Страница 20 из 25
…Утром мы вручили статью Ким Ен Ману и тут же в сопровождении Кима и его коллег двинулись в аэропорт. Перед самым отлетом Ким Ен Ман передал письменную просьбу М.С. Горбачеву об эксклюзивном интервью. Мы в ответ посетовали, что нас так и не отвезли в демилитаризованную зону (ДМЗ), разделяющую Корею на два государства, РК и КНДР. На протяжении всего пребывания на Юге мы шутили: как только Бажановы прибывают на новое место, начинаются долгожданные перемены. В 1973 году приехали в США – развернулась разрядка в советско-американских отношениях. В 1989 году наведались в ГДР – и вскоре Германия объединилась. В Китае приступили к работе в 1982 году – и полным ходом пошла нормализация советско-китайских отношений. Ссылаясь на эти факты, мы говорили: «Пустите нас в ДМЗ, и Корея объединится». Не пустили! Ким Ен Ман пообещал: «В следующий раз поедем туда!».
Ну а рейс в Москву выдался тяжелым. Попали в грозу. Вокруг полыхали зарницы, раздавались раскаты грома. Однако долетели и даже не повредили подаренный в «Самсунге» телевизор. А через день нас огорошило советское телевидение – объявило о болезни М.С. Горбачева и переходе власти к ГКЧП.
В заключение рассказа о первой поездке в Корею привожу здесь некоторые тезисы из наших записных книжек, не вошедшие в основной текст главы:
– Корейцы настолько чтут свой алфавит Хангыль, изобретенный в XV веке, что в его честь учрежден национальный праздник. Называют Хангыль величайшим достижением национальной культуры.
– Половина слов в корейском языке имеют китайское происхождение. Китайский язык – латынь Азии.
– Три поколения одной корейской семьи: дед жил под китайцами, отец – под японцами, сын – под американцами. У каждого поколения специфические духовные ориентиры.
– Через монголов корейцы получили доступ к достижениям персидской цивилизации.
– В старой Корее вместе с преступником наказывалась вся его семья.
– В прошлом в корейском обществе считались самыми непрестижными («низкими») профессии мясников, актеров и музыкантов.
– После японских вторжений 1592 и 1598 годов Корея не могла восстановиться на протяжении более трех веков.
– Древние корейские художники были столь хороши, что на нарисованные ими картины садились птицы.
– Поэзия – сердцевина корейской культуры. Даже в экзаменах на получение государственной должности (по конфуцианской традиции) главное содержание составляла поэзия. Все корейские императоры были поэтами.
– Великий мастер каллиграфии Ян Сан (1517–1584) написал на листе бумаги иероглиф «летать», который тут же взмыл ввысь. А мастер в тот же день умер.
– Одно из названий Кореи – «Земля пагод».
– Балет проник на Корейский полуостров из России.
– Старинные корейские мелодии отличаются «прямо славянской меланхолией».
– Корейцы говорят: «Умный человек не только постарается помнить о своем прошлом, но и будет стремиться ковать будущее на основе прошлого».
– Когда ребенку в Корее исполняется один год, его подводят к столу, на котором разложены разные вещи. Что он возьмет из этих вещей в руки – таким и будет его судьба. Если выберет кисть для письма – станет ученым, мяч – спортсменом. Ну а выбор мотка ниток предвещает длинную жизнь.
– Корейцы утверждают, что именно их предки изобрели дзюдо, а японцы заимствовали у них этот вид борьбы.
– Корейский адмирал Ли Сун Син (1545–1598) почитается на родине как величайший флотоводец всех времен и народов. Приводятся слова адмирала, маршала Японской империи Того Хэйхатиро: «Вы можете сравнить меня с лордом Нельсоном, но не с Ли Сун Сином. В сравнении с ним я лишь скромный вояка».
Глава 5. Путч и его последствия
Как уже отмечалось, мы вернулись в Москву буквально накануне путча (возможность которого предсказывали, будучи в Южной Корее). Наш самолет приземлился в Шереметьево на рассвете 17 августа, а на рассвете 19 августа вице-президент СССР Г. Янаев объявил, что берет на себя функции президента страны, поскольку М. Горбачев заболел. Учрежден Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП).
