Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 61 из 89

Так вот если брать в среднем по статистике, многие операции «поиска» срывались из-за того, что противник обнаруживал разведгруппы еще до начала операций, и группы вступали в бой раньше времени, или же из-за того, что не получалось проделать проход через минное поле. Пленных удавалось взять только в очень удачных случаях. А живыми довести до своих — еще реже.

Так, известен случай, когда в ночь на 13 мая разведгруппа их роты в составе 9-ти человек производила контрольный «поиск» пленного. Группе захвата из 3-х бойцов удалось преодолеть все заграждения и проникнуть вглубь вражеской обороны. Разведчики добрались до ближайшего блиндажа, ворвались в него и обнаружили там нескольких немцев. С собой они могли взять только одного, остальных пришлось нейтрализовать... Казалось бы — удача! Но пленный оказался несговорчивым настолько, что довести его до места живым не удалось. Операция оказалась бы сорванной, если бы один из разведчиков не прихватил с собой письма и документы, что лежали на столе, а также автомат.

Но у Бориса Павловича за время его недолгого пребывания в разведке неудач и осечек не было, потому что он никогда не спешил, умел выждать момент и внимательно готовился к операциям, просчитывал каждую мелочь, каждую деталь, каждый шаг. Один раз он поспешил и получил ранение, но об этом чуть ниже.

Иногда, впрочем, приходилось проводить разведывательно-диверсионные работы в прифронтовом тылу противника. Вот тогда Борис Павлович снова обязательно надевал немецкую форму, теперь уже с погонами и знаками отличия, что всегда ввергало его в приступы страха.

Жизнь фронтового разведчика полна опасностей. В условиях войны она изобилует неожиданностями, к сожалению, в основном неприятными; в сложных обстоятельствах не предлагает стандартных решений, требует от разведчика молниеносной реакции и даже актерского мастерства, а также взаимной выручки и понимания друг с другом. Это, без преувеличения, жизнь у смертельной черты. Возможно, поэтому разведывательные подразделения в некотором смысле относились к привилегированным. Во-первых, они базировались в тылу, хотя и недалеко от фронта. А во-вторых, разведчики не сидели безотлучно на позициях, как полевые солдаты. Им нельзя было сосредотачиваться на одной точке, на узком участке фронта — им необходимо было находиться в особенном состоянии души, чувствовать простор, дышать вольным воздухом, чтобы в любой момент можно было стать ветром и крыльями одновременно. Это, конечно, образ, но вдумчивый читатель его поймет.

Всего Борис Павлович принимал участие в 17-ти операциях, лично взял 9 «языков», нейтрализовал много вражеских бойцов.

Дети, а потом и внуки, даже правнуки всё допытывались, скольких немцев он за всю войну застрелил, а он отмалчивался — неудобно ему было говорить, что он по живым людям стрелял. А потом, начав диктовать младшей дочери свои воспоминания, как вспомнил, сколько раз эти изверги в него стреляли, в его родных... Как замелькали перед ним заново картины плена и оккупации, сплошных расстрелов, тогда перестал стесняться и признался, что вначале считал их, а потом после 30-ти перестал — операции-то были групповые. Да и не только поэтому, просто солдат, стреляя, не всегда знает попадает он в десятку или нет. Бывало, что так только, слегка выводил врага из строя... А то, может, и мазал. Конечно так, чтобы в глаза человеку смотреть и стрелять в него, такого не было, так не смог бы он поступить. Это только немцы на такие дикарские мерзости способны.

Еще одно правило, которому следовал Борис Павлович. Но об этом пусть расскажет он сам:

«Разведрота 37-й армии... И вот, когда мы за Днестром сидели, послали нас, армейских разведчиков, взять языка. Дело было перед открытием второго фронта. Это должно было произойти в начале июня 1944 года[57], а шел только май. Но мы готовились и тогда через день на операции ходили. И вот в ходе операции у нас завязался бой. Ни одна из сторон не уступала другой, наконец, выдохлись и мы и немцы.

Ну, разведчик же не может, идя на операцию, набрать с собой боеприпасов на всю жизнь, не может. И немец перед атакой берет ограниченный запас.

