Глазурь

— Только что получил.

— Нам не стоило приспосабливать Глазурь под полицейские нужды. — Говорит Зизи, встряхнув головой. — Я предупреждала Макса, что это будет использовано для нарушения прав граждан. И посмотрите, насколько я оказалась права.

— Мы благодарны вам за ваш вклад в Столичную полицейскую службу, мисс Куинн. А сейчас, Петри, тебе стоит пройти с нами. — Он указал на черную машину, припаркованную перед нашей подъездной дорожкой.

— Одна она никуда не пойдет. Она еще несовершеннолетняя, вы в курсе? Поэтому я буду присутствовать на допросе. Я знаю наши права.

— Конечно, все знают свои права. Все всё знают, — вздохнул он и еще раз указал на машину. — Так мы идем?

— Мне нужно взять пальто, — отвечает Зизи и бросается в дом. Когда она вернулась через несколько минут, на ней был зеленый военный пиджак. Тот самый, который она одевает, когда хочет показать солидарность с низшими слоями общества — великолепно!

Голова поникла, мои ноги почти волочатся по земле, и я спускаюсь к ожидающему меня транспорту. Почему я не сдалась, вместо того, чтобы мчаться по крышам с каким-то чудаком?

Детектив Ли открывает для меня дверь, и, положив руку мне на голову, осторожно подталкивает меня внутрь. Мне в лицо ударяет запах новой машины, я говорю о спреях, которыми производители обрабатывают машины изнутри перед тем, как спустить их с конвейера. Запах торговой марки, как говорят. Так же как супермаркеты накачивают через кондиционеры запах только что выпеченного хлеба. Все делается, чтобы мы чувствовали себя лучше.

Не думаю, что когда-либо чувствовала себя хуже.

Зизи вскользнула за мной, детектив Ли и женщина-полицейский сели спереди. Двери захлопываются, и машина трогается. Сквозь тонированное стекло смотрю, как наш дом все уменьшается.

— Что происходит, Петри? — шипит мне Зизи. — Кем был тот парень? И что случилось с твоей одеждой? — Она впервые смотрит на мои окровавленные джинсы и оборванную футболку.

— Ты знаешь о протесте, организованном Райаном МакМанусом?

— Против закрытия школы?

— Да. Ну, я вроде как участвовала и он, вроде как, вышел из под контроля. И я сбежала от полиции. А тот парень помог мне.

— Петри, я говорила тебе в таких случаях оставаться на месте?

— Да, но я запаниковала. Они стреляли из водных пушек и резиновыми пулями. Извини, мам. — Я называю ее мамой только когда хочу поддразнить ее, я знаю, это сводит ее с ума. Это хоть что-то делает с силой имен и показывает, как ярлыки возвращают женщину к старомодным стереотипам. Она писала об этом статью в Таймс. Не то чтобы я читала ее, доступ к ней платный. Я не собиралась платить, чтобы прочитать материал, который могу услышать бесплатно за ужином.

Она провела рукой по своим соломенным с проседью волосам и вздохнула.

— Все будет хорошо. Я сообщила своему адвокату, и мы решим эту проблему.

— А ты не можешь просто позвонить Максу? — спрашиваю я.

— Нет! — резко отвечает она. — Это семейный вопрос.

— Но ведь Макс играет в гольф с Министром внутренних дел?

— Хватит, Петри. Макс сейчас в самолете из Гватемалы. Кроме того, ты не можешь бегать к нему с каждой маленькой проблемой как ребенок. Тебе нужно учиться нести ответственность за свои действия.

По тому как скривился ее рот при упоминания имени Макса, можно сказать, что дело не только в моем аресте. Должно быть, они с Максом опять поссорились. Шикарно!

— Мы все уладим, не волнуйся. Только ты и я. — Зизи похлопывает меня по колену, а потом отдергивает руку в ужасе от липкого красного пятна на ладони. Она вытирает ее о кожаное сидение.

— Слушай, ты можешь не влезать в это? — говорю я.

В тусклом свете, проникающем снаружи, я увидела, как ее глаза увеличиваются.

— Не лезть в это? Не лезть в это! Это нарушение наших прав, Петри! Или для тебя это не имеет значения?

— Нет, конечно, имеет. Просто… ты можешь не возмущаться так? Я уверена, что все будет в порядке.

