Страница 6 из 14
В общем, дом был что надо. Жаль только, что нет радиоприемника и граммофона, но это уже проблемы временных рамок.
Бламбергье тем временем предложил Дариору кресло, чем-то напоминающее трон, а сам расположился на низком массивном табурете. Неуверенно присев, Дариор вопросительно посмотрел на Мишеля.
– Итак, – начал тот, – уже весь город знает о сложившейся ситуации: Бенедикт объявил против нас крестовый поход.
Мысленно Дариор улыбнулся: никакого крестового похода не было. Зря вы, ребята, вздумали дурить профессионального историка! Дариор хитро взглянул на собеседника: мол, говори что хочешь, сочинитель, но я тебе не верю. Историк снова начинал подозревать, что все вокруг куплены Бист Вилахом, и потому понимал, что надо быть начеку. «Спокойствие и осмотрительность».
А вслух сказал сладчайшим голосом:
– Именно. Это ужаснейшее обстоятельство.
– Всех это, как вы выразились, обстоятельство сильно взбудоражило, – продолжил Мишель. – Последние крестовые походы в Лангедоке были закончены ещё в 1330 году инквизитором Жаком Фурнье, который впоследствии и стал Бенедиктом XII. Мы были уверены, что походы в эту область закончены, но увы…
«Спасибо за историческую справку, – мысленно поблагодарил историк, – теперь я точно знаю, что нахожусь в дремучем XIV веке где-то недалеко от Лангедока. Ну, если, конечно, я действительно попал именно в прошлое».
Мишель тем временем замолчал, о чём-то задумавшись, а потом нагнулся к Дариору и суровым голосом произнёс:
– Мои разведчики докладывают, что в Париж к королю был отправлен папский легат.
Судя по всему, данное известие должно было вызвать у наместника бурю эмоций, но этого не произошло – Дариор попросту не понял всей серьёзности этого заявления.
– Вот как? – переспросил он. Потом немного подумал и, поскольку Мишель продолжал вопросительно смотреть, для верности добавил: – Неужели это так… плохо?
– Что я слышу, сир?! – поразился Бламбергье. – Мы наслышаны, что вы человек хладнокровный и стойкий, но я и представить себе не мог, что это известие не вызовет у вас и тени волнения! Наместник, я вам вкратце разъясню ситуацию. Бенедикт объявил против нас тайный крестовый поход. Понимаете? Тайный! Об этом не знает никто, кроме некоторых правителей европейских государств, самого Папы и его кардиналов. Ну, и рыцарей нашего славного ордена. Вы, конечно же, знаете о «палестинском братстве?»
Палестинское братство? Что за чёрт? А, это, наверное, пресловутое Оrdo Тenebris. Выходит, в средние века его называли палестинским? Занятно, весьма занятно!
– Так вот, – продолжил Мишель, – мы уверены, что это именно они повлияли на Папу. Вы, конечно же, знаете, что где-то здесь, в замке, хранятся древние труды, вывезенные нами из Палестины, пока тамплиеры охотились за Граалем.
Архивы! Именно из-за них Бист Вилах устроил все эти чудеса перемещений. Выходит, за этими архивами охотятся все кому не лень: и Мещанов, и Бист Вилах, и братство, и сам Дариор, а в прошлом – ещё и крестоносцы!
А Бламбергье продолжал, не замечая, что лицо Дариора обуревают все возможные эмоции сразу:
– Ватикан хочет овладеть этими трудами. Либо для себя, либо для Палестинского братства. Если первое, то это полбеды. Если второе – то всё гораздо хуже. Мы не хотим повторить судьбу храмовников. Если бы в наших руках оказались эти труды, тогда мы смогли бы противостоять братству. Но без них…
– Что значит «если бы?» – удивился Дариор. – Разве эти труды не у вас?
– А вы не знаете, сир? – в свою очередь удивился Мишель. – Симон де Метц перевёз труды с Родоса сюда по настоянию Великого магистра. Замок тогда только строился, и Симон соорудил где-то под ним тайник, куда и спрятал труды. Вскоре славный рыцарь погиб, и местонахождение тайника кануло в небытие. Эти труды – всего лишь часть тех сокровищ, найденных в Палестине. Как вы знаете, они сейчас хранятся в Родосе, в резиденции Великого магистра, но эта часть трудов самая важная. И, увы, она пропала. Пропала здесь, в Вильфранше. По нашим данным, флот крестоносцев придёт к побережью примерно через месяц. Оттуда до Вильфранша всего два дня пути. А самое худшее – то, что поддержки со стороны Франции не будет.