И вот случай. Бегу я, выстрелял весь автомат, ни гранат, ни одного патрона, ничего у меня больше нет. И бежит навстречу мне немец с ручным пулеметом. Я падаю в воронку, наставляю на немца автомат и жду. А он падает на ровном месте и пулемет сваливается на него. И вот мы оба лежим. Потом я, значит, пилотку вверх поднял — немец не стреляет. Я одним глазом присмотрелся и вижу, что у него пулемет зашевелился. Я в ответ автоматом шевелю. Не знаю, сколько бы мы так лежали. Наверное, долго.

Он понял, в каком мы оказались положении, первым. Поднимается и говорит мне:

— Иван, нихт патрон? Их тоже нихт патрон, — я лежу, на его слова не реагирую. Он снова говорит: — Иван, поднимайся, уходи. Не хочешь? Ну лежи...

Взял на плечо пулемет и ушел. Тогда и я поднялся.





Это был наглядный урок для меня! Я понял, что ни ловкость, ни сила не придадут человеку перевеса, если он не научится быстро ориентироваться в происходящем, не научится правильно действовать в сложившихся обстоятельствах. Простая истина, да? Но тогда она словно молнией сверкнула в моем сознании.

Понимаешь? У меня не было патронов, и он понял эту ситуацию, понял меня и мое поведение, а вот я его понять не мог. Значит, не мог проявить инициативы.

А на войне, когда идет бой, когда творится что-то непонятное, все летит кувырком, тот, кто быстрее просекает ситуацию, выходит в победители. А тот, кто не понимает происходящего или соображает с опозданием, — проигрывает. И все. Так вот немцы быстрее нас прочитывали расклад сил, наши намерения. Ну черт его знает! Наверное, они лучше обучены были. Это меня невероятно злило!

С тех пор я не стеснялся у них учиться. Пусть они враги, но, если они в чем-то превосходят нас, мы должны поднатужиться и устранить свои недостатки».

По всему видно было, что Борис Павлович постоянно анализировал фронтовые события, не боялся в чем-то признавать врага более сильным и за что-то критиковать себя. Позже он об этом, о своих размышлениях будет рассказывать молодым мужчинам, дабы те понимали: если настанет лихая година, надо быть готовым к ней. Значит, все время надо стремиться быть первым и лучшим.

Отдыхать и развлекаться человеку на земле некогда, это понятия не для жизни, а для вечности.

Вот эти рассказы Бориса Павловича:

«У немцев были шофера, у них были мотоциклисты ... Как-то мы захватили их автоколонну: кто, кто умеет грузовик водить? Никого не оказалось. Вот так. Сейчас-то уже все грамотные. А тогда... Кто умеет на мотоцикле ездить? Тоже никто. А немцы все ездили. Обидно.

Что у них было лучше нашего, если о технике сказать? Наши танки были не хуже немецких. Наша 34-ка была вне конкурса, легкая, мощная, непробиваемая, с многими другими преимуществами...

У нас не было автотранспорта. Немцы, конечно, захватили Чехословакию, там заводы «Шкода», да был у них и свой автотранспорт. А у нас все носили на плечах и возили волами. Ну только полуторки были.

Орудия наши не хуже немецких. У них калибр был 81, а у нас 82. Но что такое орудие? Два колеса и труба.

А вот оптика наша не дотягивала... У них были цейсовские прицелы, и они по целям стреляли, а мы землю рыхлили. Так и минометы. У них, полковой, батальонный, ротный — это на 1 мм разница была. Хуже у нас было что? — винтовки. Если не углубляться, то наши винтовки были лучше. У нас винтовка стреляла легкой пулей с дальностью полета — 3000 метров, убойной силой — 2000 метров. Тяжелая пуля: дальность полета 5000 метров, убойная сила там вообще страшная, а прицельный огонь всего 300-400 метров. Ну что это?

А у немцев были винтовки с другими параметрами. У них были заряды, патроны, дальность полета 1200-1500 метров. А убойная сила достаточная, чтобы соответствовать прицельному огню. Без прицела стреляй ты хоть на 5000 метров. В кого ты попадаешь? Поэтому они успешнее стреляли, у них прицельный огонь был. Одна или нет, но она как шарахнет — и тебе в плечо.