Однажды в Африке

Корреспондент. А как тут вписывается морская романтика?

Писатель. Романтика… Понятное дело, что женщины со временем расстаются с романтическими образами, навеянными Александром Грином с его Ассоль и соответственно «Алыми парусами». На первое место в итоге выходит доллар и евро, которые нивелируют издержки этой необычной супружеской жизни. К тому же, появилось видео и порно-магазины, вроде стало проще, но если говорить о той же физиологии, то никакой, даже "супернавороченный" интимный предмет или видео сюжет, не заменят естественную близость любящих друг друга людей.

Корреспондент. Тут, я пожалуй соглашусь, особенно в части денежной составляющей…

Писатель. Деньги, деньги, деньги… Это уже проблема моряков нового века. Их, этих денег, становится больше и больше, ведь времена другие, когда можно заработать приличные денежные знаки и на берегу. Правда, на берегу возникли и другие проблемы, когда мужчина вместо женщины предпочитает мужчину. Аналогично и у женщин. Даже не хочется думать об этих современных веяниях, не то, что писать.

Корреспондент. Тут, я и соглашусь, и нет. Вот мы береговые люди, а денег нет. И таких, как мы – основное большинство. Моряки сегодня зарабатывают хорошие деньги и это справедливо. Именно, что зарабатывают – ведь море, оно не прощает ошибок. Погонишься за деньгами, а вернешься ли из морей, это еще вопрос. А вот предпочтения – это да, но мне казалось, что именно от моряков пошли эти веяния о дружбе мальчика с мальчиком.

Писатель. Непонятно, кто родоначальник этих веяний или движения, которое было и сотни лет назад, но точно, не моряки. Уж поверьте. А у меня свой встречный вопрос: вот вам молодым вообще это интересно? Я имею в виду то, о чем будет основной сюжет. Вы ведь родились уже при капитализме. Вам то, это зачем?

Корреспондент. У многих, таких как мы, возникает желание подробно и детально узнать, а как было там, в так называемые "застойные" времена прошлого века? Говорят, считалось почетным выйти замуж за военного моряка, что гарантировало не бедный образ жизни. Не так ли?

Писатель. Может быть. А давайте, спросим у других и просто, по сюжету, перенесемся в небольшой латышский город Лиепаю, принадлежавший в те годы Совдепии, в "Зимнюю гавань" на борт большого ракетного корабля, уходящего в дальнее плавание в Африку. Будет интересно…

Корреспондент. Африка – это всегда интересно!

Кинооператор переносит кадр на корабельную рынду, висящую у двери кают-компании, затем на картину с парусником и снова на африканский панцирь черепахи.

Корреспондент (показывая для зрителей новостей красивую обложку книги). Здесь…, всё, правда?

Писатель (хитро улыбаясь и разводя руками). Почти…

Часть первая. День первый

Авось что-нибудь сочиню под влиянием духоты в каюте, свиста ветра в снастях и ругательств…

Глава 1. Прощание

– Я бы вас очень попросил, блин, как это лучше сказать, э-э-э… – оставить наш корабль, – выговорил комбриг Петровский, тщательно подбирая слова. Ему вовсе не хотелось обидеть очередную женщину – жену офицера Кострова.

На этот раз дама вошла в "положение", мирно покинув и каюту, и корабль. Чуть раньше комбриг умудрился внедрить в одно предложение непроизвольно, конечно, целую серию "командирских" слов, сведших на нет все усилия по выдворению на причал жены комбата Поспелова. Нельзя сказать, что выражения подобного рода были услышаны впервые за всю ее сознательную военно-морскую супружескую жизнь. Но одно дело услышать "это" от своего родного мужа, другое – здесь и на таком уровне. Первоначально комбатова жена лишилась дара речи. Затем, она приоткрыла свой прелестный ротик с ровными рядами белоснежных зубов, намереваясь, по-видимому, воспроизвести хоть какие-нибудь звуки, чтобы выразить возмущение такой беспардонностью в общении с женами подчиненных, но, попутно сообразив, каковы будут последствия ее обвинительной речи для дальнейшей карьеры супруга, ничего не ответила. А так хотелось…

