Страница 20 из 23
Если бы не Шин, Акеми совсем извела бы себя постоянными размышлениями, прикидыванием вариантов… нет, не того, как завоевать любовь собственного мужа, а того, что можно было сказать, а что — не говорить, когда он приходил. Сейчас, когда девушка немного успокоилась и начала анализировать их встречу, ей казался неоправданным ее срыв. Ну зачем было вываливать на человека в непростом душевном состоянии всю правду, тем более что он не был к ней готов, она не была ему нужна?! С другой стороны, носить это в себе уже не оставалось сил, да и сделанного не воротишь.
Акеми устроила себе небольшой отпуск. Закончила аудит, заказанный ей еще в прошлом месяце, сдала результаты озабоченному клиенту — и с головой ушла в заботу о маленьком человечке.
Шин оказался очень тактильным ребенком. По утрам, проснувшись, он старался не потревожить Акеми (хотя она просыпалась одновременно с ним и продолжала лежать с закрытыми глазами) и подкатывался к ней под бочок. Прижимался, закидывал ручку на девушку и лежал тихо-тихо. Впитывал непривычное, но такое необходимое тепло, тихонько сопел и иногда шевелил губами, словно что-то рассказывал. Акеми не сразу поняла, что ребенок бормочет молитвы.
Днем мальчик обязательно подходил и с надеждой и затаенной опаской поглядывал на нее, и это значило, что нужно его обнять, погладить по спинке, потискать. Настроение у малыша поднималось моментально, он сиял и с несвойственным настолько маленькими детям рвением выполнял все, что Акеми считала нужным сделать. Они начали изучать кандзи, за каждый выученный иероглиф юная воспитательница целовала Шина в щечки и прижимала к себе. Он старался изо всех сил.
Его непременно надо было пообнимать перед едой, после еды, перед дневным сном, после пробуждения, вечером… Акеми никогда не отказывала ребенку в такой малости, тем более что ей и самой было приятно. Прошло не больше недели, а Шин уже не был таким тощим, как в первый день их знакомства. Его ссадины тоже заживали, и Акеми надеялась, что все его будущие раны не будут серьезнее разбитых коленок. Не было, правда, понятно, сможет ли такой трепетный малыш стать достойным продолжателем дела семьи Кентадзи, но очень быстро для Акеми это утратило всякое значение. Сможет — не сможет, какая разница? Через несколько дней после напряженной и нелегкой беседы с мужем девушке стало казаться, что Шин — единственный и последний мужчина в ее жизни, а этот небольшой домик — ее дом на всю оставшуюся жизнь.
Вернуться к родителям она не могла, и не потому, что они были бы против. Просто это означало бы на весь Сейретей заявить: в доме главы клана Кучики не все ладно. Так поступить с Бьякуей? Нет! Что угодно, но не это! Разве только он сам извернется и переведет их брак в формат мукойрикона*, но Акеми не думала, что ее благородный дайме на это пойдет. Ведь так поступить после года совместной жизни тоже значит признать разлад в высокородном семействе.
Годы безответного чувства в достаточной степени закалили Акеми. Она позволяла себе уныние не более пары дней. Чем в это время занимался Бьякуя, она не знала. Даже специально избегала всякого упоминания родного мужа, чтобы не травить душу. Навестившая подругу Сой Фон, со смешанными чувствами наблюдая за Шином, мельком упомянула, что рокубантай-тайчо выглядит подавленным и очень задумчивым, но по обыкновению ни с кем не обсуждает своих переживаний.
— Слушай, — не выдержала наконец капитан второго отряда, — откуда у тебя этот пацан?
— Пришел, — Акеми пожала плечами.
— Вот прям взял и пришел, а ты прям взяла — и оставила его у себя?
— Примерно так.
— Ты хоть знаешь, кто…
— Знаю, — перебила подругу княгиня. — Но и ты знаешь, что после новой жизни в Генсее и смерти там душа обновляется и перерождается. Неужели и ты будешь рассказывать мне о прежних грехах давно ушедшего человека?
— Не человека, а шинигами, — проворчала Сой Фон, отводя взгляд. Потом опять остро глянула на Шина, как раз подбежавшего к Акеми с каким-то невинным вопросом. Дождалась, пока ребенок унесется по своим детским делам, и вздохнула. — Ладно. Будем считать, что ты права. Ты узнала, как он умер?