– Что? – Дариор в ужасе вскочил с места.
Дело обретало поистине плохой оборот. Крестовый поход, архивы, братство… А что, если Дариор здесь на месяц? Или даже больше? Тогда ему придётся присутствовать при штурме замка! Событие, конечно, весьма романтичное, но опасное для жизни. К тому же все эти люди явно ждут, что он поведёт их в бой. Он! Историк парижского исследовательского центра! Что может быть глупее?
– Поймите, – совершенно спокойно продолжал Мишель, – каждый человек любит деньги, но король Иоанн в особенности. Покрывать нас он точно не станет. – На мгновение он замолчал, а потом добавил: – Помощи не будет. Мы можем надеяться только на силу ордена. Крепитесь – возможно, в скором времени нам придётся воевать почти со всеми европейскими странами.
Слова Мишеля зловещим эхом пронеслись у Дариора в ушах, и он в который раз восхитился спокойствием своего собеседника.
«Кажется, зреет вторая Великая война», – горько ухмыльнулся наместник. Настроение его было испорчено, пожалуй, на месяц вперёд.
– Скажите, мсье, – обратился Дариор к Бламбергье. – Я с удивлением заметил неприязнь и даже ненависть к себе у жителей Вильфранша. В чём причина?
– Ох, сир! Не к вам! Не к вам лично. – Мишель злобно сверкнул глазами. – Не все жители города члены ордена, большинство – это пришлый люд, осевший здесь за последние годы. Когда погиб ваш отец, в городе не стало наместника, и они решили устроить тут что-то вроде самоуправления. Создали совет, который отстаивает именно их интересы. Заседают в ратуше и выдумывают новые правила и законы.
– Прямо Октябрьский переворот! – рассмеялся Дариор
– Почему октябрьский? Это было в июне, – пожал плечами Бламбергье. – Но сейчас, когда прибыл новый наместник, сын доблестного Жака де Рено (а надо сказать, что ваш отец правил справедливой, но жёсткой рукой), они понимают, что их вольнице пришёл конец. Вот и скрипят на вас зубами!
«Опять революция и контрреволюция, – сокрушённо подумал историк. – Ничего не меняется».
Вскоре начальник гарнизона ушёл проверять посты, и Дариор остался один в целом доме. Впрочем, не совсем один: как понял Дариор, в правом флигеле шато жили кухарка, повар и слуги, а в левом расположился Лафос. Но Дариор не жаловался на одиночество. Ему было полезно наконец-то побыть одному, изучить новое жильё и спокойно поразмышлять о насущном. Этот чёртов званый ужин был назначен на восемь вечера. Часов в шесть кухарка и слуги, наверное, начнут приготовления, и сосредоточиться в такой суматохе уже не получится. Стало быть, у Дариора имелось примерно два часа на размышления. Но и это лучше, чем ничего.
Первым делом он направился в спальню и рухнул на огромную двуспальную кровать, созданную если не для жителя Олимпа, то уж точно для земного короля. Тут-то его и ждало первое потрясение.
На стене рядом с резным комодом висело большое, отполированное серебряное блюдо, исполнявшее роль зеркала. Дариор заглянул в него и обомлел. Сначала ему показалось, что в спальню вошёл другой человек, и только через пару мгновений наместник понял, что никто не входил – он видит себя.
Из блюда на Дариора смотрел суровый, несколько хмуроватый мужчина с густыми чёрными бровями. Да, он был похож, даже чрезвычайно похож на историка, но всё-таки многим отличался. Во-первых, Дариор имел около шести футов роста, а этот незнакомый господин едва ли достигал пяти с половиной. Зато он был гораздо коренастее, а его плечи оказались шире, чем у Ивана Поддубного. Во-вторых, Дариор, если честно, всегда считал свою внешность весьма привлекательной, а человек из блюда, хоть и обладал некоторым обаянием, был суров и неаккуратен. В-третьих, Дариор всегда старался вовремя бриться. Теперь же на его лице оказались целые южноамериканские джунгли. В-четвёртых, историк теперь выглядел на пять, а то и на десять лет старше. На лбу и скулах уже образовались редкие преждевременные морщины, а в глазах появилась скорбная усталость.