Охватило беспокойство, что же будет дальше? Я примчался в Дипакадемию. Коллеги притихли, кто-то поинтересовался моим мнением о происходящем. Вскоре кремлевский курьер доставил документ, подписанный В. Крючковым. Шеф КГБ благодарил Дипакадемию за аналитическую записку об этнонациональных конфликтах, выражал надежду, что мы продолжим «интеллектуальную подпитку» руководства страны. Это был единственный в моей практике случай получения Дипакадемией такого рода отзыва от шефа спецслужбы. Как я позднее узнал, аналогичных благодарностей удостоились в тот день и другие аналитические центры. Видимо, КГБ решил подобным образом вызвать симпатии к путчу среди интеллигенции.
Уже в первый день пребывания ГКЧП у власти мне позвонил Чжо Вань Чжэ из «Дэу» и пригласил заглянуть в их офис на улице Алексея Толстого. Зачем? Оказывается, в Москву срочно прилетел Ким Ен Ман. Ведь Ким недавно встречался с самим Янаевым, теперь главным человеком в СССР! Редакция газеты «Сеул синмун» рассчитывала, что Ким удостоится новой аудиенции у Янаева. Устроить это должен был, естественно, я, поскольку именно через меня Ким Ен Ман вышел на Янаева в первый раз. К тому же я теперь попал в должники газеты – погостил по ее приглашению в РК.
Со свойственным корейцам упорством Ким Ен Ман вовсю напирал на меня, подавай, мол, Янаева. Пришлось втолковывать другу, что в СССР разворачиваются драматические события и сейчас лидерам путча не до интервью южнокорейской газете. Да и каналов связи с ГКЧП у меня нет и в помине. Чтобы смягчить отчаяние Кима, я обещал организовать ему беседы с рядом знакомых политиков и ученых.
После изнурительных переговоров с корейским журналистом я вышел на улицу, но немедленно был остановлен вооруженным патрулем. Офицер проверил документы, а затем заявил, что пропустить меня никуда не может, предложил вернуться туда, откуда пришел. Объяснить причины своего приказа отказался. Пришлось коротать остаток дня в офисе «Дэу» в компании Ким Ен Мана. Он возобновил приставания по поводу интервью с Янаевым и не прекращал их до вечера.
В конце концов я домой вырвался. На следующий день Ким Ен Ман проинтервьюировал с моей помощью несколько человек из МИДа и демократического лагеря.
Ситуация в стране все время менялась. То казалось, что путчисты на коне, то вдруг теплился луч надежды, что оппозиция во главе с Ельциным расправляет плечи. Свободно вздохнули только утром 22 августа, когда Горбачев вернулся в столицу, а заговорщиков арестовали. Вот так на наших глазах делалась история, но мы выступали лишь в роли статистов. Насколько я помню, никто из Дипакадемии не принял активного участия в драматических августовских событиях. Историю (с обеих сторон) творило меньшинство.
Ким Ен Ман затребовал теперь интервью с Горбачевым и Ельциным. Я вновь представил ему знакомых из политического и научного миров. Редакции между тем надоело ждать больших результатов от пребывания Кима в Москве. Ему было велено возвращаться восвояси. Перед отъездом журналист оставил мне официальное прошение об организации интервью с высшими руководителями СССР.
Кое-что о тех тревожных днях зафиксировано в моем дневнике. Еще до поездки в Южную Корею я писал:
Встал на учет в Бауманском райкоме КПСС. С мая был «вне-учетный». Накануне звонили из райкома, грозили исключением из партии. Решил «не бунтовать», хотя с завтрашнего дня Ельцин распорядился убрать из учреждений и предприятий все парткомы. Так что в любом случае надо будет становиться на учет по месту жительства. Да и этого, видимо, делать не придется, ибо партия стремительно движется к расколу на совершенно самостоятельные и антагонистические организации.