— Да. Отец ушел, мать повесилась. Никто не приходил, потому что родственников то ли не было, то ли эта семейка с ними не общалась. Он голодал неделю или больше, а потом попытался выйти из квартиры. Через окно, потому что замок на двери уж больно мудреный. Ну и сорвался…
— Ксо, — с чувством сказала Сой Фон, представив, как дошколенок изо дня в день сидит в замкнутом пространстве наедине с трупом матери. — Ты будешь ее искать? Она же должна быть где-то здесь, правда в самых дальних районах.
— И не подумаю! Была б женщина достойная, можно было бы. А неуравновешенную идиотку, которая даже не подумала о собственном ребенке… К меносам! Она не сто́ит такого зайчика.
Упомянутый зайчик снова подскакал к Акеми, прижался к ее боку, с лукавым выражением покосился на гостью.
— Кеми-тян, а можно я не буду зайчиком?
— Интересно! А чем тебе не нравятся зайчики?
— Они мне нравятся, — рассудительно объяснил Шин, — только на них все охотятся, а бедные зайки прячутся и боятся. Можно, я буду кем-нибудь другим? Пожа-а-алуйста!
— Лисенком, — неожиданно произнесла Сой Фон, наблюдавшая эту умилительную картину. Акеми и Шин удивленно на нее посмотрели. — Лисенком хочешь быть? Они смелые, хитрые и очень красивые. М-м?
Мальчик распахнул голубые глазищи, и Сой Фон поняла, почему Акеми впустила это чудо в свою жизнь и в свое сердце. Мало кто устоял бы. Капитан Омницукидо наклонилась к ребенку и заговорщицки прошептала:
— А если ты научишься сохранять вот такой же невинный вид, но при этом быстро думать и принимать решения, я возьму тебя в отдел тайных операций, когда вырастешь. Хочешь?
Шин на всякий случай поплотнее прижался к Акеми и неуверенно кивнул. И вопросительно уставился на свою воспитательницу. Та скептически смотрела на подругу.
— Не рановато ли?
— В самый раз, — проворчала коварная Сой Фон. — У детей должны быть четкие ориентиры в жизни.
Она ушла довольно поздно, после ужина, мытья, сказки на ночь и вечерних обнимашек. Ведь приходила-то нибантай-тайчо поговорить о своей обожаемой Йоруичи-сама. Увы, более свободная в перемещениях подруга не могла порадовать: в скромном магазинчике сладостей все было без изменений. На совет Акеми «Сходила бы ты сама, сколько можно дуться на этого Панамочника?» она только угукнула. И, выходя из дома, почти пропустила скользнувшую мимо нее фигуру в темном. По привычке Сой Фон было дернулась остановить, схватить, допросить — с пристрастием! — но распознала реацу, и только усмехнулась.
Между тем Акеми убирала посуду и остатки угощения. Она не сразу осознала, что чье-то присутствие ей не мерещится. В последние дни, когда она задумывалась о Бьякуе, ей иногда казалось, что он рядом, но каждый раз выяснялось, что воображение играет с ней злые шутки и выдает желаемое за действительное. Вот и теперь девушка почувствовала мужнину реацу, но только головой тряхнула. И была крайне удивлена, когда обернулась и встретилась с его внимательным, немного напряженным взглядом. Акеми часто заморгала и выронила из рук полотенце.
— Акеми… — позвал Бьякуя. — Акеми…
========== Часть 5 ==========
Комментарий к
*хоси ≈ звезда, «ми» - частая приставка к японским женским именам, обозначает «красота»
**сун – мера длины, равная 3,03 см.
Бурмин побледнел…
И бросился к ее ногам…
Метель
А.С. Пушкин
Некоторые вещи в этой жизни не меняются совсем. Ренджи замер у полуоткрытых седзи, привалившись плечом к косяку, и с нежностью смотрел на свою жену. Та, в глубокой задумчивости уставившись в лист бумаги, на автомате водила по нему кисточкой. Лейтенант шестого отряда голову мог дать на отсечение, что размышляла она о более изящной формулировке, а рисовала кролика. На документе.