Напоследок Петровский не постеснялся взглянуть в ее ясные очи, рассчитывая, что она их непременно отведет под воздействием его служебного положения. Не тут-то было. Она презрительно смотрела в упор, всем своим видом подчеркивая его интеллектуальную ограниченность. Нет, комбриг был развитым во всех отношениях человеком и по уровню интеллекта мог дать фору любому "знатоку" из известного клуба. Однако ничего с собой поделать не мог. Слово б… преследовало его повсеместно, и даже на высокой трибуне партактива, за что он неоднократно получал нагоняи от высокого начальства. Порой ему удавалось заменить это слово другим, схожим с ним и известным как продукт питания под названием "блин", хотя было ясно, что это не синоним. В данной ситуации положение Петровского усугубилось еще и от того, что он с детства испытывал трепет перед красивыми женщинами. Это обстоятельство приводило его в неописуемое волнение, лишавшее последнего словарного контроля над собой. Путаясь, он уже не успевал следить за собой, и его фирменные словосочетания выстреливали так же четко и синхронно, как зенитный автомат во время зачетной артиллерийской стрельбы по воздушной мишени.

Как и все на флоте, комбриг долго и упорно боролся с этим уродливым явлением, с этой, черт бы ее побрал, матерщиной, проникшей в стройные флотские ряды еще с древних времен. Ежедневно восторгаясь красотой надводных кораблей своей бригады, их неповторимой архитектурой, восхищаясь военно-морской формой одежды и облаченными в нее моряками, особенно офицерским корпусом, он задавал себе один и тот же вопрос: "Ну почему все мы припечатываем чуть ли не в каждое предложение по так называемому "матюгу", или "командирскому" словцу, что одно и то же. Может, для придания вескости подаваемым командам или потому, что кругом одни мужики; Каков же выход, как дальше бороться с собой и своими подчиненными?"

Периодически общаясь с натовцами во время официальных мероприятий, комбриг им внутренне завидовал, когда в составе экипажей обнаруживал представительниц женского пола. "Вот когда бы мат исчез на флоте! – размышлял он. – Но тогда ведь могут появиться новые проблемы… Нет, лучше уж бороться с матом!" Петровский не мог себе представить, что между мужчиной и женщиной возможны только служебные отношения.

"Куда девался Никанорыч? Неужели опять растворился в массах? – Петровский безуспешно пытался отыскать в лабиринтах большого ракетного корабля начальника политотдела. – Ближе к людям, ближе к людям – это понятно, это надо. Но за задержку корабля с выходом на боевую службу с меня спросят в первую голову!"

А задержка уже составляла ровно один час. Этот день прощания надвигался на него, словно иностранный паром в проливной зоне, который не уступит своего курса, когда он наваливается всем своим бортом, прижимая к пирсу, и сразу от него не оторваться, пока сам не отойдет. По-человечески комбриг понимал: девять месяцев срок немалый и поэтому так непросто все, связанное с этим прощанием.

"Черт побери, где командир с замполитом?" – теперь он перекинулся на корабельных начальников. Но и у них в каютах сейчас их семьи. А семьи повсеместно не желали рассоединяться. В некоторых каютах продолжался начатый еще в домашней обстановке семейный совет на актуальную тему: "Что еще забыли включить в список колониальных товаров?"*[1] Особенно бурно совет проходил в кормовых каютах, где жили лейтенанты и мичмана.

– А я тебе говорю, "недельки" купи! – жена главного боцмана восседала за единственным в восьмиместной каюте столом перед батареей из пустых пивных бутылок и давала последний инструктаж своему непутевому в коммерции мужу. – Петя, ну хоть ты ему втолдычь, – обратилась она к соседу по дому, мичману Смертному. – Он ведь кроме своих военно-морских – от пупа до коленок – других не признает. Вся Европа, нынче ходит в "недельках", а он ну никак не может этого уразуметь!

1

Термины военно-морского флота обозначенные знаком /*/