Мга

Его рывок никого не удивил, фигуры двигались, словно слепые, только напряжённо раздували ноздри ему вслед. Он махом поднялся по раскисшей, вяжущей ноги насыпи, прислонился к холодному и мокрому камню мостовых бортов и перевёл дух. Глянул вниз, на берег. Там всё опять двигалось в том же ритме и темпе, как будто он минуту назад и не мчался, расталкивая прохожих.

Кто-то тронул его за рукав, Гай вздрогнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Это был Поль, всё так же безмятежно дымящий тонкой папироской, которая, казалось, приросла к углу его рта. Он с каким-то брезгливым радостным презрением прищурил глаза и спросил:

– Зачем вы пошли с нами, Гаевский?

Гай замешкался, растерялся, и, повинуясь вопросу, настоятельно читаемому в лихих глазах Поля, пролепетал:

– Так меня же позвали…

– И вы всегда идёте туда, куда вас зовут? – голос лагира звучал уже издевательски.

Гай понимал, что вот прямо сейчас он должен оскорбиться и, может, даже дать по морде этому наглому Полю. Но время текло так непривычно медленно, и обстановка виделась ему настолько более чем странно, что Гай решил проглотить обиду.

– А кто они все? – миролюбиво переводя разговор на другую тему, он махнул рукой в сторону призраков, «гуляющих» по берегам несуществующей реки.

– Пленники Негли, – пожал плечами Поль, словно ему приходилось объяснять всем известные вещи. – Спасённые Неглей.

– Негли? – переспросил Гай.

– Похороненной заживо реки, – ещё более непонятно уточнил его странный собеседник. – Вас когда-нибудь хоронили заживо, Гаевский?

Поль засмеялся своей дурацкой, совершенно несмешной шутке, а Гай невзначай понял, что ни разу не видел, чтобы тот брал новую папироску или прикуривал. Казалось, что уже несколько часов, пока длится этот то ли сон, то ли кошмар наяву, в углу рта Поля дымится всё одна и та же тонкая, дамская, изящная палочка для курения. Лагир почувствовал, что Гай его не понял, и добавил ещё:

– Река разливается во время дождей, вырывается из своей могилы. И мстит. И все души, что унижены и погублены на её берегах, тоже выходят на поверхность.

– А.…вы? – Гай спросил, леденея от собственной дерзости. Но Поль ответил довольно благодушно:

– А мы что? Как мы можем быть исключением? Но…

Лагир вдруг хитро и по-свойски подмигнул Гаю.

– Всем хочется быть исключением, так ведь? Явлением уникальным и выпадающим из общих норм и правил. Только не у каждого на это хватит мочи и внутренней силы. Так вот что я вам скажу, Гаевский. В такие ночи, как эта, если повезёт, можно стать исключением. Негля не против.

Гай подумал, что совершенно спокойно, будто так и должно быть, разговаривает сейчас с кем-то вроде призрака. Но даже это осознание не вывело его из тягучего транса, где всё – и мысли, и движения, и намерения – превращались в тягучее, липкое варенье. Они помолчали немного, взирая сверху на силуэты, потерянно двигающиеся вдоль зданий внизу.

– Пойдёмте со мной, – сказал Поль, решив, очевидно, что разъяснений с Гая хватит. – Делать вам тут, право слово, абсолютно нечего.

Он быстро и размашисто отправился к насыпи, чтобы спуститься с моста, уверенный, что собеседник беспрекословно пойдёт за ним. На спуске Гай поскользнулся, испугано скатился по глинистому откосу вниз, кажется, сильно разодрал руку. Из-за налипшей грязи глубины царапин не просматривалось, но кровь сочилась сквозь земляную корку. Поль резко остановился, повернулся к барахтающемуся на земле Гаю, который больше всего на свете боялся сейчас упасть в эту мутную, мёртвую реку, протянул ему руку с выражением брезгливости на лице.

– Цените мою доброту, Гаевский, – сказал, вытирая испачканную ладонь изящным кружевным платком, который достал из нагрудного кармана накрахмаленной сорочки. – Я не убил вас ни третьего дня, ни сегодня… Хотя имею полное право.

– Что вы имеете в виду? – Гай двинулся за своим спутником медленно и осторожно, тесно прижимаясь к сырым стенам зданий, стараясь не ступить глубоко в воду.

