушку? – до конца не веря, переспросил парнишка.
Я кивнула.
- Да, - подтвердил Ар. – Поэтому у нас не поощряются отношения с людьми, тем более – создание с ними семей. Любимого человека обманывать очень нелегко. Некоторые не выдерживали, и это оборачивалось худшим раскладом.
Рысенок молчал. Лицо у него было сосредоточенное. От былого задора не осталось и следа.
- Егор, - не выдержала я, - ты ведь не перестал быть сыном своей матери из-за того, что у тебя отросли уши и хвост. Да, ты не можешь сказать ей о себе всего. Но это и к лучшему. Ты бережешь ее. Как мужчина, ты защищаешь свою семью, пусть сейчас защита заключается в том, чтобы держать ее в неведении. Да и у кого из нас нет секретов?
Парнишка улыбнулся.
- И у тебя есть?
- Тонны! – кивнув, заверила я.
- Расскажешь один?
Мои губы медленно растянулись в улыбке, я покачала головой и ответила:
- Ни за что.
- А говорят, что девушки не умеют хранить секреты, - усмехнулся змей.
- Нагло врут! – заверила я.
Долго сидеть у Егора мы не стали. Людмила Григорьевна должна была скоро прийти навестить сына, так что мы со змеем решили вспомнить о такте и уйти до того, как нас начнут вежливо выпроваживать. Но разминуться не вышло.
Когда мы вышли из палаты, мама Егора уже стучала каблучками по коридору. Как всегда, элегантная и безупречная. Аж завидки брали, когда я на нее смотрела. Людмила Григорьевна чем-то была похожа на мою собственную мать. Совершенно особенная порода женщин. Безукоризненное чувство стиля и собственного достоинства. Такие притягивали взгляды даже в толпе. И не только мужские.
- Тамара, Аркадий, рада, уже уходите? – спросила она после изящного приветственного кивка.
- Да, - кивнула я в ответ.
- Я рада, что вы приходите к Егору. У него здесь совсем нет друзей его возраста. Спасибо вам. Обоим.
В глазах Людмилы Григорьевны разлилось тепло, в котором хотелось нежиться.
По больничному коридору разнеслось эхо чужих шагов.
Мы уже попрощались и расходились в разные стороны, когда раздался негромкий, но звучный оклик:
- Прошу прощения! Людмила Григорьевна? Зуева? Вы мама Егора?
Я остановилась и обернулась. Голос был знакомый.
Окликнувшим оказался Ростислав Алексеевич. У главы общины на лице было нарисовано неподдельное участие с налетом делового интереса.
- Да, это я. А вы…?
- Ростислав. Я один из меценатов, принимающий участие в делах этой клиники. Борис Игнатьевич рассказал мне о вашем случае. Примите мое искреннее сопереживание.
- Благодарю. – Голос Людмилы Григорьевны заледенел, а лицо сделалось непроницаемым.
Разговор снова прервало эхо шагов. Уверенных и быстрых. С нашей стороны коридора кто-то целенаправленно приближался к Ростиславу Алексеевичу и Людмиле Григорьевне.
Я обернулась. Высокий мужчина в распахнутом черном пальто, дорогом деловом костюме и блестящих полуботинках. Ярослав Третьяк мазнул взглядом по нам с Аром, стоявшим в проеме между двумя окнами, и перевел его на пару впереди. Два следующих шага потеряли в уверенности. Мужчина остановился, достал смартфон, приложил его к уху, развернулся и прошествовал в обратную сторону. Выражение лица Третьяка было каким-то странным.