Она сложила руки на груди и отвернулась от меня.

— Хорошо, я не буду в это вмешиваться. Но не приходи ко мне в слезах, когда они решат отправить тебя в исправительную колонию. Вы же не думаете, что я не знаю об их существовании? — говорит она, наклонившись вперед и обращаясь к полицейским. — Я член Амнистии. Я записываю весь этот разговор, вам известно? — Она опять откидывается на спинку сидения. — Посмотрим, как они запляшут, когда их варварский процесс пойдет не так как надо.

— Я не советовал бы вам это делать, мисс Куинн, — говорит Ли, даже не оборачиваясь. — Вам могут быть предъявлены обвинения в подстрекательстве к насилию.

Рот Зизи открывается и закрывается снова. Я пытаюсь не улыбаться. Остальная часть пути проходила в тишине. К счастью.

Полицейский участок представляет собой новостройку, всю из стекла и металла. Я начала считать секунды до того момента, как Зизи начнет упоминать налогоплательщиков. Мне не придется ждать слишком долго.

— Ну, она великолепна. Хотелось бы мне знать, сколько это стоило? — говорит она, подняв глаза на большую статую полицейского, опустившегося на одно колено, чтобы взять ребенка на руки. — Какое великолепное использование средств налогоплательщиков. Я конечно имею ввиду: забыть об открытии нового крыла роддома, пока полиция не получит свой сияющий символ благодеяния, чтобы обманывать всех нас.

Я почти начинаю надеяться, что они меня посадят.

Большие стеклянные двери с шипением открылись, когда мы подошли, внутри было тихо. Больше похоже на больницу, чем на шумный полицейский участок, который я представляла. Здесь не было переругивающихся проституток и их сутенеров. Никаких бродяг, кричащих о своей невиновности. Я даже немного разочарована.

Детектив Ли перебросился парой слов с полицейским за приемной стойкой, сказал женщине-полицейскому, сопровождавшей нас, что «он разберется», а потом повел на через приемную к двойным дверям на другом ее конце. По сравнению с этой тишиной, в главном зале было действительно шумно. Мои кеды ужасно скрипели на отполированном полу. Зизи так сердито посмотрела на меня, будто я могла заставить их не скрипеть.

Всю дорогу она бормотала о гражданских свободах. Ли игнорирует ее, что раздражает ее еще больше — он мне, вроде как, нравится.

Ли останавливается перед дверью и набирает на кодовом замке шестизначное число: 538873. Я начинаю выискивать в числе закономерность: даты, коды, слова. Единственное значение, которое я могу ему приписать, это простой буквенный шифр, означающий «чайник». Но это, вероятно, просто случайное число. Комната выглядит скорее как приемная, чем как комната для допросов. По обе стороны стеклянного кофейного столика лицом друг к другу стоят низкие диваны. Есть даже кружки на столе. Ли кивает нам занять место и убирает кружки, ставя их в раковину.

Мы садимся на диван, перед этим смахнув крошки с подушки. Зизи грызет ногти, сегодня, они выкрашены в ярко-зеленый цвет, хотя уже и начали немного отрастать.

Ли устраивается на диване напротив нас.

— Вам, должно быть, интересно, как мы вас выследили.

— Не особо, — говорю я. — У вас везде наблюдение.

Ли, кажется, слегка сбит с толку.

— Ну, наблюдение нам не понадобилось, мисс Куинн. Ваш друг, Райан МакМанус сказал нам ваше имя, но будьте уверены, мы нашли бы вас в любом случае.

Я не могу сдержать небольшой вздох потрясения.

— Вы поймали Райана?

— Мы отпустили его 30 минут назад с предупреждением. Он не сделал ничего плохого.

— Тогда почему именно вы притащили сюда мою дочь?

Ли разблокирует тонкий планшет. Замечаю, что это последняя графеновая модель, похоже, УайтИнк помогает полиции более, чем одним способом. Легким прикосновением он включат экран, появляется зернистое изображение — это толпа людей, держащих плакаты и скандирующих. Ли кликает по экрану и картинка увеличивается. Я узнаю некоторых людей: Райан, Карл, Кьяра. Это кадры протеста, снятые с высокой точки, дрона или спутника, я не уверена.