– Я ничего не имею, – бросил через плечо Поль. Он тоже ступал осторожно, но уверенно. Казалось, он тоже старается не касаться воды, даже совсем мелкой у берега. Но шёл довольно бодро вперёд, не останавливался ни на секунду.

Здания становились всё узнаваемей, деревянные постройки с непонятными «ятьними» вывесками исчезли, впереди явно замаячил Детский мир, от которого в перспективе угадывалась огромная площадь. По мере удаления от залитой водой мостовой, лужи становились всё обычней, и дождь становился просто противным, а вовсе не ирреальным.

Они прошли молча дальше, и Гай уже не удивлялся, что даже в этом проявляющемся знакомом ему мире, прохожие встречались редко, торопливо и сосредоточенно, а автомобили, обычно сплошным потоком заполняющие Лубянку, в эту ночь словно старательно объезжали стороной это место. Откуда-то со стороны доносился шум моторов, но издалека. На перекрёстке лагир резко остановился. Остановился и Гай.

– Вы фраер, Гаевский, – сказал ему Поль, – безнадёжный лох и бесхребетный трус. И всегда таким были. Но я не мог отказать себе в удовольствии, чего бы мне это ни стоило. Держите на удачу.

Гай машинально взял какие-то небольшие картонки, которые ему протянул лагир. Вопросительно посмотрел на него. Поль кивнул, развернулся и лёгкой счастливой походкой ушёл прочь под сплошным ливнем по улице, ставшей вдруг бесконечной.

– А что будет с этим… Как его? С Боней?! – вдруг вспомнив, закричал Гай, но то ли крик его оказался слишком тихим, то ли дождь перебивал своим дробным громким шорохом все звуки, но лагир явно ничего не услышал. Он не остановился ни на секунду, и сразу растворился в серой дождливой пелене.

Гай смотрел вслед, почему-то жалея, что Поль уходит, ему вдруг захотелось ещё хотя бы раз встретиться с этим ужасным человеком, наверняка безнравственным жуликом. Но было что-то в Поле бесшабашное, энергия какого-то иного порядка, такая, которая редко встречается у людей. Хотя, кажется, и у призраков тоже.

Он ненавидел Поля, и в то же время хотел быть с ним рядом. Может, даже дружить. Да, именно, хоть это и было неловко, Гай признался себе, что хочет иметь такого друга, как Поль. Наверняка и Кит бы с ним сошёлся. Они одной породы. Словно аккумуляторы, которые заряжают неистовым стремлением к жизни. Обладающие этим бесценным сокровищем, которого так не хватало ему.

– Как это может быть, если он по ту сторону? – спросил сам себя Гай, и, не дождавшись, естественно, ответа, наконец-то посмотрел, что вручил ему этот наглый обаятельный пижон. Это были три карты: туз, король, валет. Подземная тройка. Он каким-то непонятным образом заполучил её.

Не зная, ужасаться ему или радоваться, Гай засунул карты в карман джинсов и побрёл в сторону пристанища, которое ныне служило ему домом. Внезапно на хмурые улицы упал, словно прорвавшись из небытия, рассвет. Тусклым облачным солнцем позолотило враз маковки церквей. Эта длинная странная ночь, ушла, унося с собой тени, призраки и сожаления о неслучившемся.

С противоположной стороны улицы Гай заметил, что дверь в ночной игорный дом приоткрыта. Словно приглашая его посмотреть в лицо своему недавнему кошмару. Три карты в кармане разливали вокруг себя приятное тепло, как будто аккумулировали в нём энергию и желание знать правду, какой бы она ни была. На первом этаже у выхода увидел знакомый табачный ларёк, нафталиновая гардеробная исчезла, но он даже почему-то не удивился. Часть стены, где совсем недавно открылся вход в подземелье, скрывалась за громоздкими витринами с сигаретами, напитками и всякой сопутствующей ерундой типа жвачки и шоколадок.

Из-под прилавка вынырнул чернявый паренёк. Он виновато и раздражённо посмотрел на Гая:

– Мы закрыты, закрыты ещё… После девяти заходи.

И замахал рукой в сторону вывески, подтверждая свои слова неоспоримыми документальными фактами.

– Я не… – по своему обыкновению начал мямлить, словно оправдываясь, Гай, но тут же в голове у него прозвучали презрительные слова Поля «Вы безнадёжный лох, Гаевский», и ему стало неловко перед отсутствующим лагиром.